Дональд Маккуин - Странница
Голос Баек тут же сделался сочувственным:
— Я все время забываю, что для тебя все по-другому. Я так хочу, чтобы ты мог разделить мое спокойствие, мою радость. Это не конец, на самом деле. Это — начало. Попытайся в это поверить.
— Я верю, что для тебя это так. Если так будет и для меня, то я только обрадуюсь. Коль скоро я могу освободить от него этот мир, я встречу собственную судьбу без сожалений.
— Такая ужасная цена. Я бы хотела…
— Нет, нет, нет, — оборвал ее Человек-Огонь, — никаких желаний, никаких «что, если». Все уже решено.
— Как хорошо, что можно вот так это сказать. Нет больше ни страха, ни боли, ни стыда. — Она прижалась к нему, обвила руками, прижалась щекой к груди. — Конец тьме. Я очищусь, Человек-Огонь. Я снова соединюсь со своими сестрами. Они простят меня. И Церковь тоже.
— Дорогая Баек, они уже давно простили тебя. Ты заплатила за все свои ошибки, и не один раз.
Она запрокинула голову, глядя ему прямо в лицо. Он вдруг почувствовал, что что-то большее, чем простое зрение, позволяет ей заглянуть в его чувства. Она заговорила:
— Ты тоже страдал. И заплатил. Разве ты не можешь почувствовать хоть чуточку счастья при мысли, что все плохое кончается?
— Я даже не могу вспомнить, что такое счастье. Все, что мне надо, — это удовлетворение. Оно нужно мне даже больше, чем свобода.
Снова прижавшись к нему, она заговорила тихим, задумчивым голосом:
— Иногда я думаю о том, что мы делаем. Это неправильно. Мне не нравится думать, что мы — плохие. Но это необходимо сделать, не так ли? Я не просто жестока, ведь так? Иногда по ночам, когда я совсем одна и кругом тихо, я думаю о том, что произошло, и мне хочется, чтобы они ощутили боль. Как я. И я не могу гордиться такими мыслями.
Человек-Огонь раскачивался на месте, баюкая ее в своих руках.
— Тише. То, что мы делаем, необходимо сделать. Для нас, да. Для других, тех, кого мы никогда не узнаем, да. Для Церкви, да. Мы нанесем злу удар.
Глава 96
Темное небо нависло над долиной, служившей Летучей Орде домом. Прямо над головой и на востоке были видны бесчисленные звезды. На западе их свет был несколько приглушенным, а зазубренная линия гор нечеткой. Несколько жрецов уже высказались по этому поводу, интерпретируя это явление, как тайные туманы, и упоминая о надвигающемся сражении добра и зла.
Телохранители Каталлона нашли их. Жрецам твердо дали понять, что Каталлон в любом случае представляет собой добро. Больше никаких разговоров о добре и зле не было.
Тем не менее погода, как и все, касавшееся сражения между Каталлоном и Конвеем, была необычной. Животные вели себя странно. Не одни только жрецы повторяли, что к жизни пробудились неведомые силы.
Люди с факелами текли из соседних лагерей сначала ручейками, потом потоками и, наконец, слились в три пылающие реки. Все собирались на вершине плоского холма. С него было отлично видно всю долину. В любое другое время движение огней во тьме представляло бы собой картину несравненной красоты.
Конвей, одиноко стоявший на краю обрыва, размышлял об огненных змеях. И о Жреце Луны.
В его разум уже начали закрадываться подозрения и сомнения. И чего бы они ни касались, всюду оставался осадок страха. Его не покидали те же дурные предчувствия, что и после битвы, в которой погиб молодой Коссиар. И что еще хуже, вернулось ощущения вины.
Вокруг толкались люди, толпа возбужденно шумела. Лаяли собаки, носившиеся вокруг извивающихся колонн. Несмотря на темноту, вовсю кричали петухи.
Но во всем чувствовалось какое-то судорожное напряжение. Когда собаки натыкались друг на друга, обычное тявканье и рычание тут же выливалось в кровавую схватку.
В смехе слышалось подавляемое напряжение. Люди тоже сталкивались друг с другом в темноте, и эти мелкие неприятности тоже становились причиной жестоких ссор.
Даже за полотняными стенами шатра Каталлона нельзя было скрыться от этого всеобщего чувства хрупкого равновесия. Младшие вожди племен сидели кружком. В их собрании присутствовала какая-то необычная отдаленность между людьми, каждый старался подальше отодвинуться от соседей. Казалось, будто все они ожидают удара в спину.
Каталлон прошел к своему креслу. На нем была кожаная куртка до пояса, а поверх нее кольчуга. Сотни стальных колец тихо звенели в такт его шагам. К кожаным штанам были пришиты вертикальные металлические полосы, защищавшие ноги от рубящих ударов. В ножнах, висящих за спиной, был меч. Его рукоятку украшали фазаньи перья, развевавшиеся на ветру.
