Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ) - Беренцев Альберт

Трое прекрасных наложниц ублажали Короля. Их тела были серыми и пористыми, а волосы состояли из мицелия. Но они были красивы, юны и умелы. Одна наложница глубоко целовала Грибного короля, Хрулеев слышал, как она жует его язык. Вторая сидела возле колен Короля и ублажала его ртом. Третья массировала пятки Королю.

— Ты Грибной Король? — спросил Хрулеев, — Мэр Оредежа Автогенович говорил мне про тебя. Но я думал, что это просто бред сумасшедшего...

— Что? — вскричал громовым голосом Грибной Король, поднимаясь с трона, — Чего вы ждете? Убейте этих мудаков!

Наложницы бросились на Хрулеева. Хрулеев выхватил пистолет и выстрелил одной из них в колено. Но Грибное тело наложницы просто всхлюпнуло и проглотило, всосало в себя пулю.

Хрулеев вдруг очень устал, глаза у него слипались. Он уснул, а когда проснулся, понял, что битва окончена. Они проиграли. Залы Грибного Короля были разрушены, в темноте и пустоте остались только трупы.

Хрулеев всматривался в их лица — германцы, рабы с номерами на лбах, ордынцы в тюбетейках, Президентские штурмовики в черных шлемах. Все мертвы.

Но кто-то выложил трупы погибших концентрическими кругами, в центре этих кругов из мертвецов было оставлено небольшое свободное пространство, там что-то лежало. Ступая прямо по трупам, Хрулеев двинулся туда.

Под его ногами хлюпала кровь, трещали кости, ощущалась мягкая податливая мертвая плоть. В центре кругов из мертвецов лежала Люба. Дыра в ее щеке затянулась и зарубцевалась, никаких свежих ранений на теле не было. Но она была мертва. Рядом с телом валялся ее макаров. Лицо Любы было перекошено гримасой ужаса, глаза округлились, челюсть была неестественно сведена. Хрулеев едва узнавал ее.

— Как же так, Люба... Ты же никогда никого не боялась...

Но труп не ответил. Хрулеев кое-как перебрался через мертвецов и пошел дальше, в пустую темноту, где не было ни верха, ни низа. Он долго шел в абсолютной тишине, а потом увидел неясный силуэт огромного человека слева. Человек сидел за столом среди тьмы. В стакан на столе была налита водка. Хрулеев подошел ближе:

— Здравствуйте, господин Президент.

Но Президент не видел Хрулеева, он смотрел сквозь него.

— Eure Hoffnung heisse: «möge ich den Übermenschen gebären!»* — сказал Президент, обращаясь к кому-то за спиной Хрулеева.

Хрулеев обернулся, но увидел лишь черную сияющую тьму. Снова повернувшись к Президенту, он увидел, что нечто изменилось. Водка в стакане Президента окрасилась красным. Хрулеев хотел предупредить Президента, остановить его, но тот, не обращая внимания на крики, влил в себя стакан крови. Голова Президента взорвалась, тело тяжело упало на стол, и стол развалился с громким хрустом. В темноту полетели щепки.

Остался только стул, но на нем теперь сидел не Президент. Хрулеев подошел ближе. К стулу была привязана изувеченная молодая девушка. Она была раздета догола. В золотых волосах застыли засохшие капли крови, лицо посинело и распухло, соски на грудях были выжжены, промежность перемазалась кровью. Девушка сказала кому-то по-немецки:

— У нас, скандинавов, есть древнее поверье. Оно упоминается еще в сагах эпохи викингов, но гораздо старше даже их. Мы считаем, что умирающий частично находится уже в ином мире, и способен видеть тайны прошлого и будущего. Поэтому умирающих женщин просили изречь пророчества перед смертью, иногда их слова даже записывали. Я умираю. Ты убил меня. И ты услышишь свое пророчество...

— Пророчества меня мало интересуют, если честно... — ответил из темноты незнакомый Хрулееву мужской голос. Голос говорил по-немецки, но с каким-то странным акцентом, определенно не русским и не скандинавским.

— Тем не менее, ты услышишь, — сказала изувеченная девушка, — Оно касается лично тебя. Точнее твоей смерти...

Девушка сплюнула на пол кровью, Хрулеев увидел, что у нее выбиты почти все зубы во рту.

— Ты умрешь от пальца, от застрявшего в твоей глотке человеческого пальца. Ты не сможешь дышать, — произнесла по-немецки девушка.

