Евгения Федорова - Призраки Припяти (СИ)
— Тебя информация удержит, не охрана. Да ты моих охранников один раз отключил, второй раз тебя не затруднит. Кстати, их тут теперь не так много, на весь участок десять человек прислуги и охраны.
— Что ж ты, обеднел что ли? — язвительно осведомился я.
— Нет, надобности нет. Четверо бойцов вполне достаточно. Две горничные — ой, хороши шалуньи! Советую тебе подкатить, любая выше всех похвал!
Мне захотелось дать ему по лицу, но я сдержался. Что бы это изменило? Показало бы лишь мою несдержанность. И ничем ни мне, ни Лысому не помогло. Разве он одумается?! Это его нормальное отношение к жизни и к людям. Это я ему покажусь чудаком, отвергнув хорошенькую шлюшку, от которой в любой момент можно получить удовольствие. Но я так не могу, воротит меня от таких вот отношений!
— Опять же повар, — продолжал Лысый. — Мужик замечательный, умный и готовит прекрасно. У него особенно хорошо получается поросенок под французским соусом. Не ел такого? Сегодня вечером опробуешь. Потом два водителя и механик. Ну, они тоже, если что, в охрану встанут, но на самом деле в этом нет необходимости.
— Чего, переубивал всех своих конкурентов? — саркастически усмехнулся я. — В общем, так: в пустоту прыгать не буду и в дом к тебе не пойду. Неуютно мне в твоих хоромах, особенно теперь.
— Да ладно, не предавал я тебя, и договора не нарушал. Уж велика беда?! Попросил приехать, так ты чуть ребят не зашиб! Естественно, они люди серьезные, зуб на тебя заточили, вот и поплатился. Будь я там, по-другому все было бы.
— А что же сам не приехал? — зло скривился я.
— Занят был, — отрезал Лысый. — Информацию выкупал. И теперь многое знаю. Да ты не ершись, я ведь и отца твоего знал и деда…
Он смотрел на меня, стервец, ожидая реакции. Он ведь знал, что говорить. Я с трудом сдержал гримасу, но непроизвольно замер. Вот оно значит как. Вот он, как мир тесен. А не врет ли? Нет, не врет. Какой ему прок врать? И опять же непонятно, почему он страх потерял, почему всего четверых охранников и двух собак держит, когда еще год назад у него маленькая армия в тридцать человек в доме для гостей ютилась. Там и псарня и казарма. Четыре немецкие овчарки и два ротвейлера. Помню, вечно грызлись, да не собаки — люди. А теперь всех разогнал. С чего бы вдруг?
— А что же ты раньше мне не говорил, что родственников моих знал? — медленно спросил я.
— Несподручно было, — фыркнул Лысый. — Да и ты не спрашивал. Я тебя признал как увидел и думать смог, вернее, у меня долгие месяцы было ощущение, что я где-то тебя видел. Помнишь же, я все тебя рассматривал, все пялился, а ты то и дело отворачивался — взгляд мой осточертел.
— Ну, — угрюмо согласился я. — Было такое.
— А потом я вспомнил. Ты ж на отца похож! Вот еще удалось добыть фотографию одну любопытную, но я тебе ее и не покажу. Повреждена она очень, но на ней изображен и ты, Дима, и дед твой Махрат и твои мать с отцом.
— Покажи! — с угрозой сказал я и шагнул к Лысому. — Или я придушу тебя!
— А ты мне не угрожай, Нелюдь, закон помни и место свое знай, — резко огрызнулся Лысый. — Я тебе не простачок какой, чтобы со мной так говорить. Пошли в дом, сядем за стол и все обсудим. Может, я тебе ее и покажу, но только не уверен, что ты чего-то поймешь.
— Уж как-нибудь разберусь без советов, — буркнул я, но за Лысым пошел.
Мне было ужасно неспокойно. Чудился неотступный и внимательный взгляд нескольких пар глаз, и я никак не мог понять, кто же за мной наблюдает. Идя за Лысым по аккуратной до безобразия дорожке, я все украдкой оглядывался по сторонам, пытаясь найти источник своего беспокойства. Но пространство вокруг молчало. Все было прозрачно и пустынно, лишь за спиной у ворот сидели два алабая, утерявшие ко мне всякий интерес. И правда, если хозяин ведет чужака в дом, значит он уже и не чужак.
Мы подошли к дому, и я на секунду замялся, странное предчувствие беды охватило меня, почудилось некое движение совсем рядом со мной.
— Что это, Лысый? — окликнул я хозяина коттеджа, но тот уже вошел в дом и то ли не услышал меня, то ли не посчитал нужным ответить.
Отбросив все предрассудки, я поднялся за ним по ступеням и перешагнул через порог. Дверь бесшумно захлопнулась, с силой подтолкнув меня внутрь дома. От неожиданности я отскочил, налетел на Лысого, который истерически захохотал над самым моим ухом.
Испуг сделал свое дело, я увидел их. Две мутноватые тени в полумраке прихожей стали наконец видны. Дневной свет рассеивал их, делая незаметными для моего осязания.
Отстранившись от Лысого, я выпрямился, вглядываясь в призраков, и с удивлением понял, что их очертания начинают проясняться. И все равно ничего подобного я раньше не видел!
