Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ) - Беренцев Альберт

В помещении пахло гарью, Сагануренов окончательно перепугался. Но огня или дыма видно не было. Только запах гари и пустота, и ни одного сотрудника или посетителя. Сагануренов на всякий случай показал удостоверение пуленепробиваемому стеклу и отважно пошел вверх по лестнице.

Дойдя до первого пролета, он посмотрел в большое окно, откуда открывался вид на внутренний дворик управления. Там суетился десяток сотрудников, которыми командовал офицер в звании майора. В центре дворика был сложен огромный костер из документов, костер чадил, языки пламени жадно поглощали государственные секреты. Весь дворик был заставлен ящиками, полными папок, и бойцы постоянно подкармливали жадное пламя новыми порциями бумаги.

Происходило что-то нехорошее. Сагануренову очень захотелось уйти домой к маме, но он не мог. Генерал ждал его, нужно было выполнять приказ.

Сагануренов дошел до второго этажа. На лестнице и в коридорах здесь было также пусто, но из конца коридора слышались странные звуки. Дверь одного из кабинетов рядом с лестничным пролетом была приоткрыта, и Сагануренов заглянул туда.

На столе лежал человек, под его головой натекла лужа крови, рядом валялся пистолет. Сагануренов никогда раньше не видел мертвецов. Как зачарованный он подошел к человеку. Кровь капала из головы человека на пол и ее капли тихонько постукивали. На столе перед самоубийцей лежал перепачканный в крови листок бумаги. Сагануренов, не прикасаясь к листку, прочел:

«Я не могу так жить.

Физически и психологически противно.

Моя Родина разрушена и уничтожена.

Все, во что я верил с детства, смешано с грязью (зачеркнуто) дерьмом (зачеркнуто) ГОВНОМ (подчеркнуто дважды).

Я уже ничего не понимаю.

Катя, знай, что я тебя люблю!!!

И всегда буду!!!

Валерке скажи, что его папу убили демократы-реформаторы!

Он поймет. Он умный, он ведь ходит к профессору Топтыгину.

Катенька! Катюша! Я прятал от тебя водку в серванте, за китайской вазой.

Не удивляйся, когда найдешь ее.

Вот такой вот у тебя был муж.

Прости меня!»

Сагануренов тупо смотрел на труп. Ему почему-то не было страшно, все было слишком нереальным, как во сне.

Сагануренов вышел из кабинета и пошел в конец коридора, откуда раздавались странные звуки. В холле в конце коридора работал телевизор, но звук был выключен, так что шумел не он. На экране выступал министр научного атеизма Запобедов. Это показалось Сагануренову даже страннее любых мертвецов.

Запобедов был самым мелким и малозначимым из советских министров. Про него традиционно писали одну короткую заметку в «Правде» раз в год, на день рождения Запобедова. А по телевизору его вообще не показывали ни разу, большинство советских граждан даже не знали, что такой министр существует.

Но Сагануренов смотрел на экран беззвучного телевизора уже полминуты, а там все еще был Запобедов, читавший что-то по бумажке. Сагануренов даже забыл про странный шум, из-за которого он сюда пришел. Шум раздавался из кабинета в самом конце холла, но Сагануренов не пошел туда, а включил звук у телевизора.

— ... болен и более не способен исполнять свои обязанности. Поэтому, чтобы спасти нашу страну от окончательного развала и скатывания в штопор хаоса, я вынужден взять власть в свои руки, — читал по бумажке Запобедов, бумажка в руках министра тряслась, — С сегодняшнего дня я назначаю себя самого президентом СССР, министром обороны СССР, председателем КГБ, премьер-министром, председателем верховного совета СССР, министром внутренних дел, генеральным секретарем ЦК КПСС, и на всякий случай — председателем Верховного Совета Латвийской ССР

А чтобы всякие тут не баламутили — я также назначаю себя своим собственным заместителем по всем этим должностям. И я, разумеется, сохраняю за собой должность министра научного атеизма СССР.