Кто-то вышел из темноты и дал ей пощечину, а потом стал избивать. Стул упал на пол, человек продолжил бить девушку ногами. Кровь брызнула в лицо Хрулееву, а когда он протер рукой глаза, то увидел, что девушка, ее мучитель и стул исчезли.

Хрулеев теперь стоял в каком-то громадном подземном зале.

— Все, как всегда. Нужна кровавая жертва, — сказал по-немецки человек, в отличие от девушки и мучителя этот был чистокровным немцем, немецкий язык был для него родным.

Немец ударил кого-то ножом, труп упал в черное озеро в центре подземного зала. Из озерца выплеснулась черная вода и затопила помещение, поглотила Хрулеева.

Хрулеев долго плыл среди черной от грязи и гнили воды, а когда выбрался наконец на берег, увидел что он стоит на красивой средневековой набережной. Улицы очень старого европейского города были проложены по берегам медленной реки. Хрулеев прошел по улице, разглядывая витрины магазинов и вывески на домах.

Он свернул на автостоянку и прошел мимо будки охранника и шлагбаума. В одном из припаркованных на автостоянке автомобилей сидел человек, видимо он собирался куда-то ехать. Человек вынул из бардачка пистолет, проверил, заряжен ли он, снял с предохранителя и сунул себе в карман. Хрулеев вдруг увидел сердце человека — оно было черным и гнилым, в нем копошились белесые черви.

— Этот знает. Нужно начать с него, Благодетель, — сказал Хрулеев Грибу.

Гриб не ответил.

Человек в машине вынул из кармана мягкую пачку сигарилл и закурил, Хрулеева обдало банановым дымом. Но сигарилла была отравлена, яд сразу же попал в гнилое сердце человека и оно запульсировало быстро-быстро. Человек достал из кармана вторую пачку сигарилл и некоторое время непонимающе смотрел на две пачки в его собственных руках.

Потом он схватился за сердце, щелкнул замок двери и человек вывалился из машины на асфальт. Горящая сигарилла выпала из его рта и покатилась, распространяя банановую вонь. Человек попытался ползти, но его сердце уже сокращалось последний раз.

— ... need to warn Her Majesty, — пробормотал человек, прежде чем умереть.

Четверо ирландцев бросились пинать его труп. Но уже летели души миллионов убитых и замученных покойным мужчин, женщин и детей. Души налетели на труп человека и стали терзать его. За несколько секунд от трупа не осталось ничего, только след на асфальте от гнилого сердца человека. Хрулеев подобрал отравленную сигариллу и затянулся. Сладкий банановый яд выжег его собственное сердце, и он упал.

Приоткрыв глаза, он увидел черное небо и верхушки сосен, Тотошка лизала ему лицо. Но все очень быстро растаяло, растворилось.

Теперь Хрулееву в лицо дул холодный ветер. Он встал. Над ледяным океаном бушевала метель. Камень и океан, край земли. Снег валил в серые волны. На фьорде стояли друг напротив друга два Хрулеева. Один защищал дочку, он светился, от него исходило тепло. Юля пряталась за его спиной. Второй Хрулеев был тощим, мрачным и истерзанным. На его лбу были выжжены цифры 389. За спиной второго Хрулеева лежала сияющая тьма.

— Это моя дочь. Отдай, — сказал темный Хрулеев и застрелил светлого из натовской штурмовой винтовки.

Наблюдавший эту сцену настоящий Хрулеев схватился за грудину, как будто стреляли в него. Между пальцами из простреленной груди засочилась кровь. Он в очередной раз умер.

Теперь забытье было мучительно долгим, его все куда-то несло сквозь тьму, далеко-далеко.

Открыв глаза, Хрулеев увидел серое бескрайнее небо. Огромные облака неслись слишком стремительно. Чужой, незнакомый мир. Холодный ветер пах разнотравьем.

Хрулеев поднялся на ноги и увидел тундру, поросшую разноцветными травами и мхами. Тундра уходила за горизонт. Ветер, холод и пустота. Где-то далеко брело стадо мамонтов. Хрулеев пошел по тундре, но не обнаружил ничего, кроме воющего ветра.

Иногда еще встречались огромные валуны и старые курганы из круглых камней. Наступила ночь, и Хрулеев убедился, что звезды здесь тоже чужие, незнакомые.