Майк Эшли - Апокалиптическая фантастика

Тура и ее брат вынашивали общий план давно. Второго такого шанса может больше никогда не представиться: зелень исчезнет через год и, может быть, больше не появится ни разу за всю их жизнь. Ни один взрослый не одобрил бы их план. Но никому из взрослых и не нужно знать о нем.

Рано утром дети ускользнули из деревни. Одетые лишь в сплетенные из водорослей килты, с любимыми ожерельями на шеях, брат с сестрой были очень похожи друг на друга. Предвкушая приключение, они смеялись на бегу, голубые глаза сияли и казались еще ярче на фоне ржаво-малинового пейзажа.

Бел и Тура жили там, где некогда располагалось западное побережье Северной Америки, но это не имело значения — и во времена Урлу весь мир был одинаков. Только теперь настала эпоха сверхконтинента.

Медленно сдвигаясь, материковые плиты объединились, в точности повторяя очертания прежнего исполинского монолита, раздробившегося задолго до появления динозавров. Пока воды Мирового океана бушевали в ревущих штормах, внутренняя часть Новой Пангеи превратилась в безжизненную пустыню, а люди переселились к устьям крупных рек и к береговой линии. Великое слияние, словно барабанной дробью, сопровождалось вымиранием видов, и всякий раз мир восстанавливал силы, хотя каждое новое возрождение было уже не столь бурным, как прежде.

Прошло двести миллионов лет, преже чем сверхконтинент стал выжженным и прокаленным. А потом — еще двести. Но люди жили почти так же, как и раньше.

Одинннадцатилетние близнецы Тура и Бел ничего не знали о прошлом. Они были молоды, как и их мир, и видели его только таким. А сегодня вокруг происходили чудеса: все растения, жадно поглощая углекислый газ, выстреливали в воздух залпы спор, а насекомые стремительно отправлялись на поиски партнеров для размножения.

Солнце поднималось все выше и выше, уставшие дети сбивались с ритма, спотыкались. Пот на их коже быстро испарялся в сухом воздухе. Наконец сквозь завесу пыли проступили горы. Древние, истерзанные временем возвышения, хранившие следы формирования Новой Пангеи. Но для Туры и Бела, стоящих у пологих, усыпанных голышами предгорий, это были высочайшие вершины.

Тура заметила вспышку зеленого и коричневого высоко на склоне. Разгорелось любопытство. Не раздумывая ни секунды, девочка принялась карабкаться вверх. Боязливый Бел остался на месте.

Поначалу склон горы был таким пологим, что можно было идти обычным шагом. Но вскоре Тура очутилась выше, чем ей когда-либо доводилось в жизни. Продолжая восхождение, девочка инстинктивно опустилась на четвереньки. Сердце стучит, как молот, но Тура двигается вперед. Внизу раскинулась Новая Пангея: море красной, как на Марсе, пыли, слежавшейся со временем.

Наконец девочка добралась до зелени. Несколько питаемых подземными водоносными пластами деревьев, в тени горы укрывшихся от насыщенных пылью ветров. Тура машинально провела ладонью по гладким, крепким стволам. Никогда прежде она не видела деревьев.

По мере того как солнечное излучение усиливалось, экологические системы спасались тем, что усваивали углекислый газ из воздуха. Но бесконечно так продолжаться не могло: даже во времена Джаала углекислота была на исходе.

Планета уже освободилась от множества прежних экосистем: тундры, лесов, полей, лугов, мангровых болот… Вскоре концентрация двуокиси углерода окажется ниже критического уровня, и тогда лишь немногие растения будут способны к фотосинтезу. Человеческая популяция, и без того сократившаяся до миллиона особей, рассеянных по единственному на весь мир побережью, уменьшится едва ли не до десятка тысяч.

Люди выживут. Как всегда. Но эти деревья, в прохладной тени которых стояла Тура, — одни из последних на целом свете.

Девочка задрала голову, всматриваясь в крону… Наверное, там — какой-нибудь плод или вода, скопившаяся в остроконечных листьях… Но подняться по гладкому стволу невозможно.

Посмотрев вниз, Тура увидела белую точку: обращенное вверх лицо Бела. Время шло: чем выше окажется солнце, тем сложнее будет идти по пустыне. Девочка нехотя принялась спускаться на равнину.

Прожив всю жизнь на побережье Пангеи, Тура запомнила короткое приключение навсегда. И всякий раз при мысли о деревьях у нее зудели ладони и ступни: в теле пробуждались инстинкты обезьян, похороненные полмиллиарда лет тому назад.

Рууль заскучал.

Гулкое эхо пира разносилось по всем пещерам. Люди играли, плясали, болтали и смеялись, пили и дрались при свете костров и тростниковых факелов; изрядно эволюционировавшие потомки змей и ос любовно обвивали лодыжки своих владельцев. Наступил Праздник Тысячного Дня. Под землей, в мире, навечно скрытом от солнечного света, бледные, как черви, люди мерили время сменой сна и бодрствования, а продолжительность жизни высчитывали на пальцах.