— Ну наконец-то ты заметил их, болван! — пробухтел над самым моим ухом Лысый. — Думал, ты так и не поймешь, где собака зарыта! Признаться, я был о тебе лучшего мнения!
— Что? — рассеянно переспросил я.
— Что, что?! Тебя в детстве назвали неправильно, ты у нас слепой, — продолжал издеваться Лысый.
В этом доме все было не так, я почувствовал легкий запах пыли и запустения, а потом словно пелена спала с моих глаз.
— Ну, идите же сюда, красавицы, — позвал Лысый, и я отчетливо разглядел двоих…
— Удивительные женщины, — пробормотал я, наблюдая, как мимо меня проплывают тонкие тела, как вьются по ветру, который я ощутить не в состоянии, густые черные волосы. Я чувствовал на себе пристальный взгляд их узких, черных глаз.
Лысый усмехнулся и, повернувшись, прошел в просторную, светлую гостиную. Из-за туч снова выглянуло солнце и легло яркими полосами на выложенный терракотовой мозаикой пол, стекло светом по кожаным спинкам просторных кресел и украшенным картинами стенам.
В центре залы приятно журчал небольшой фонтан с фигуркой ангела в центре. Вода стекала из сложенных лодочкой рук, падала к его ногам, разбиваясь на брызги, и сбегала по ступеням вниз, в маленький бассейн, где плавала большеголовая, черная рыба с выпученными, выставленными в разные стороны глазами.
Здесь все было сделано со вкусом и любовью, и я не в первый уже раз поймал себя на мысли, что это тот дом, в котором я бы не отказался жить. Более того, я мечтал о чем-то подобном.
Только дом моей мечты должен был быть не таким пустым. Он стоял в совершенно другом месте и, наверное, в совершенно ином времени. Как жаль…
— Откуда? — спросил я, глядя на то, как Лысый тяжело плюхнулся в кресло. Призраки тут же сели у его ног и опустили головы, загородившись от меня густыми волосами.
— Оттуда, — загадочно усмехнулся хозяин дома, жестом указывая на кресло напротив себя.
— Как псы сторожевые, — я все никак не мог отвести от странных женщин глаз. Слабость медленно отступала, в голове прояснялось, но все же стоять было еще трудно и я сел.
— Будь моим гостем? — Лысый фальшиво улыбнулся. — Я бы предложил тебе чего-нибудь выпить, да нельзя. Со стимуляторами, что я вколол тебе, лучше не шутить, как бы боком не вышло. Только если соку.
— Давай-ка о деле, — хмуро прервал я излияния хозяина. — Некогда мне с тобой тут прохлаждаться. Скажи, зачем притащил сюда, а потом я пойду и прибью твоего Сема, чтобы впредь животных не трогал.
— Думал, — Лысый аж весь сморщился, — ты захочешь побольше узнать о призраках.
— У меня в жизни своих теней хватает, — равнодушно отозвался я. — Не хочу лезть в чужие дела. Кроме того, я тороплюсь…
— Ах да, тебе надо еще тех детей проверить! Ты, глупый и напыщенный идеалист! Нет, ты просто дурак, и всегда им был. Это же надо, отдал Олесе все заемные деньги! Скажу тебе честно, надо было быть полным глупцом, чтобы после того, что ты для меня сделал, просить деньги в долг! Да я тебе тогда все бы отдал…
— Знаешь, — прервал я оскорбительную речь Лысого, — я не люблю просто так что-то брать у других. Свой долг я верну. Благодаря тем деньгам, между прочим, Вовка уехала отсюда в Питер… Тут какая жизнь для молодой девки? Как вон те бабы воду на коромыслах таскать? Или трястись от холода в жалких облупленных хибарах? А может, в кабаках по ночам подрабатывать? А она теперь живет как нормальный человек, учится в институте…
С тем, как я говорил, губы Лысого все больше растягивались в неприятной ухмылке, словно ему были смешны мои рассуждения или словно… он знал что-то, чего не знал я.
— А замуж там выйдет? — невинно поинтересовался Лысый, не переставая ехидно улыбаться.
Я молча смотрел на него, пытаясь понять, что же скрывается за чванливым самодовольством, а Лысый тем временем продолжал:
— Вот не пойму я, почему ты ее все Вовкой зовешь. У девчонки совершенно другое имя. Женское, если можно так выразиться.
— Это из детства, — медленно проговорил я. — Она не хотела нам ни чем уступать.
…Вспомнилась худощавая, босоногая Вовка, коротко стриженная матерью после тяжелой болезни. И зачем она ее постригла? Наверное, боялась вшей. Девочка была такая костлявая, что все ее дразнили мальчишкой, а она знай себе радовалась и раздавала тумаки обидчикам. И гордо мне так говорила: все мальчишки меня бояться. Настоящее ее имя было Олеся, но девочка его ненавидела. И одевалась всегда как мальчуган, мать со скандалом напяливала на нее по воскресеньям сарафан, завязывала голову и тонкие плечи черным платком, чтобы в церковь идти. Я вспомнил, как мы корчили друг другу рожи в то время как дородный, и казавшийся нам просто таки необхватным батюшка читал наискучнейшие проповеди. Как дядька Макар сек нас прутом за хулиганство и как она, прикусывая губы, терпела, не уронив ни одной слезы. Она всегда была целенаправленна, резка и быстра в принятии решений. Никогда не сдавалась и не привыкла идти на уступки или отступать…
