Андрей Русанов - Главы Апокалипсиса. Начало
Агония… Кровь не била фонтаном, она выплескивалась стаканами на бетон кратно ударам умирающего сердца, из огромной рваной раны слышалось бульканье и хрип – это остатки воздуха покидали старые прокуренные легкие. Мелкая дрожь охватила все тело, затем начала утихать, оставаясь только в руках и ногах, затем и вовсе утихла.
Мысленно я повторял свои корявые движения, в результате которых очередной человек лишился жизни. Раз за разом я находил все новые ошибки. При этом глазами я осматривал углы, мусор и даже деревья по ходу своего движения. Перед глазами, словно кадры из фильма, всплывали моменты тренировок. Боже, у меня ничего не осталось от техники и от физухи, которые были у меня девять–десять лет назад! Да, сейчас у меня ничего не получается, но мне придется много тренироваться в дальнейшем, если я хочу выжить. Я обошел дом вокруг и к моему счастью больше никого не обнаружил.
Я расслабился и сразу же почувствовал резкую боль в руке. Неглубокий, но длинный разрез поперек руки где‑то посередине между кистью и локтем… Надо накладывать швы, а у меня, как назло, нет ни иглы, ни ниток. Хотя… Я кинулся в дом и уже через пару минут держал в руках коробку с иголками и нитками. Быстро побежал вниз, к своей «аптечке», по дороге чуть не споткнулся о свою жертву.
Мой одноклассник Сергей после школы поступил в Медицинский институт и после двух курсов проходил практику в травмопункте больницы скорой медицинской помощи. Тогда я тренировался, мне часто доставалось, вот и решил однажды посмотреть, как лечат, да и вообще захотел «поучиться штопать людей». В одно из его ночных дежурств я приехал, меня представили первокурсником и вручили новый немецкий накрахмаленный халат. Скажу, смотрелся я совсем недурно и внушал своим довольным лицом бесконечное доверие к своей незаурядной персоне. Ничего серьезней, чем подержать шину или перевязать больного, мне не доверяли, да и не надо мне это было – я смотрел и учился. Как промыть и обеззаразить рану, как и чем ее зашить… В общем, в результате трех дней обучения я приобрел массу полезных практических знаний и острое нежелание попадаться ночью сонным докторам.
Перетянул руку веревкой, открыл новую бутылку с минералкой и промыл рану. Моментально почувствовал острое жжение — «все дело в волшебных пузырьках» — розовая пена заструилась на землю. Откопал среди сумок ту, в которой валялось все, что я собрал на руинах больницы. Расстегнул молнию, достал перекись, налил на ладонь левой руки, положил туда иголку и отмотанную нитку – я знал, что концентрированной перекисью водорода можно дезинфицировать хирургический инструмент… Подержав так немного, начал вдевать нитку в иглу. Очень трудно попасть в ушко, когда тело трясется, а руки дрожат от адреналина и боли. Бинго! Мне удалось! Но как стянуть края раны? У меня нет третьей руки, значит, никак – ногу бы я зашил быстро. Еще и обеззаразить края раны чуть не забыл, благо, йод был на месте. Взяв иглу в правую руку, я достал левой кусок ваты… Куча ненужных движений, удачная попытка открыть баночку зубами… Я дилетант!
Очень неприятно, когда йод попадает в рану вместо того, чтобы попадать на ее края. Сжав зубы, я бросил вату и снова взял в левую руку иглу. О том, что забыл новокаин, я сразу же вспомнил после первого укола иглой. Еще сильней стиснув зубы и рыча, продолжил делать стежки. Говорят, «несколько минут позора и экзамен сдан». Не знаю, сколько минут позора было у меня, потому как полностью потерял чувство времени, но экзамен я сдал, даже вполне сносно забинтовал рану и начал курс приема антибиотиков…
Теперь мне предстояло избавиться от трупа и обосноваться в новом доме. В голове вертелись мысли: «Почему он пытался меня убить? Я убил трех человек, убил хладнокровно, как мне теперь жить с этим в душе?» Меня подташнивало и немного шатало – нормальный человек может быстро привыкнуть к виду мертвых тел, при помощи силы воли подавить в себе брезгливость, но не может сразу осознать, что он убийца.
Я довольно быстро перенес здоровой рукой все сумки в дом и сложил в кучу на кухне, отдельно поставил лишь баул с живностью.
С трупом пришлось повозиться дольше, он оказался довольно тяжелым. Его я смог доволочь только до сдутой лодки, а дальше отвез почти до домика сторожа и там бросил вместе с лодкой.