Все веселились. Все, кроме Рууля. Когда мать увлеклась праздником настолько, что перестала замечать его, ребенок выполз в темноту.

Недавно, неутомимо исследуя обитаемые окрестности пещеры, где протянулись во тьму туннели и трещины, мальчик обнаружил расщелину в известняке. Похоже, по ней можно было забраться далеко вверх. Рууль пригляделся, и ему показалось, что там, высоко, горит странный, красноватый свет. Наверное, люди из пещер сверху, подумал мальчик. А может быть, что-то настолько странное, что и представить невозможно.

Теперь при тусклом свете факелов Рууль осмотрел расщелину и принялся карабкаться вверх, цепляясь за выступы.

Он убежал с праздника. Одиннадцатилетний, ни ребенок и ни взрослый, Рууль попросту оказался лишним и сейчас разгневанно проклинал пир. Но по мере того, как мальчик погружался в глубокую тишину, все его внимание поглощал подъем.

Народ Рууля, издавна бессчетными поколениями селившийся в пещерах, с успехом овладел искусством скалолазания. Люди жили в глубоких карстовых пещерах, в известняке, на месте давным-давно сгинувших мелководных морей. Когда-то в этих углублениях обитали изрядно эволюционировавшие потомки ящериц, змей, скорпионов, тараканов, даже крокодилов и акул. Неизменно экстремальные условия Пангеи способствовали развитию усложненности и взаимозависимости. Отступив под землю, люди позволили выжить фрагментам этих необычных экосистем.

Вскоре известняк вокруг Рууля сменился более мягким, рыхлым песчаником. Здесь выступов оказалось больше. Малиновый свет сверху был достаточно ярок, чтобы стали заметны мельчайшие детали скалы, по которой поднимался мальчик. Рууль увидел, что горная порода состоит из пластов повторяющегося рисунка: темные полосы с проступающими комковатыми друзами. Коснувшись одного из выростов, мальчик обнаружил лезвие — настолько острое, что едва не порезал пальцы. Каменный топор, изготовленный, использованный и выброшенный давным-давно и отчего-то погребенный под отложениями, образовавшими песчаник. Охваченный любопытством, Рууль принялся исследовать темные полосы. Вещество крошилось, стоило лишь колупнуть ногтем; чувствовался запах пепла — такой свежий, словно здесь недавно разжигали огонь. Темные слои остались от кострища.

Мальчик пробирался вдоль пластов угля и каменных инструментов — тысячи нагроможденных друг на друга и впечатанных в камень слоев. Должно быть, люди очень долго жили здесь. Рууля потряс массивный груз лет, незыблемость прошлого.

Но тут внимание мальчика привлекли несколько зубов: маленькие, треугольные и острые, со специально проделанными отверстиями. Аккуратно расшатав, Рууль извлек находку из стены и положил в мешочек: быть может, еще сделает из зубов ожерелье.

Мальчик продолжал подъем, пальцы рук и ног ныли.

Неожиданно Рууль оказался у выхода. Лаз открывался в более широкое пространство — может быть, даже в пещеру, заполненную красноватым светом. Подтянувшись, мальчик закинул ноги на пол над головой и поднялся.

И замер от удивления.

Он стоял на плоской поверхности — казалось, ровное пространство простиралось в бесконечность. Все покрывала красная пыль — такая легкая, что налипала на вспотевшие ноги. Мальчик медленно огляделся. Если это пол пещеры, тогда получается, что у пещеры нет стен. Да и потолок, должно быть, находится очень высоко — так, что и не разглядишь. Сверху — лишь купол темноты (Рууль не знал слова «небо»). С одной стороны, на краю мира что-то висело. Над безжизненно ровной линией горизонта высовывался румяный, идеально круглой формы диск — вернее, его небольшой кусок. Именно оттуда исходил малиновый свет; мальчик чувствовал, как его опаляет жар.

Рууль жил в извилистом мире-лабиринте пещер и туннелей; никогда прежде ему не доводилось видеть такой гладкой равнины, такого идеального полукружия света. Мальчика влекло к геометрической простоте пейзажа; завороженный, Рууль смотрел не отрываясь.

Вот какой стала Земля через триста миллионов лет после смерти Туры и Бела. Осадочные породы, на которых стоял Рууль, являлись остатками последних гор. Потоки магмы, мчащейся по остывающему миру, не смогли разъединить нового сверхконтинента, как в первый раз. А тем временем солнечное излучение неумолимо усиливалось. И вот уже единственной формой жизни на экваторе оказались бактерии, да на полюсах немногочисленные медлительные животные в тяжелых, защищающих от жары панцирях паслись среди редких растений с толстой кожей. Земля уже лишилась влаги, и побережье Пангеи было окаймлено алмазно-белыми солончаками.