Дональд Маккуин - Странница
Самым приятным было воспоминание об охватившей их тогда радости. Он снова слышал гам радостных приветствий, всеобщее возбуждение, восторженное восхищение жизнью.
Обдумывая последнее ощущение, Мэтт посерьезнел. Битва за Врата не была похожа на остальные. Наконец-то он увидел все сделанное и почувствовал себя очистившимся, как если бы смыл с себя вину за все недостойное, что совершил раньше.
Он отчаянно хотел, чтобы так было на самом деле. В этот раз он защищал доброе дело. Это было больше, чем просто выживание. Больше, нежели туповатое доказательство своей сноровки, больше, чем извращенное чувство мести.
Нашел ли он в себе того человека, каким, как надеялся, мог бы стать? Был ли он достаточно сильным, чтобы противостоять дикой силе, не становясь дикарем? Был ли он достаточно мудр, чтобы идти на компромиссы, чтобы, обладая гордостью, не стать высокомерным?
Вряд ли кто-нибудь полностью обладал этими качествами.
Мэтт Конвей вздохнул, сознавая, что подошел к этим целям близко, как никогда.
Что-то прикоснулось к его лицу. Нежное. Влажное, восхитительно прохладное, с запахом трав.
Он открыл глаза. Рядом с ним сидела Ланта, подобрав под себя ноги, напоминая заботливую кошку, ухаживающую за своими котятами. Приветливо улыбнувшись, она выжала тряпку в миску, стоявшую на земле, и продолжила обтирать его лицо. Материя зашуршала о его жесткие усы, и она рассмеялась.
Все еще лежа на спине, Мэтт посмотрел ей в глаза и сказал:
— Знаешь, о чем я думал, спускаясь с того холма, в лагере Звездочетов, когда вы все были привязаны к столбу?
Ланта покачала головой, держа тряпку наготове. Ее поза говорила о том, что она готова убежать в любой момент.
— Я должен сказать тебе это, — проговорил он. — Весь путь вниз я повторял себе: что бы ни случилось, я скажу тебе, как мне стыдно. Меня не волновало, что я мог умереть; я хотел, чтобы ты знала. А потом я был слишком пристыжен, чтобы сказать вообще что-нибудь. Сейчас я могу это сделать. То, что я сделал, непростительно. Я даже не могу выразить, как сильно я сожалею о том, что обидел тебя. Я виноват.
Ланта продолжила обмывать его лицо. Мэтт вздрогнул от прикосновения к раненой левой щеке. Ланта помедлила, долго разглядывая тряпку. Потом она снова посмотрела на него, почти вопросительно, но твердо ответила:
— Не непростительно. Человек может простить все. Было время, когда я пыталась убедить себя, что я в этом тоже виновата, но на самом деле это не так. Пока я не признала этого, пусть даже и желая, я не могла простить тебя.
— Вот это-то я и должен был сказать тебе. Я никогда не буду просить тебя о прощении. Все, чего я хотел, — это чтобы ты знала. Это моя вина. Моя ошибка.
Ланта внезапно оживилась:
— Тогда, значит, все уже сказано.
Конвей открыл было рот, чтобы добавить еще кое-что, но, взглянув на нее, передумал. Тем же тоном она продолжала:
— Микка порвала свою повязку, пока ты спал, так что Сайле пришлось делать ее по-новому. У Налатана все отлично. За ним присматривает Тейт.
Конвей сел. Пламенеющий закат освещал отдаленные холмы. Изможденное солнечным днем небо было покрыто тонкой пеленой облаков, нетерпеливо ожидая несущего успокоение покрова тьмы. Он с удивлением обнаружил, что не помнит, как сюда добрался. Налатан, скрививший губы в усмешке над болью. Стоически хромающая Микка. Сайла, стройная и высокая, высокомерно не обращающая внимания на рану, окровавившую ее спину.
Конвей вспомнил Сайлу, разговаривающую с предводителем Собак. Конвей еще спросил у Тейт его имя.
Незнакомый голос раздался за его спиной:
— Я знаю тебя, Мэтт Конвей. — Появившийся молодой человек был хорошо сложен, на обнаженных руках бугрились мускулы. Он широко и открыто улыбнулся. — Мы уже встречались после того, как разбили Алтанара в Оле. Меня зовут Дарбаннен Вайяр, я ночной дозорный Людей Собаки. — Он взглянул куда-то мимо Конвея. Обернувшись, Мэтт увидел приближающихся Сайлу, Тейт и Налатана. Последние явно проснулись совсем недавно. Улыбнувшись им, он приветствовал Дарбаннена по всем правилам племени, потом поинтересовался, как воины Собаки попали сюда.
Тот кратко ответил, явно не в первый раз:
— Вестник от Жрицы Роз Сайлы прибыл к Класу на Бейлу. До нас и раньше доходили слухи, что Летучая Орда двинулась на Дом Церкви. Туда же направилась и Жрица. Мы нашли сожженный лагерь Орды, когда кочевники его покидали, и последовали за ними.
