Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель
Люк, прихрамывая, заковылял к напряженно-озадаченному военному, но по пути на секунду задержался рядом с Летицией и тихо произнес:
– Я верил, что вы придете… помогите моему другу, он без вас пропадет.
Лю нахмурилась, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, маркиз, между тем, доверительно подхватил Сергея под руку и потащил за собой на улицу. По всей видимости, шептаться… или оставляя девушку наедине со своим другом.
Безымянный друг все еще спал, не так пугающе неподвижно, как сперва показалось Летиции – едва заметно подрагивали веки, вздымалась и опадала грудь, – сейчас она обрела уверенность, что автор письма жив.
Выглядел он ужасно: не бледный, а по-настоящему белый, ни кровинки на заросшем многодневной щетиной лице, широкий лоб испещрен морщинами, совершенно не по возрасту, некогда темно-русые волосы украсились прожилками седины – не такими уж и редкими, закрытые глаза, обрамленные темными синяками, чуть не проваливались внутрь черепа…
Да, выглядел он ужасно… Изможденный, больной, может быть, даже умирающий… однако – и этого Летиция никак не могла понять – привлекательный! Беспомощный, но мужественный, слабый, но сохранивший некую внутреннюю силу, измученный, но благородный…
«Какое же у него несчастное лицо», – подумала Лю и, встав перед ним на колени, приложила голову к слабо колышущейся груди. Сердце гулко билось внутри, не собираясь останавливаться и сдаваться, его уверенный ритм немного успокоил взволнованную девушку, она осторожно провела пальцами по открытой ладони безымянного и тихонечко попросила:
– Проснись, прекрасный концлагерный принц.
Он услышал. Встрепенулись веки, зрачки под ними беспокойно задвигались, секунду спустя на нее уставились два каре-зеленых, еще ничего не понимающих глаза, а губы сложились в недоверчивую улыбку, скрывающую облегчение:
– Я ждал ангела смерти… А мне прислали саму богиню…
Хриплый, надтреснутый голос завораживал, заставлял с жадностью ловить каждое слово.
– Не хочу вас разочаровывать… – Летиция хотела закончить фразу «но я не имею никакого отношения к смерти», однако осеклась. Она имела отношение к смерти, причем самое прямое. Профессиональное.
– Я много и часто представлял себе этот момент, хотел прочитать ангелу на прощание свое любимое стихотворение… – безымянный говорил с трудом, задыхался, ему не хватало воздуха. – Как Дедушке Морозу в детстве. Удивительная глупость… ведь стихов я никогда не любил.
– Богини любят поэзию, я бы с удовольствием послушала, – Летиция легла рядом с ним, наверное, устали колени, а может… Она не понимала, что «может», ей лишь захотелось почувствовать холод бетона и… тепло его тела. Странное желание… Как он сказал? Удивительная глупость? Удивительная глупость!
– Тогда закройте глаза или глядите в другую сторону, – безымянныйсмутился. – Я со школьного театра стеснюсь зрителей.
Высокий купол, исчезающий в темноте прямо над ними, закручивал пространство в спираль, приводя пол и застывших на нем людей в движение, вращая земной шар – гигантского размера глобус в неведомых руках – вокруг собственной оси, пролегшей через церковь и тела уставших, мечтающих о покое мужчины и женщины. Лю покорно сомкнула глаза, боясь не выдержать центробежной силы, покинуть орбиту родной планеты… «Остановите Землю, я сойду…» Нет, только не сегодня, только не сейчас!
– «Знающий худшее смотрит в меня, как в ночь», – разнеслось в храмовой тишине.
В тьму без просвета, в искренний метастаз.Я улыбаюсь… Я убегаю прочь!Но убежать никто никуда не даст —В этой безумной и вечно больной тоскеНе отворится стыдных надежд портал.Знающий худшее помнит, когда и с кемСнилось, жалелось, тратилось, жгло гортань,
В лучшее верилось, жалось к ногам, рвалоСердце на части, пряталось в январях.Вата, солома, пух или поролон —Что ни стели, все будет не так и зря.
Проще позволить ненастьям себя ласкать,Пить одиночеств кислое молоко.Знающий худшее выдаст билет в плацкартЯ не расстроюсь – ехать недалеко…[27]
– Мне кажется, это самое лучшее стихотворение для смерти… Наверное, я готов к ней. Почти готов… Вы поможете мне?
– Красивые слова, поэты прошлого понимали толк в одиночестве. Кто это?