Вытащив из ножен, висящих на боку, длинный тонкий кинжал, Каталлон вонзил его в стул, на котором обычно сидел Вождь Войны. Все судорожно вздохнули; в шатре Каталлона никто не обнажал оружия. Запрет вряд ли касался самого Каталлона, но, сколько они себя помнили, он уважал его. Каталлон произнес:
— Я уже беседовал с каждым из вас наедине, прося вашего совета. Но пока я не вошел в эту комнату, я не принял решения. Некоторые предлагали пойти со Жрецом Луны на компромисс. Вы говорили, и совершенно верно, что мне достаточно победить Конвея, чтобы доказать, что вождь Летучей Орды может противостоять богу. Так или иначе, но вызов Жреца Луны направлен на то, чтобы захватить власть над Летучей Ордой. Я умру до того, как он поделится этой властью со мной. Если Конвей изберет в этом споре сторону Жреца Луны, он должен готовиться умереть за него. Все согласны с тем, что Жрец Луны — святой. Но Конвей? Должны ли мы верить, что любой пришелец, владеющий магией, является богом? Жрец Луны говорил, что, когда его время вне Луны кончится, он умрет человеческой смертью. Но кто может сказать, когда и как оно кончится? Что касается меня, то если я не буду тем Каталлоном, каким являюсь сейчас, то предпочту быть мертвым Каталлоном.
Вождь Людей Длинного Неба медленно встал. На нем была четырехцветная куртка, соответствующая его званию. На штанах и башмаках были бисером вышиты священные символы, связанные со скитаниями племени до того, как оно стало частью Летучей Орды. Прежде чем заговорить, он приложил руку к сердцу, это значило, что он ручается за свои слова честью.
— Отвага, мужество и искусство Каталлона всегда вели нас к победе. Над людьми. Все мы сражались бок о бок с ним. Мы убивали людей. Забирали людей в рабство. Если Каталлон желает сразиться с божеством, мы лишь можем затаить дыхание. Ни у одного из нас нет его отваги.
Каталлон ухмыльнулся.
— Ни у одного из вас нет и твоей отваги, иначе бы ты не был сейчас одинок в споре со мной. Все вы боитесь того, что произойдет в случае моего поражения.
Вождь Длинного Неба вздрогнул.
— Или твоей победы. Убей Конвея, и что сделает с нами гнев Жреца Луны?
— Конвей ненавидит Церковь. Ты знаешь, почему? Он обвиняет целительницу в смерти своей шлюхи-рабыни. Говорят, он любил ее. Брат какого бога будет любить шлюху или рабыню? Чтобы выполнить наказ своей Матери, Жрецу Луны необходимо всюду заменить Церковь культом Луны. Он не может сделать этого без помощи Летучей Орды. Я собираюсь захватить Дом Церкви, но сам и лишь в то время, когда это будет нужно мне. Жрец Луны надеется, что его «брат» убьет меня лишь потому, что это позволит ему достичь своей цели. Попомните мои слова: когда я убью Конвея, со Жрецом Луны будет намного легче справиться.
Вождь Длинного Неба упорно не соглашался.
— Мы не можем помочь тебе. Мы не хотим останавливать тебя. Ты — Каталлон. Мы уважаем твое право выбирать между жизнью и смертью. Но мы просим, чтобы ты поговорил со Жрецом Луны. Скажи ему, чтобы он не обрушивал свою месть на твоих последователей.
— Я сделаю это. — Каталлон выдернул кинжал из деревянного стула. — Жрец Луны стоил мне хорошего друга и много хороших воинов. Я принял это, как все люди принимают прихоти богов. Конвей — совсем другое дело.
Поднялся еще один вождь. Он нервничал, и от этого его речь стала быстрой, а голос хриплым. Его поведение было жестким контрастом мрачному достоинству вождя племени Длинного Неба.
— Собаки. Конь. Что с молнией?
— Жрец Луны говорил только о мечах. И ножах. Если на меня нападут собаки или лошадь, убейте их.
Вождь торопливо вернулся на свое место. Вождь Длинного Неба бросил на него холодный взгляд и обратился к Каталлону:
— Почему Жрец Луны поставил на месте состязания алтарь Луны?
— Таким образом Жрец Луны и его новообретенный «брат» будут связаны со своей Матерью-Луной.
Потом, будто только что заметив, Каталлон посмотрел на Лиса. Между ними повисла суровая холодная тишина. Напряжение в комнате было подобно искре, которой недостает лишь легкого ветерка, чтобы взорваться ослепительной вспышкой. Вождь Длинного Неба сказал Каталлону:
— Мы уже говорили о Лисе Одиннадцатом. Он сделал Ураган отрядом наших лучших дозорных и охотников. Мы уважаем его и доверяем ему.