Я понимаю, что многие будут недовольны таким порядком вещей. Некоторые болтуны даже скажут, что Запобедов откусил слишком большой кусок власти. Но, как писал Ницше, «всюду, где было живое, обнаруживал я волю к власти»*. Так что я не вижу ничего плохого в том, чтобы объявить себя Тираном СССР. Впредь вы так и будете ко мне обращаться — «Товарищ Тиран». Это официальная государственная должность, отныне включающая в себя все вышеперечисленные мною государственные посты.

Считаю также своим долгом напомнить, что с этого дня на территории СССР запрещены любые книги, за исключением сочинений Владимира Ильича Ленина. Любой, у кого обнаружат книги иных авторов — будет расстрелян на месте. Кроме того для обеспечения высокого уровня жизни граждан я приказываю сдать всю имеющуюся еду в течении двадцати четырех часов. Еда будет поделена поровну между всеми гражданами и будет выдаваться по карточкам.

Кроме того, все граждане с сегодняшнего дня обязаны иметь в своей квартире на стене мой портрет. Портреты в госучреждения уже разосланы. Еще один мой указ предписывает каждому советскому городу выделить для меня десять школьниц, их я буду... Нет, не могу... Товарищи, я не могу это больше читать! Не буду! За что? Я старенький человек, почти пенсионер... Не надо... Нет, меня заставили...

Камера вдруг метнулась от лица Запобедова к полному залу, слушавшему все это время речь Тирана СССР. Зал был битком набит журналистами, в том числе иностранными. Лица у журналистов вытянулись от удивления, мужчина с эмблемой французской телекомпании на микрофоне вытирал лоб платком.

Экран вдруг погас.

Через мгновение заиграла мрачная медленная музыка, и в телевизоре появились балерины, исполнявшие танец маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро».

Музыка наполнила пустые коридоры и холлы здания двадцать седьмого управления КГБ, смешавшись с запахом гари и холодными сквозняками. Сагануренов поспешно выключил телевизор.

Воцарилась тишина, а потом снова раздался странный шум из кабинета в конце коридора. Мучимый любопытством Сагануренов наконец подошел к двери и заглянул внутрь кабинета.

Стол был заставлен бутылками с алкоголем и закусками. На полу лежал весь заблеванный капитан с пустой бутылкой из-под водки в руках. Лейтенант спал на стуле, тяжело свесив голову. Третий офицер был без мундира и рубашки, так что Сагануренов не мог сказать в каком он звании. Офицер сношал секретаршу, прямо на столе среди закусок и напитков. Лицо секретарши было перемазано паюсной икрой. Именно она и издавал этот странный шум. Сагануренов в ужасе поспешно закрыл дверь. Похоже, за время его отсутствия страна сильно изменилась.

Сагануренов не знал, что делать. Анализировать все это было очень сложно, он привык делать умозаключения в спокойной обстановке, а сейчас Сагануренову было страшно. Поэтому он, не особо рассчитывая на успех, побрел на третий этаж к генералу Бидонову.

На третьем этаже было так же пусто, как и в остальном здании. Сагануренов, собрав всю свою храбрость, толкнул дверь и вошел в приемную. Молодой секретарши не было, ее стол пустовал. Зато перед входом в кабинет генерала Бидонова стояли четверо бойцов элитного подразделения КГБ «Метель» с автоматами.

Командир спецназовцев молча указал Сагануренову на дверь кабинета. Дрожа от страха, Сагануренов вошел.

На этот раз в кабинете не было никого, кроме самого генерала. Бидонов подстригся и сбрил усы, он как будто помолодел лет на десять. Генерал был в гражданском костюме. Он стоял возле стола, заваленного пачками долларов и какими-то странными запаянными колбами с синими шариками внутри. В тот момент, когда Сагануренов вошел, генерал как раз считал доллары в пачках.

— Здравствуйте, Сагануренов. Заходите, пожалуйста.

— Т-т-товарищ генерал, там это... — заикаясь, начал Сагануренов, — Там бумаги жгут. И еще труп. А на втором этаже офицер секретаршу... А министр научного атеизма Запобедов сошел с ума и объявил себя Тираном. Как же так...

Взгляд Сагануренова вдруг упал на стену кабинета. Сагануренов в ужасе замолчал на полуслове.

Горбачев исчез со стены. Вместо него с портрета обиженно смотрел министр научного атеизма, а теперь еще и Тиран СССР, Запобедов.