Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ) - Забудский Владимир
— Ты об Аманде Бэксхилл?
— Да мне пофиг как там зовут эту старую маразматичку! На что мне не пофиг так это на то, что вместо двух сверхдержав, которые друг дружку цапают и сдерживают, в мире оказалось полторы. И очень скоро, похоже, мы тут все будем жить под Красным знаменем, хотим мы того или нет!
Я лишь неопределенно помотал головой.
— Но ведь ты-то здесь! — в сердцах хлопнув кулаком о стол, начал сам себя разубеждать Джером. — Так что я вообще ничего уже не понимаю. Собирается там кто-то у вас давать отпор евразийцам, или нет?!
— Знаешь, Джером, мне сложно сказать. Я знаю немногим больше твоего. В целом все выглядит так, как ты и говоришь. Протектор заболел неожиданно для всех. Те, кто сейчас у власти, выглядят растерянными и нерешительными. Но есть и другие люди, которые всерьез и давно готовятся к войне. Один такой человек и послал меня сюда.
— Ясно, — кивнул Джером. — Знаешь, я скажу прямо. Было бы неплохо, если бы эти твои «люди» снабдили нас оружием.
Не успел я открыть рот, чтобы объяснить, что я этого не решаю, как атаман остановил меня жестом руки, мол, «Дай договорить».
— Я не буду строить из себя убежденного сторонника Содружества. Ты меня слишком хорошо знаешь, я от ваших держав предпочитаю держаться подальше. Но вы там в Содружестве капиталисты, а не идеалисты, так ведь? Так вот, если вы заинтересованы доставить евразийцам проблем — то у нас может быть взаимовыгодное сотрудничество. Так и передай своим боссам! Мы в состоянии очень сильно осложнить им жизнь в округе. У нас и кадры подходящие имеются, и опыта хоть отбавляй. Но не голыми же руками нам это делать! Со стороны Олтеницы лавочка давно прикрылась, они там плотно легли под евразийцев. Собственные запасы не бесконечны. Так что…
— И что, если тебе дадут оружие, то ты бросишь своих людей против евразийцев? — не смог скрыть удивления я.
— Именно это я и сказал. И у тебя нет ни малейших оснований сомневаться в этом, учитывая, что казаки сделали в прошлом! Так что оставь свое удивление при себе! — разгорячился и напыжился атаман, неправильно поняв мой вопрос.
— Да нет, дело не в этом, — попытался объяснить я. — Я говорю о том, что… Джером, разве ты не видишь, что это за махина? Ты же сам рассказывал, чем закончилась ваша война с юэнэровцами. Рассказывал о том, как всю станицу выжгли химоружием. А Союз — это даже не ЮНР. Сколько у тебя тут людей, человек двести? Ты, я надеюсь, понимаешь, что ты их всех обречешь на верную смерть?
— Что-то я не понял. Ты вообще за что нас агитировать пришел — за борьбу, или за капитуляцию?! — хлопнул кулаком о стол Джером. — Или ты нас на прочность испытать вздумал?! Мы, Димон, привыкли, что силы не равны! Мы всю жизнь так боремся. И будем бороться до конца, если понадобится!
Я лишь иронично вздохнул, следя, как разгоряченный алкоголем казачий атаман становится все воинственнее и непримиримее. Это было в духе Джерома.
— Евразийцы предпринимали что-то против вас?
— Предпринимали ли они? — хмыкнул Джером. — Ты забыл добавить «пока еще». Пока еще, Дима, они пытаются играть в добреньких. К нам прибывал недавно их эмиссар. Тот самый мужик, Цзы — ни капли не изменился, только научился с херовым акцентом произносить десять фраз по-украински. Почему-то решил, что мы из-за этого бросимся к нему в объятия. Очень расстроился, когда увидел, что у нас за старшего человек, у которого он увел девушку. Но все-таки пытался строить хорошую мину при плохой игре. Даже показал мне видеопослание от Мей. Очень похоже на настоящее.
— Серьезно? Она до сих пор с ними?! — поразился я.
— А то. Говорила на видео, что окончила юридический факультет какого-то там университета, работает теперь в их прокуратуре, воспитывает ребенка, является членом партии. Видел бы ты ее — такая цаца стала, не узнать! Рассказывала всякую ерунду про цивилизацию, XXII век и тому подобное. Ну примерно то же самое, что ты про свое Содружество, только с коммунистическим уклоном. Пыталась навешать лапши на уши, мол, Союз на самом деле хороший, и к Ильину, мол, совсем никакого отношения не имел, это все ваша, мол, Содружества, пропаганда придумала. Ага! Щас! Я этому Цзы говорю: «Так у вас же там половина русские!» А он мне со своей мерзкой ухмылочкой давай рассказывать, что, мол, есть «плохие русские, радикальные», а есть «хорошие русские, умеренные», и те, что с Союзом — это как раз «хорошие».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— А ты что?
