Ольга Швецова - Ничей
— Я все равно узнаю, откуда ты, гнида, взялся… — удар в живот, ожидаемый, оттого лишь менее болезненный, напрочь заклинил дыхание. Даже согнувшись и ловя вдруг потерявший кислород воздух, Алексей еще не утратил способности думать. В драке это ему всегда помогало. Но сейчас его просто избивали, тело реагировало быстрее разума, уклоняясь и закрываясь, насколько возможно. От колена, ударившего снизу, хрустнуло в шее. Было не самой лучшей идеей отвернуть голову, подставив снова уже битую скулу… А остальные варианты еще хуже. Короткие волосы на затылке не позволяли ухватиться за них, пальцы особиста соскользнули и снова железной клешней сомкнулись на шее… Теперь Алексей налетел на дверь, удачно избежав подножки, которая могла опрокинуть его на пол. Там спасения уже не было бы… Дверь вдруг подалась навстречу, опять легонько стукнув по лбу. Одного вскользь брошенного взгляда хватило первому секретарю, чтобы понять: Алексей не выходить отсюда собирался. А допрос в самом разгаре.
— Что же ты… Виктор Петрович… делаешь?
— Работаю, — уже спокойнее ответил хозяин кабинета. — Ты что-то имеешь против?
— Торопишься слишком. Разговаривать не пробовал?
— Пробовал. Ты сам попробуй! — снова начал заводиться особист. — И ты попробуй, Колмогоров. Вот тебе еще один «гражданин начальник», может, с ним разговор лучше получится.
Алексей, припомнив недолгое пребывание на конечной станции Калининской Конфедерации, рассказал о нем, преувеличив и размножив свои трудовые подвиги на несколько наугад названных станций, не враждовавших с «красными». Особист поморщился, подозревая обман, но промолчал. Мутный наемник теперь вел себя смирно, изредка потирая ушибы. Концы с концами сошлись, «браток» из него был, как из дерьма пуля. А уж коммерсант — тем более. Вот мастер, который подрабатывает мелкой халтуркой по станциям, смотрелся намного убедительнее. Осталось выяснить, как он научился так ловко управляться с оружием и свободно передвигаться по поверхности в кишащем мутантами центре города. Вишневский таким вопросом не задавался, поэтому тут же предложил задействовать столь полезного станции пришельца в общественных работах.
— Павел Семенович… Вы иногда как будто с луны свалились! Он вам наплел три короба с гаком, а вы и поверили.
— То, что он сказал, очень легко проверяется. Я уж как-нибудь могу отличить неумеху от специалиста!
— А я могу отличить подозрительную личность, которую на снайперский выстрел нельзя подпускать к стратегическим объектам, жизненно важным для населения!
«Яблоко раздора» тихо стояло в уголке и наливалось красноватым румянцем с подбитого бока. Алексей счел за лучшее помолчать. Эти две стороны обязательно придут к согласию, раз уж много лет работают вместе, еще друг друга не убили и один другого не подсидел. А конфликт ему только на руку, потому что поддержку одного из них он уже успел заслужить. Если поменьше болтать и больше слушать, то и второго можно будет применить в своих целях хотя бы косвенно. Вишневский использовал все доступные ему аргументы, включая цитирование Ленина и приписывая ему авторство поговорки: кто не работает, тот не ест. Алексей усомнился в этом, хоть и запомнил на всякий случай. Нахватавшийся в свое время от Нестерова умных мыслей, он крепко выучил одну: нет вечных врагов и вечных друзей, есть только вечные интересы. Ей он и следовал всю свою сознательную жизнь, не отступая и сейчас. В этой комнате тоже не было ни врагов, ни друзей. А интересы представлял первый секретарь станционной партийной ячейки, от которого и зависела дальнейшая судьба.
— Ладно, Виктор Петрович… Но толковый парень мне бы пригодился.
— Мне бы тоже. Только вот никак с Дзержинской его не дождусь… Не присылают, вот и приходится самому разбираться с этим деклассированным элементом.
— Так и определи ему классовую принадлежность. Вот чувствую, наш парень… — и Павел Семенович с надеждой обернулся к Алексею. Тот не понимал, что от него требуется, будто разговор шел на иностранном языке. Но, уловив последнее, энергично кивнул: ваш!
Особист уже по опыту знал, что противиться напору Вишневского непросто. Не хотелось вести дискуссию в присутствии подследственного, но вызывать конвоира, чтобы его вывести, было поздно. Впрочем, уступка первому секретарю еще не означала слабости собственной позиции, Колмогоров все равно останется под наблюдением. Как и любой человек на этой станции.
— Давай тогда, пока ты к нему не пригляделся, подумаем, где у нас кадровый дефицит.
