Новый мир. Книга 3: Пробуждение (СИ) - Забудский Владимир

Еще днем ранее Игорь Сальников высокомерно заявлял, что горная крепость останется неприступной, даже если все солдаты Содружества лягут костьми на подступах к ней. Теперь было похоже, что его слова были скорее попыткой состроить хорошую мину при плохой игре. Но этот спор был еще далек от завершения.

— Многие мечтали бы оказаться сейчас на нашем месте, Сандерс, — прошептал майор мечтательно, хищно глядя вниз. — Часы гребаных коммунистов сочтены! И мы — те самые парни, которые увидят момент их падения!

Красноречивым взглядом я дал понять весь свой «восторг» от такой «чести».

— Вот уж не ожидал после Грей-Айленда, что ты сможешь дожить до этого. Если честно, ты всегда был конченым недоумком. Меня мало кто так раздражал, как ты, — разоткровенничался майор.

— Я тоже надеялся после Грей-Айленда, что ты не доживешь до этого момента, — не остался я в долгу. — Когда в Киншасе тебя подсмалили, как поросенка, честное слово, это был один из счастливейших дней на протяжении всей войны.

По молчаливому уговору, установившемуся между нами еще со времен Киншасы, я делал над собой титаническое усилие, чтобы не оскорблять майора при подчиненных, но переставал изображать добренького и послушного, если мы оставались вдвоем. Наша взаимная неприязнь была слишком глубокой и острой, чтобы ее могло сгладить время, общее дело, чувство долга или что-либо еще в этом мире.

— Что, думаешь, я не смогу всыпать тебе кнута, как тогда, на острове, за твою дерзость и нарушение субординации?! — злобно сверкнул глазами майор.

Я ухмыльнулся, хорошо зная, что это пустая болтовня. Томсон всё ещё командовал мною, но больше не имел безграничных прав рабовладельца, как было на Грей-Айленде. Командир роты в чине капитана, один из самых опытных в Легионе, я был куда более серьезной фигурой, чем бесправный рекрут-новобранец.

— Валяй. Коммунисты припасли для меня кое-что похлеще, чем кнут. Так что твой вариант мне нравится. Но кто тогда будет командовать отрядом, который ты посылаешь на убой? Судя по твоей самоуверенной роже, сам ты вниз лезть не собираешься. Я угадал?

— Ты подошел слишком близко к краю пропасти, Сандерс. Не испытывай судьбу и моего терпения, — угрожающе прошипел майор, красноречиво кивнув подбородком в сторону колодца.

Вопреки его ожиданиям, я ни сделал ни шагу назад. Даже наоборот, дал ему понять дразнящим взглядом, что он может попробовать исполнить свою угрозу, если желает. В отличие от этого садиста, который провел большую часть войны издеваясь над своими же людьми, не способными ответить на унижения, я был закален беспощадными боями с реальными врагами, которые пытались убить меня и имели для этого все возможности. Из нас двоих лишь один был настоящим бойцом, и мы оба понимали, кто именно.

— Лучше давай к делу, — сказал я, убедившись, что угрозы майора, как и следовало ожидать, оказались пустым звуком, и ему расхотелось развивать тему наших непростых взаимоотношений.

— Есть особое задание для твоего огрызка отряда, — угрюмо гаркнул он. — Данные закачаны в твой комм. Но лучше слушай меня внимательно! Потому что с того момента, как вы спуститесь туда, нормальной связи с поверхностью больше не будет!

— Я весь внимание.

— Нашему батальону приказано пробиться в отсек L-80-312. Там размещен один из узлов управления автоматизированной ПВО. Если он действительно там, надо немедленно прекратить его работу. У миротворцев через полчаса будет восемнадцать аэромобильных бригад в воздухе, на сраных медлительных «Воронах». Проклятым ПВОшникам можно будет даже не целиться, просто палить в небо наугад — промахнуться тут сложно.

Я понимающе кивнул.

— Я уже отправил вперед роту «Альфа», — сообщил майор.

— Тауни не забыл оставить тут один из моих взводов, который он нечаянно прихватил?

— Это не твой взвод, а Легиона. Он тоже внизу, вместе с «Альфой». Встретишься с ними у цели. Если Тауни жив, он, как замкомбата, будет за старшего.

— Кто бы сомневался, — фыркнул я.