– Я не помню. Очень долго пытался вспомнить, но память предала меня… У нас с ней в последнее время окончательно расстроились отношения.
У Летиции закололо в груди, острая боль пронзила сердце, девушка попыталась закричать, но не смогла, губы сковал паралич. Только слезы брызнули из-под закрытых глаз. Сердце… бешено колотящееся, ритмичной морзянкой посылающее ей отчаянные сигналы! Бедствия? Нет, что-то совершенно иное…
– Почему вы молчите? Вам не понравились…
– Как… как тебя зовут? – мучительный морок исчез, она вновь могла говорить.
– Я не знаю. Люк называет меня Солом, но мое ли это имя – не помню.
– Сол, – она попробовала странное имя на вкус. – Сол… Хорошее имя, солнечное. Жаль, тебе абсолютно не подходит!
Названный Солом усмехнулся:
– Ты же богиня, подари мне настоящееимя.
Лю молчала. Приподнявшись на локтях, внимательно всматривалась в его серьезные, ждущие ответа глаза. И впервые в жизни дала имя своей боли, нежданно поразившей в самое сердце. Нежность… тупая сучка, бабская слабость и проклятье! Нежность – сладостная и необъяснимая. Как же глупо, невероятно глупо!
Она хотела бы обнять его, прижать к себе, защитить от жестокого мира, царящего за священными стенами, и от саморазрушающего себя, ищущего смерти, избавить от беспамятства, подарить всю свою лю…
Летиция откинулась на спину и, с вызовом глядя на вселенную, уместившуюся под старым церковным куполом, расхохоталась. Лю… подарить всю свою лю… Бог – настоящий Бог, обитающий здесь, – большой шутник! Лю…
Сол ждал. Не задавал никаких вопросов, просто терпеливо ждал.
– Я читала одну книгу – сказала Лю, просмеявшись, – очень-очень хорошую книгу, я узнаю в ней тебя… А может, и немного себя… Хочешь, я буду называть тебя Мастером?
Он, не задумываясь, покачал головой:
– Мне не нужно чужое имя. Подари мне мое, и я отправлюсь за тобой, куда пожелаешь.
Летиция прильнула губами к его уху и прошептала одно-единственное слово.
* * *Несколько часов ушло на то, чтоб смастерить из скудных подручных материалов волокуши для двух новых пассажиров. На один снегоход все не помещались, особенно учитывая ослабленного Сола, не способного долго удерживать свое тело даже в сидячем положении.
Люку удалось убедить Сергея, что ночью путь безопаснее, обитающие на равнине снежные монстры охотятся только при свете солнца, в прочее время предпочитая отлеживаться в своих норах. Но так как основные заботы по доставке возросшего числа пассажиров легли на плечи военного – от хромого, раненого маркиза пользы было немного, а девушка от физического труда и вовсе уклонилась под предлогом заботы о лежачем больном, – Сергей, обматерив и прокляв все и вся, скомандовал отход только в предрассветные часы. Покидали церковь в большой спешке, бросив оставшиеся у путешественников продовольствие и воду.
Прицепленные к снегоходу волокуши не давали ему развить крейсерскуюскорость без опасности потерять живой груз, и военный изрядно нервничал, ведя гусеничное транспортное средство по враждебной территории в темпе, близком к черепашьему. К счастью, все вновь обошлось, никто не посягнул на жизнь и здоровье четырех отважных людей, не убоявшихся местного весьма опасного бестиария.
Отрядом, ожидавшим их прибытия, Люк искренне впечатлился:
– Да у вас здесь целая победоносная армия! Роскошно, великолепно! Сергей, позвольте пожать вам руку и выразить восторг количеством и качеством находящейся под вашим командованием боевой техники! Грандиозно!
Польщенный командир невольно сменил гнев на милость, простив маркизу и ухаживания за Летицией, и доставленные хлопоты по транспортировке.
– Видели бы вы нашу базу! – заявил Сергей горделиво. – Не имею права вдаваться в детали, но… к четвертой мировой войне мы точно готовы!
– Охотно верю! Не хотел бы иметь вас в числе своих врагов… Пришлось бы немедленно капитулировать!
Лесть умеет находить дорожки к самым суровым сердцам, и военник, попавшись на удочку, смягчился окончательно. Он не стал упираться, когда маркиз попросился ехать не в шумном и трясучем БТРе, а в относительно комфортном кунге грузовика. Сол и Лю, естественно, составили ему компанию.