— Везде. Чего думать-то? — тут Виктор Петрович ничего не смог возразить. Но это еще не повод, чтобы пускать козла в огород. Если Вишневский еще не понял, то стороннему наблюдателю хорошо видно, что «козел» первым делом нацелится на вполне созревшую свеженькую капусту, причем прямо в огороде своего заступника. Мысль вызвала даже благодушную улыбку, которой Алексей ничуть не поверил. Слишком давно пребывал в обществе руководителей различных рангов, чтобы заподозрить их в добрых чувствах.
— Пусть занимается проверкой и учетом груза. Или, думаешь, не справится? — первый секретарь решительно настроился поправить дела станции за счет Алексея, поэтому не отступал.
— К такой информации нужен особый допуск.
— Вот ты его и дашь. И убери, наконец, ту бестолочь, которая мешок с грибами от муки отличить не может! Мне плевать, кто за него попросил. Тут я прошу: дай ему разрешение на работу. И я в долгу не останусь.
Особист даже не взглянул на Алексея, словно его здесь не было и разговор шел вовсе не о нем. Красивые слова о долгах первого секретаря в конце концов сведутся к какой-нибудь незначительной уступке, но и мелочь приятна. А этого мутного сталкера пока нельзя было выпускать из-под контроля. Какая разница, где он будет находиться, лишь бы станции не покидал. Неусыпную бдительность Колмогоров ощутит в коллективе не хуже, а даже лучше.
— Он получит допуск. Завтра. А сейчас пусть отправляется на свое место, рабочий день еще не закончился.
* * *После прогулки по платформе вонь просто оглушила, конвоир злорадно посмеивался, но Алексей заставил себя потерпеть немного, ведь переступить границу этого тупикового ответвления туннеля посчастливится не раньше, чем ему это позволят. До вечера еще можно спокойно обдумать изменившиеся обстоятельства. И вымыть этих зловонных тварей, раз уж заняться все равно нечем.
— Стой спокойно, сволочь волосатая! — слов поросята не понимали, к счастью, а интонации в голосе Алексея звучали даже ласково. Почесывание за ухом заставляло свинью терпеть водные процедуры. — Тебе через такой слой жира не холодно ни фига, нечего притворяться.
Почему никому до сих пор не пришло в голову почистить самих свиней? Даже если они снова пойдут валяться на полу… Под руками уже ощущалась жесткая шерстка, а не сплошной монолит корки присохшего навоза, размокший и отвалившийся кусками. Решетка слива из-за них засорилась, да и отмытый свин рвался на свободу, чтобы почесаться о забор. Уклонившись от брызг, летящих с закрученного хвостика, Алексей огляделся в поисках следующего. На вид мытые и немытые подопечные не сильно различались, но воняло все-таки чуть меньше.
Он пытался вспомнить всё, что когда-либо слышал и знал о коммунистах, но картинка была слишком рваной и бессистемной. Школьный курс истории позабылся, да и не дал бы ответа на этот вопрос, в шестом классе до Советского Союза еще не добрались, лишь читанные от нечего делать пожелтевшие и слежавшиеся протоколы хрен знает каких съездов, обнаруженные в закоулках бункера, могли бы подсказать правильную «политическую платформу». Неуч чертов! Любовь к точным наукам подвела, ведь историей Алексей интересовался поверхностно.
Может быть, снова выручит интуитивное понимание политики? Но и тут надо было от чего-то оттолкнуться. А точкой отсчета должна стать главенствующая роль коммунистической партии. Если она контролирует всё, значит, нужно держаться к ней поближе. Об этой роли он четко помнил, но не из школьного курса, а из разговоров о Сталине. Умный Иосиф сумел заставить часть управлять целым, и маленький, хоть и важный сектор подчиненной ему партийной идеологии проник во все возможные области и уголки, разросся до невиданных масштабов. Когда Алексей об этом услышал впервые, то не поверил, что идеология может править экономикой, а немного позже столкнулся с этим сам. Воля и сила — единственное, что нужно власти. Специальные знания и информация подчинятся силе вместе с людьми, ими обладающими. Иосиф Виссарионович это хорошо понимал.
Понимает это и Виктор Петрович, тут надо держать нос по ветру и светить нимбом над головой изо всех сил. А трогательное детское чувство Ульянки в этом поможет. Жаль, она не в курсе аппаратных игр своего отца и особиста, конечно, кто же ей расскажет? Части мозаики начали сходиться краями, но слишком медленно. Чтобы узнать больше, придется пожить бок о бок с этими людьми и присмотреться, стать честным тружеником, если здесь так положено. Склонить голову, пока вовсе ее не лишился. Работа — не смертный грех, да и руки не отвалятся, дело привычное.