Рука разболелась, на бинте выступили багровые пятна. Силы оставляли меня – дали себя знать перенапряжение, усталость и недоедание, скопившиеся за все время моих путешествий, плюс ко всему я сегодня потерял немало крови, пока успел наложить на руку жгут и зашить рану. Опершись о руль велосипеда, я побрел в сторону дома.
Вернувшись, я плотно закрыл дверь, порылся в «аптечке» и выпил несколько таблеток темпалгина, чтобы прошла боль. В углу среди бутылок я нашел полную бутылку красного вина. Мельком глянул по сторонам, но ничего похожего на штопор не нашел. Нашел, другие предметы – шуруп и плоскогубцы. Недолго думая, ввинтил в пробку шуруп. Бутылку зажал ногами. Левой рукой при помощи плоскогубцев за шляпку шурупа достал пробку. Кажется, я потратил очень много сил и времени на этот незатейливый процесс, что тут же компенсировал, выпив все содержимое бутылки одним махом. Так. Теперь надо убрать лужу крови, может, присыпать землей?
Теряя сознание, я понял, что падаю на сумки.
Глава 10
У вас когда‑нибудь в жизни был бред, сопровождаемый галлюцинациями? Очень жаль, если не было. Презанятное, признаюсь вам, явление, как первое, так, впрочем, и второе…
Миры сменяли друг друга настолько медленно, что я успевал прожить в каждом несколько бесконечно длинных жизней и, вместе с тем, настолько быстро, что я не успевал запомнить ни один из них. Иногда мне казалось, что меня поднимает в воздух или бросает о стены. Мышцы судорожно сокращались, а по телу пробегала дрожь. Иногда ощущения изменялись и казалось, что мне стало легче, но…
Перед глазами мелькали то мужики, пытающиеся отобрать у меня трубу, то бомж с головой в руке, просивший вернуть бутылку вина. То я брел по дороге, то лежал у костра на мягком ковре из сосновых иголок, то ел сам, то кормил из руки зайца, с которого только что снял шкуру. Я видел закат сразу трех солнц, в то время как из черного неба падали мертвые птицы; впрочем, они тут же оживали и ползли по земле в мою сторону. Я куда‑то бежал по стеклянной земле, делал что‑то абсолютно бессмысленное для обыкновенного человека с пятью руками.
Бред то и дело прерывался сухим кашлем, буквально рвавшим меня на части. Я думал, что выплевываю свои легкие, такой силы были эти приступы. Мне казалось, что кашель выдергивает, забирает, тащит куда‑то, что это единственная связь с реальностью. Время от времени я переставал понимать, где нахожусь. Вокруг меня будто в тумане проносились картины–воспоминания из прошлого. Я оглядывался на камин и видел себя, зажигающего огонь. Я оглядывался на окно и видел сразу два окна: за одним было лето, и меня звали на улицу, за вторым – серая пугающая тьма. Тело взмокло от пота. Во рту пересохло. Ужасно хотелось пить.
Я был тут и меня тут не было…
Сознание разделилось, меня стало два. Одновременно я осознал себя как двух отдельных мыслящих существ, как двух отдельных «Я», споривших друг с другом, пытавшихся говорить на разные темы. Когда предел двух «Я» иссяк, они разделились – каждое на два других «Я», а потом еще, и еще, и еще… Все эти «Я» осознавались одновременно, между всеми этими тысячами людей происходило общение, я держал нити разговоров и одновременно спорил, постепенно пытаясь выделить в этом множестве себя истинного. Потом мы начали замечать, что от каждого из нас тянется серебряная нить, некоторые нити путаются, некоторые уходят в никуда, некоторые соединяются в пучок. Где‑то далеко появилась общая мысль, говорившая на всех языках мира, но каждый понимал ее одинаково: нам надо собраться воедино. Мы начали сливаться, но вместе с тем не становились одним целым, мы оставались шумной толпой. Настал момент и последний из нас, стал одним целым с нами… Пришло прозрение: «МЫ» – это «Я». МЕНЯ НЕТ! НЕТ «Я»! Видимо, мне было рано постигать что‑то запредельное, возможно, я был не готов или просто был не столь развит интеллектуально, чтобы остаться в состоянии «МЫ»; мой мозг взорвался и я увидел себя со стороны – я увидел себя тем, кем был в детстве. Я не знаю, повезло мне или нет. Это было новое для меня ощущение.
Я находился дома и что‑то негромко напевал себе под нос, перебирая струны маленькой гитары, сделанной в Ленинграде. Потом услышал другую, более красивую игру и песнь – я превратился во льва и полетел к источнику звуков, прислушиваясь к музыке. Когда‑то давно я учился менять форму и в измененном состоянии путешествовать между мирами или бродить по городу, играть в лучах лунного света, купаясь в морях бесконечности, или просто урчать, лежа лапами вверх… Учеба была весьма удачной и полезной.
