Андрей Русанов - Главы Апокалипсиса. Начало
Эй! Есть кто живой? Ау! Люди–и-и!!!
Ответом мне стала зловещая тишина. Калитка закрыта. Дверь, похоже, тоже. Так! Надо отдышаться. Впереди сложная встреча с прошлым. Хотя, какое может быть прошлое – это всего–навсего дом, в котором жила моя… Кхм… Знакомая. Ну, или почти знакомая… Сейчас это уже давно не имеет никакого значения.
Я почувствовал слабость и прилег на борт лодки. Глаза заволокло туманом и я провалился в прошлое.
Глава 9
Танька, Танька… Я рад, что встретил тебя в своей жизни. Если б ты не сломала тогда, давно, маленького беззащитного мальчика–романтика с открытой душой и чистым сердцем, способного дарить звезды… Кем бы я стал? Таким же серым бездушным тюнтей, как и многие… Но нет! В рождении человека, способного выстоять под ударами системы целого государства и выжить в мире после его падения, больше всех виновата ты! Спасибо тебе за этот дар!
Очередной приток безумия из пустоты воспоминаний, стертых при помощи долгих медитаций, прервал мощный хлопок – меня бросило вверх и в сторону, отбив всякое желание что бы то ни было вспоминать. Испугавшись, не понимая, что произошло, я моментально отскочил, кувыркнулся и прижался к земле, чтобы осмотреться. Со стороны это наверняка выглядело комично.
Помню, как‑то перед машиной Макса, не обращая внимания ни на что, шел какой‑то мужик. Шел довольно долго, махая руками кому‑то впереди. Нам это надоело – надо было ехать, и Макс посигналил. После нашего сигнала мужик выделывал такие смешные кренделя, что мы еще долго смеялись.
Бояться было нечего – взорвалась лодка, не предназначенная для долгого плавания по земле и хламу. Борта сильно протерлись и под моим немаленьким весом лопнули, вызвав панику среди кроликов с черепашками.
Как кстати! Я уж было начал расслабляться, а это непозволительная роскошь в таких жестких условиях.
«Здравствуй, дружище Дом! Здравствуй, Домовой!» — я поклонился и подошел к двери. «И я рад тебя видеть!» — тихо ответил Дом.
Мне показалось, что дом мне ответил, или я уже разговариваю сам с собой? Нет! Ответил! В мире, который изменился, возможно все! Да и есть такая методика: надо сконцентрироваться и представить информационный луч, направить на человека или предмет и задать свой вопрос. Если умеешь слушать, обязательно услышишь ответ. Как, оказывается, все просто! Наверное, я что‑то не так делал на тренировках или просто не пытался получить результат.
— Ау! Есть кто живой?! Танька? Мих? Эй!
Ответом мне стала лишь тишина. Поскольку дом был единственным уцелевшим в округе, а я безумно устал, я без раздумий принял решение попасть внутрь.
Дверь была закрыта просто на врезной замок – топор, используемый мной как рычаг, без труда ее открыл. С каждой новой открытой дверью или замком орудие лесорубов мне все больше и больше нравилось и даже начало казаться родным, хотя я никогда и не был представителем этой профессии.
Из дома пахнуло сыростью, плесенью, пылью и какими‑то давным–давно забытыми, приятными запахами. Вдохнув полной грудью, я закрыл глаза, пытаясь вспомнить, чем же пахнет. Приступ кашля бесцеремонно согнул меня пополам, прервав разом все эксперименты с обонянием и памятью. Откашлявшись, взяв топор двумя руками так, чтобы было удобно рубить или, в крайнем случае, просто бить набалдашником снизу (левая рука снизу, правая сверху, топорище немного отведено назад и направо, корпус немного повернут левым боком вперед), я осторожно, ступая с пяточки, шагнул внутрь. Коридор был неудобным, но грех жаловаться – я столько дней провел на улице, что уже начал забывать о том, что такое крыша над головой. Аккуратно вошел в кухню – просторная комната, иногда выполнявшая функции зала с удобным камином. Кресло–качалка, холодильник, свечи, фотография и шишки над камином. Стоп! Какой‑то мусор в углу – объедки, полупустые винные бутылки; в доме кто‑то есть, кто‑то чужой… Ни Танька, ни Мих, ни тем более их родители или, возможно, другие члены семьи не позволили бы себе так по–хамски относиться к своему жилищу. Я подошел к боковой двери, ведущей в маленькую комнату.