Конвей подозвал псов. Они прибежали, Микка ковыляла на забинтованной лапе. Конвей заставил ее лечь рядом, желая ободрить собаку. Она удовлетворенно вздохнула. Он мог бы поклясться, что она насмехается над надменным, гордым Кардой.
Снова посмотрев на Дарбаннена, Конвей сказал:
— Ты видел Дом Церкви. Насколько там плохо?
Дарбаннен покачал головой:
— Они прекратили атаку, потом главная часть их войск осадила город. Жрец Луны с небольшим подразделением отправились искать вас. Мы сразу и не заметили, что Жрец уехал. Когда мы это обнаружили и бросились в погоню, было слишком поздно. Так что он скрылся с большей частью отряда.
Тейт подошла к Дарбаннену, взяла его за руку.
— Тут не в чем извиняться. Вы успели как раз вовремя. Если бы вы не погнались за ним и его шайкой, то мы сами разобрались бы с ними, не оставив для вас и крупинки славы. Сейчас же можете хвастаться, что спасли нам жизнь. Мы это подтвердим.
Подмигнув Налатану, Дарбаннен спросил:
— Она что, всегда такая?
Тейт повернулась к воину-монаху, хитро улыбнувшись:
— Ответь человеку правильно, дорогуша: от этого многое для тебя зависит.
Налатан вспыхнул, запнувшись. Дарбаннен хрипло рассмеялся. Испытывая одновременно смущение и гордость, Налатан улыбнулся, немного вспотев.
Дарбаннен неожиданно помрачнел. Его внезапная серьезность оборвала смех.
— Есть еще новости. Я не хотел их говорить, пока вы не отдохнули. Мне стыдно за свой смех и веселье. Я позволил себе забыться от радости. Дома чума. Скэны наглеют с каждым днем. Гэн Мондэрк сражается с ними.
Голос Сайлы дрожал от невысказанной мольбы:
— Эта чума. Все ли живы те, кого я… мы… Многих она унесла?
— Когда мы отправлялись, с твоим мужем все было в порядке. Болезнь убивает только младенцев, стариков, ослабевших людей. Лихорадка. Слабость. Она длится долго, но большинство крепких взрослых поправляются.
Пятерка искавших Врата переглянулись. Никто не проронил ни слова. Все вспомнили Конвея. Симптомы были похожи.
Дарбаннен продолжал:
— В Летучей Орде тоже мор. При осаде Дома Церкви кочевники умирали от него; погребальные костры горели днем и ночью.
— Ты слышал что-нибудь о том, что творится в самом Доме? — спросила Сайла.
— Нет. Но я думаю, что чума заставит Орду отступить.
— Мы тоже здесь не задержимся, — решительно сказала Сайла.
— Пробудем ровно столько, сколько потребуется, чтобы все смогли держаться в седле. Дарбаннен, ты обеспечиваешь охрану. Мы остановимся вверх по ручью. Нам надо кое-что обсудить. Ты понимаешь.
— Секреты. Как же, понимаю. — Дарбаннен подмигнул Тейт, двусмысленно улыбнувшись. Теперь пришлось смутиться уже Тейт. Пока она собиралась с мыслями, чтобы ответить надлежащим образом, ночной дозорный ушел, удовлетворенно хихикая.
Сайла выбрала в стороне достаточно уединенное место, и вскоре на костре уже готовилось несколько кроликов. Собрав группу, Сайла задала волновавший всех вопрос:
— Тейт. Конвей. Вы лучше в этом разбираетесь. Какова ценность спасенных нами книг? Из того, что я поняла о «видеодисках» и «библиотеке», следует, что сокровища Врат были огромны. То, что мы вынесли, мне кажется просто жалким. Я ошибаюсь?
Конвей с Тейт принялись бодро убеждать ее в обратном, но холодный прагматизм Сайлы заставил их замолчать.
— Что в этих книгах?
Она вытянула пять книг из импровизированной сумки, сделанной из завязанной узлом церковной мантии. В черных обложках, они были одинаковыми по размеру, различаясь только по толщине. Конвей держал их с нежностью, переворачивая страницу за страницей.
Он положил их на колени Тейт и импульсивно обнял Сайлу. Держа ее на вытянутых руках, он посерьезнел.
— Все пророчества о возвышении Церкви могут сбыться при помощи этих книг. Все, что надо знать, чтобы построить здание, воспитать человека, преобразовать целый мир, — вот тут, в этих книгах. Однако любое знание можно осквернить. Ты делаешь большое дело, Сайла. Будь осторожна, но не сомневайся. Продолжай свою миссию. Ты избрана, чтобы быть Цветком. Ты преуспела в этом.
— Тут есть еще кое-что, что ты должен увидеть. — С чуть ли не благоговейной осторожностью она протянула ему тоненькую книгу в красной обложке. На ней не было названия, только колонка небрежно от руки написанных цифр на пластиковой обложке. Он вопросительно посмотрел на нее и заметил, что ее глаза блестели от едва сдерживаемых слез. Отвернувшись, она сказала:
