Евгения Федорова - Призраки Припяти (СИ)
Отойдя от брошенной бытовки на десяток метров, я нашел большую лужу там, где заканчивался песок, и начиналась глина. Нагнулся и, зачерпнув воды, стал жадно пить. Пусть, как собака бездомная, я ни чем не лучше ее.
Интересно, Саркисов идет по моим пятам? Нашел ли след Верди?
Я быстро перестал мучиться глупыми вопросами: когда Саркисов догонит меня, вот тогда я все узнаю и все пойму. И получу все то, что заслужил. А сейчас… я успел спасти уже две жизни. А, может, и больше.
Ну их, эти мысли, надо подумать о другом.
Надо подумать о том, как сейчас добраться до людей. Как дотянуть с раненной ногой и этим клоуном-бизнесменом за плечами. Принять его приглашение и отправиться вместе с ним? Принять его плату, попросить что-то для себя?
Да что мне нужно? Покой, успокоение. Пойду с ним, вдруг и вправду поможет, во всяком случае, ежели живыми доберемся, у него отдохнуть можно будет.
Я зачерпнул еще горсть и тут ко мне присоединился Лис. Виляя хвостом подошел и стал шумно лакать из той же лужи. Я резко повернулся. За моей спиной стоял Лысый и пристально смотрел мне в затылок. Ох, этот его взгляд.
— Надо уходить, — сказал я. — Умойся и пошли.
Лысый, не сводя с меня взгляда, приблизился, нагнулся и умылся, как я ему велел. Движения у него были заторможенными, словно он снова впал в прострацию.
— Ты в порядке? — на всякий случай спросил я, закуривая.
Он распрямился и снова уставился на меня странным, ничего не выражающим взглядом.
— Эй, куда нам идти-то? Где твой дом?
Он медленно поднял руку и указал на юг.
На юг, так на юг. Мне лично все равно куда идти, лишь бы не задерживаться подолгу на одном месте.
Найдя себе достойную палку, чтобы опираться, я пошел на юг, обходя карьеры стороной. То и дело с деревьев падали капли, их эхо долго затихало в воздухе.
Как мы дошли — уму не приложу. Почти не разговаривая, мы шли четыре дня, ничего не ели, пили из луж, что попадались на пути, спали, где придется, совершенно не обращая внимания на дождь и грязь. Нас не отпускал холод, и только Лис оставался маленьким островком тепла в этом наполненном влагой мире безумия. Лысый похудел килограмм на десять, не меньше. На мой вопрос: куда идти, он раздумывал некоторое время, а потом как-то вяло указывал в нужном направлении.
Приближался очередной вечер. Такой же, как и все предыдущие. Снова накрапывал дождь, а глина под ногами неприятно хлюпала, кожа, на которую постоянно попадала влага, стала неприятной, белой, немного припухшей.
От усталости сильно мутило. За четыре дня болезнь в моем теле набрала обороты. Нога казалась деревянной и не гнулась в колене.
— Мы пришли, — внезапно, звонким голосом сказал Лысый. — Там, за дубами, мой дом.
Я, раскрыв рот, смотрел, как он вдруг заторопился, обогнал меня и, смешно припадая сразу на обе ноги, побежал вперед, вскоре скрывшись между деревьями.
Вот тебе и на! То он в ступоре и четверо суток походит больше на зомби, чем на человека, а то вдруг…
Я чисто механически захромал вперед — ничего больше мне не оставалось. Но не успел я дойти до опушки, как навстречу выскочило четыре здоровенных амбала в черных куртках охраны. Лис прижал уши и ощерился, готовый защищаться до последнего. Мужики замерли на месте и тот, что стоял впереди, как-то жалобно сказал:
— Господин Лысенко просил помочь вам дойти, пожалуйста, уберите свою собаку.
Это было так неожиданно, что я не сразу понял смысл слов. Этот ухоженный, сорока лет мужчина в добротной, сухой одежде, обращался ко мне на вы и так, словно он передо мной был виноват.
— Врач уже едет, — продолжал охранник, — господин Лысенко позвонил ему. Позвольте вам помочь!
— Ну прямо чудо какое-то, — пробормотал я. — Лисья морда, цыц, это друзья.
На просторной вырубке стоял… забор, увенчанный железными черными пиками. Забор был почти трехметровым, и за ним ничего не было видно. К большим воротам подходила добротная, засыпанная щебнем, укатанная колесами дорога.
— Это дом Лысого? — обалдело спросил я.
— Да, господин Лысенко здесь живет вот уже восемь лет, — ответили мне и, открыв калитку, ввели внутрь.