— Спустившись, вы попадете в чертов хаос. Никто точно не знает что там происходит, сведения обрывочны и противоречивы. Но ясно, что там мясорубка. Ты не должен загрузнуть во всем этом дерьме! Огибай очаги боев. Не ввязывайся в них без крайней необходимости. Ищи обходные пути. Твоя цель — вот тут. Прямо посреди жилых секций.

— Там, должно быть, проходу нет от гражданских, — недовольно буркнул я, уставившись в указанную точку на интерактивной карте. — Легионеры плохо обучены обращаться с гражданскими. Особенно если накачать их «Валькирией» вдвое сильнее обычного.

— Не парь мне мозг! Меня меньше всего интересует благополучие зомбированного коммунистического планктона! Если бы командование хотело нянчиться с ними, то послало бы туда миротворцев и сестер милосердия, а не нас! Кроме того, по данным разведки, гражданских оттуда давно эвакуировали. Взамен разместили там подразделения ополчения.

На интерактивной карте я увидел значки с обозначениями «кддГМ», «71брко», «89брко» и «1 ожсп». Первая аббревиатура была мне хорошо известна — это были «комсомольцы». Вторая и третья обозначали два батальона «рабочего крестьянского-ополчения», куда набирали в основном пожилых людей из последних очередей запаса. Последняя, если я не ошибаюсь — это 1-ый особый женский снайперский полк имени Людмилы Павличенко — десантники прозвали их «гарпиями».

— То есть, нас будет ждать вооруженный враг на заранее подготовленных оборонительных позициях? Нам придется брать штурмом каждый квартал, майор. У меня не хватит для этого людей.

— Чепуха! Против вас — сосунки, старые пердуны и даже бабы, отощавшие от голода, ослабленные и деморализованные. Они не окажут серьезного сопротивления. Скорее всего, они уже разбежались.

Я презрительно хмыкнул, зная цену такому прогнозу.

— К тому же, ублюдков внизу ждал неприятный сюрприз, — тонкие губы Томсона прорезала садистская усмешка, обнажившая вставные зубы. — Его уже обеспечили им люди Гаррисона из эскадрона «Сатана», спустившиеся первыми.

— Какой именно сюрприз? — не предвещая ничего хорошего, все же уточнил я.

— Следи, чтобы у всех были исправны мембраны и не нарушена герметичность костюмов. Туда запустили «Зекс», — оповестил меня майор.

Голос комбата, в котором природные черствость и безразличие к человеческим жизням усиливались упоением от боя, в котором ему самому не приходилось рисковать жизнью, не звучал ни капли смущенным. А ведь он только что сказал, что в подземный мегаполис, где обитали сотни тысяч людей, запустили сильнодействующие отравляющие вещества. Настолько мощные, что их попадание в дыхательные пути вызывает мгновенный паралич органов дыхания, а на кожу — тяжелые химические ожоги. Газ, официально не состоящий у Содружества на вооружении, само существование которого было строго засекречено и вряд ли когда-то будет официально признано, вызывал мучительную кончину человека менее чем за минуту.

— «Зекс»?! — переспросил я, не веря своим ушам.

— Да. Так что ублюдкам там не поздоровится, — осклабился Томсон.

— Но ведь это же жилые секции! Что если там все-таки остались гражданские?!

— Какая разница?! — пожал плечами Томсон. — Там, под землей, нет никого, кроме врагов! Они ненавидят нас всей душой, желают нам смерти! Даже бабы и дети в нас стреляют! Так какого хера нам надо быть к ним сострадательными?!

— Это только твое мнение, или и командования тоже?!

Криво усмехнувшись, Томсон настроился на нужную частоту.

— Так держать, легионеры! — появился в эфире приподнятый голос генерала Чхона, который, как и Томсон, пребывал в нескрываемом восторге от происходящего. — Оборона противника трещит по швам! Мы возьмем этот чертов город, или сровняем его с землей! Час расплаты настал! Вперед! Давите этих вшей! Никого не щадить!

— Еще вопросы есть? — издевательски переспросил майор.

— Чертовы психи, — прошептал я себе под нос, с трудом переваривая услышанное.

Мною овладела злость из-за несогласия с происходящим безумием. Но ее сдержало сознание собственного бессилия что-либо изменить. Маховик исторического сражения раскручивался по собственным законам. Цели и грани дозволенного были определены высшим руководством, либо руководство дало карт-бланш боевым генералам, которые приняли жесткие решения под свою ответственность. Мое мнение уже ничего не значило.