…В далеком двухтысячном мы втроем – Мих, я и Танька – встречали в этой комнате новый год. Из всех троих только я знал, что мы пробудем на даче несколько дней, поскольку у меня были планы на Таньку (планы были, а опыта не было). Отмечали новый год весело: гуляли по лесу, кричали и слушали эхо, играли в снежки, топили углем печку (я так расстарался, что стало довольно жарко, а печь треснула), слушали музыку. Мы задержались на даче несколько дней — я умел планировать отдых так, чтобы никому не хотелось уезжать. Достаточно подтолкнуть человека к идее, как он радостно становится ее автором и наслаждается лаврами… На второй день мы начали рассказывать страшные истории, да так умело, что перепугались сами. Пришлось обходить комнату со свечкой, а над дверью повесить охранную молитву… Утром Мих проснулся со словами, что кто‑то лезет в дом! Действительно, было слышно, как кто‑то открывает входную дверь. Танька ответила, что это Андрей пошел в туалет, на что я возразил, мол, и не собирался никуда уходить, может, это Мих? Как только мой мозг сосчитал до трех и сравнил результат с тем, сколько было людей в комнате, затем с тем, сколько нас сюда приехало, я вскочил с кровати. На пол приземлился уже в стойке и с ножом в руке, который успел схватить со стола. Нож был охотничий и я держал его ручкой вперед, лезвие вдоль руки. Глаза мои были полуприкрыты, голова немного наклонена вперед. Мне казалось, что я смотрю не глазами, а сквозь лоб и вижу все сразу… Все ожидали вора, а зашел Танькин отец и, вероятно, не ожидая такой картины, задал самый оригинальный вопрос из тех, которые за последние три дня мне довелось услышать: «А что вы тут делаете?» «Злых духов отгоняем», — ничего другого просто не пришло в голову. Я отложил нож и, сделав вид, что давно не сплю, присел на край кровати. Так все и разрешилось: отец, посмотрев на дверь, увидел листок с молитвой и, покачав головой, тут же уехал.
Как и кто меня там встретит теперь? Такой же придурок, каким был я в детстве, который, даже не успев понять, что произошло, упадет замертво с проломанным черепом?
Я напрягся и в один прыжок очутился в маленькой комнате. Дверь гулко хлопнула по стене, нигде никого не было видно, кровати пустовали. Окно, в которое перед празднованием, как думали тогда, миллениума, мы с Михом вставляли стекло, было распахнуто, а занавеска над ним оборвана. Аккуратно, не высовываясь, осмотрел все на улице и, не заметив ничего подозрительного, закрыл окно на защелку и вышел из комнаты. От напряжения я вспотел. Первый этаж пустовал.
Мне предстояло самое трудное – проверить чердак, а точнее, комнаты на втором этаже. Как можно тише я подошел к лестнице и, готовый в любой момент спрыгнуть с нее, начал подниматься по ступенькам. Поравнявшись с уровнем пола, я быстро выглянул одновременно сделав шаг вверх, затем сразу же вернулся в исходное положение. Наверху никого не было видно, и я резво поднялся. Напряжение росло, мускулы начали затекать, но опускать топор было рано. Я поочередно размял кисти рук, расслабив их, а затем, взявшись за рукоять удобней, продолжил движение.
На чердаке никого, кроме свернувшегося калачиком невероятных размеров кота, не было. Странно, в этой семье всегда почитали собак. Кот лениво повернулся, медленно приоткрыл один глаз и, тихо урча, опять свернулся в клубок. В памяти всплыла фраза, произнесенная мной в далеком детсадовском прошлом: «котик свернулся ежиком», записанная моей мамой. В те времена было модно записывать перлы своих детей. Я облегченно вздохнул, затем спустился вниз и осторожно подошел к двери – предстояло проверить гараж и двор за домом. По спине пробегал слабый холодок, предшествующий обычно каким‑то неприятностям.
Входная дверь тихо начала открываться.
На пороге стоял небритый бомж – на плечах в ватник, в руке нож, синяк на пол–лица. Ничего не говоря, он нанес сильный, но довольно медленный, режущий удар слева направо, по диагонали вниз. Я попытался сделать так, чтобы нож только скользнул по мне: приседая, шагнул левой ногой назад и довернул корпус влево, закрывшись правой рукой и немного топором. Отчасти маневр удался: лезвие полоснуло по правой руке и вместо того, чтобы распороть мне живот, вошло – чиркнув по топору – в дверной косяк. Я не почувствовал боли, а в нос ударил запах крови, моей крови. Мгновенно озверев, я буквально прыгнул вперед. Тело как пружина развернулось, ступня левой ноги повернулась, став упором, под углом примерно в сорок пять градусов к торсу, правая нога сделала небольшой шаг вперед. Я сделал движение, похожее на движение косаря… Ручка попала бомжу ровно в солнечное сплетение. Удар оказался довольно мощный: бедняга охнул, выронил нож, упал на колени, согнулся, наклонив голову. Я увидел шею, руки тотчас же сделали обратное движение. Бедняга вздрогнул, и все закончилось. Топор был недостаточно остр, а удар пришелся не точно посередине, лишь поэтому голова не покатилась по лестнице, а осталась держаться на застрявшем в шее топорище. Я, поднимаясь и поворачиваясь на правой ноге, сделал шаг левой, поставив ее на голову покойного. Небольшой нажим, и топорище освободилось. Тело грузно упало с лестницы и начало часто дергаться.