Врач все сделал как надо, и нога осталась при мне. Хозяин дома переменился, стал весел и общителен, гостеприимен и очень внимателен. Я отдыхал в его доме как на курорте, хорошо и сытно ел, много спал. У Лысого оказалась отличная библиотека, которая занимала меня куда больше, чем телевидение или сам хозяин, и только Лис чувствовал себя как-то неуютно. На участке было еще две собаки — ротвейлер и овчарка и между ними намечалась напряженная здоровая конкуренция, ведь Лис спал вместе со мной в доме, грелся у теплого камина, а те двое жили на улице вместе с охраной, ежедневно несли дежурство и старательно отрабатывали свою кашу…
Впрочем, я тоже не хотел надолго задерживаться в коттедже Лысенко. Что-то в нем чудилось мне нездоровое и опасное. Что-то такое, чего я не мог ни понять, ни определить.
Но уйти я не успел, потому что к нам пожаловали двое…
* * *— Первый снег в сентябре, Нелюдь! Вставай, Чернобылец уже третий час роет носом землю, а ты все дрыхнешь! Это же эпохальное событие, сегодня второе число!
Лысый бесцеремонно пересек мою спальню и раздернул плотные бежевые занавески, впуская в комнату хмурый свет затянутого облаками утра. Я нехотя приподнялся на локте, чтобы лицезреть удивительную картину. За окнами падали крупные хлопья снега. Это и вправду был первый снег и хотя я недолюбливал зиму, невольно залюбовался этим чудесным парением. Ветра не было и снежинки, предоставленные самим себе, мерно колыхались в воздухе.
— А Чернобылец чего? — уточнил я.
— На участке шарится, — усмехнулся хозяин дома, присаживаясь на широкий подоконник. — Я попросил убрать своих псов и выпустил его — с самого утра просился, засранец, разбудил.
— Это он может.
Сам я глубоко задумался — Лис не стал будить меня. В последнее время он взял за привычку меня вообще не беспокоить, словно мы стали совершенно чужими. Время он предпочитал проводить на улице и ко мне почти не подходил, лишь тогда, когда я звал его. Держался подчеркнуто особняком, даже когда дремал рядом на ворсистом ковре. Похоже, я все-таки его чем-то обидел…
— Вставай, Нелюдь, не устал валяться? — Лысый оттолкнулся от подоконника и направился к выходу.
— Валяться — не работать, — равнодушно заметил я, но сел на кровати.
— Доктор Ду сказал, ты у нас уже не больной! — заржал Лысый. — Не прикидывайся раненным.
— У меня, между прочим, еще нога не зажила, — я даже указал Лысому на бинт, перетянувший мне ляжку, — вот доказательство моего увечья!
— Разленился, — подвел итог хозяин дома.
— Совершенно верно, — серьезно ответил я и стал одеваться.
— Завтрак ждет…
Лысый зачем-то хлопнул ладонью по косяку и вышел из комнаты. Через три минуты я спустился за ним следом и уселся за стол в небольшой, уютной кухне.
— Хороший дом, — сказал я тихо.
— Но тебе тут не нравится, — продолжил за меня Лысенко.
— Ага, завтра наверно того…
Я замялся, внюхиваясь в аппетитный запах свежесваренного кофе, который несся от плиты.
— Уйдешь что ли? — Михаил Лысенко с туркой в руке сел на стул рядом со мной.
— Да, я не могу подолгу сидеть на одном месте, и так уже месяц прошел… — я вынул из его рук турку и сам налил себе кофе, достал из холодильника колбасу и снова взглянул за окно. Теперь засыпаемый белым снегом пейзаж уже не казался мне таким завораживающим. Я представил, что завтра мне надо будет покинуть теплый дом, оставить сытую и беспечную жизнь позади и идти до Малаховки…
— Сколько до Малаховки километров?
— Сорок без малого, ты мне лучше скажи, от кого убегаешь?
До чего же мне не нравится твой ум, — подумал я в который уже раз. — Ты проницателен до безобразия. Но сказал я совсем не то, что думал:
— Не важно это, тебе не затронет и ладно.
— Не затронет? — слабо улыбнулся Лысый. — Ко мне сегодня с самого утра пожаловали двое. И знаешь, кто?
— Где? — я резко встал. — Ушли?
— Ты и вправду думаешь, что я могу не пригласить погостить такого важного и серьезного человека, как Саркисов?
Я молча стоял с чашкой в руке. Вот и нашел меня, вот и догнал. На что я надеялся, задерживаясь на три недели в одном месте?
— И где они сейчас?
— В бане, парятся, сил набираются. Сынишка его что-то не важно выглядит, морду ему кто-то изуродовал…
— Сын? — ахнул я и чуть не выронил кружку.
— А ты сядь, поговорить надо. Саркисов сказал — тебя ищет, я ему ответил, что ты мой гость и вся моя охрана тут за тебя поляжет. Саркисов усмехнулся и согласился торговаться. Его сын молчит все и хмуро смотрит. Ты его, да?
— Ну, так, — я потер шею и сел за стол, задумчиво отхлебнул кофе. — Значит, и он у тебя погостит.