— А я ему говорю: «Не могут они быть хорошими». Он: «А чего?» А я ему: «Так они ж живые!» Видел бы ты его лицо, когда до него дошло, ха-ха! — рассмеялся атаман над своей собственной шуткой. — Кажется, после этого он смекнул, что зря сотрясает воздух. Начал расстроенно лепетать про то, что мы «должны быть рассудительными и смотреть в будущее», что-то про наш «ненужный радикализм». А я ему и говорю: «Значит так, товарищ. Увидим ваших в радиусе двадцати километров от станицы, будем стрелять без предупреждения. Идите где-нибудь в другом месте свой коммунизм стройте!»
Джером самодовольно рассмеялся, наслаждаясь тем, как уделал Цзы. В этот момент я вдруг усомнился, хорошая ли это была идея — сделать его главным. «Впрочем, Наливайченко, если верить папиным рассказам, был таким же», — подумал я.
— Давай, выпьем еще по чарке! — спохватился Джером, наполняя стаканы.
— Это, конечно, круто, — молвил я мрачно. — Но ты не думал о том, что будет дальше?
— Я всегда думаю о том, что будет дальше, — посуровел Лайонелл. — Наши вартовые всегда готовы, днем и ночью. Ты меня, Димон, за дикаря тупоголового не держи, лады? Я хорошо понимаю, что задираюсь не с шайкой бандитов. Но выход какой? Я ведь хорошо знаю их «дипломатию». Сегодня приходит улыбающийся дядечка и рисует картинки с радугами и единорогами, а завтра является карательный отряд без знаков различия и сжигает селение дотла. В округе такое уже не раз происходило. А потом говорят, что это, мол, все Содружество подстроило. «Оборотни». Тьфу! Я стреляный воробей, меня на мякине не проведешь! Я им не дам застать себя врасплох! Давай, за осмотрительность!
Я обреченно кивнул, и мы выпили еще по чарке. У меня в голове продолжали раз за разом прокручиваться его слова про «оборотней». На заднем плане я, казалось, слышал тихий самодовольный смех генерала Чхона. Сложно представить себе более убедительное доказательство эффективности выбранной им тактики. О чем о чем, а об эффективности с генералом не поспоришь.
Какое-то время Джером продолжал грозно бурчать что-то себе под нос, ругая евразийцев. Затем поднял на меня осоловевший взгляд.
— Ну что ты смотришь, Димон? Понимаю, о чем ты думаешь. Знаешь, я чертовски не люблю это признавать, но я прекрасно понимаю, что Союз за монстр. И я понимаю, что им нет дела до нас — небольшой группки людей, засевших в своей норе вдали от стратегических объектов и путей. Мы для них просто букашки. Что ж, пусть так. Но мы букашки гордые. Дайте только нам жала — и мы сделаемся осами, которые еще покусают кое-кого за их партийные задницы!
По упрямому взгляду друга я осознал, что он и впрямь скорее отправит весь свой маленький народ на убой, нежели склонится перед цивилизацией, которая была ему не мила. Генерал Чхон торжествующе усмехнулся бы, если бы видел сейчас Джерома. А сколько еще таких Джеромов разбросаны по просторам Балкан?
«Вот и всходы. Всходы от кровавых семян, что посеяли мы с Локи», — подумал я горестно, с каждой секундой мрачнея. — «Чхон знал, о чем говорил. Эта чудовищная тактика работает. Но неужели войны выигрываются только так?!»
— А что бы ты сказал, — уже едва ворочая языком из-за обилия выпитого, вдруг произнес я. — Что бы ты сказал, если б узнал, что эти «оборотни» — это не плод евразийской пропаганды? Что, если бы я сказал тебе, что они и впрямь существуют?
Я ожидал, что атамана ужаснет сама мысль об этом. Но, к моему удивлению, он не только не ужаснулся, но даже поспешил заранее оправдать Содружество.
— Что-то не особо верится. А даже если и так — это лишь означает, что у вас там умеют грамотно вести войну. Война — грязное дело. Если на десять селений, вырезанных евразийцами, приходится одно разоренное «оборотнями» — это ничего не меняет в масштабах войны.