Дональд Маккуин - Воин
Гэн старался, чтобы ничто в его голосе не выдавало незаслуженную обиду.
— Мы — твои подданные. Твоим людям известно, кто одобрил планы женщин. Заработанные женщинами деньги преумножают твое могущество. А победа у Медвежьей Лапы была добыта ради твоего блага.
— Ради моего блага? Да ведь сражение было начато без моего разрешения. Мне что, уже уготована роль простого зрителя в собственных владениях? И остается лишь благодарить за все, что бы ни произошло? А этот сумасшедший, Джонс, уже выступает против Церкви. Это что, тоже мне во благо?
— Ты не любишь Церковь — ты это сам говорил. — Решимость в тихом голосе Нилы вынудила барона повернуться к ней. Он разозлился не на шутку. — Я не желаю с ними ссориться. Хватит того, что я дал убежище Жрице-отступнице.
— Но ведь Церковь может и не изгнать ее из своих рядов. Тогда ты будешь пользоваться ее благосклонностью.
— Ты забываешь о других возможных вариантах, дитя мое. — И он снова обратился к Гэну: — Пойми меня правильно. Я тебе полностью доверяю — во всяком случае, пока. Однако очень скоро король даст понять, что ты будешь чувствовать себя гораздо увереннее, не подчиняясь мне. Сначала он соблазнит тебя мечтами о независимости, затем опутает паутиной союзов. Ты ведь намереваешься сокрушить того, кто украл место твоего отца. Для этого тебе нужны люди. Нужна опора. — Барон замолчал, изучая лицо Гэна умными грустными глазами. Короткая улыбка исказила его лицо, как рана. — Бедный Гэн! Ты хочешь столь многого и еще не представляешь, каким жестоким надо быть, чтобы всего этого достичь. Пока ты служишь мне. Но король скоро протянет тебе полную золота руку.
Гэн перевел дыхание:
— Никто, кому дорога жизнь, не попытается меня подкупить.
Джалайл рассмеялся:
— Он сомневается лишь в том, что тебе предложить. Не забывай: я боюсь не твоих амбиций, а его.
— Никогда не предам человека, сделавшего мне столько добра.
— Таким людям, как ты, легко говорить эти слова. А таким, как я, трудно в них верить. — Глаза барона снова погрустнели.
— Будь уверен, мои слова тверды.
— Не выражал ли король недовольства независимой работой женщин? — неожиданно спросила Нила.
— Пока нет. Конечно, он знает и недоволен. Если его мать… — Джалайл пожал плечами. — По слухам, она восхищена вашим маленьким подвигом. — Его круглое лицо сморщилось в недовольной гримасе: в его отношении к позиции королевы-матери не было никаких сомнений. Гэн уже готов был пропустить все мимо ушей, когда барон добавил: — Король еще не готов запретить это.
— Запретить?! — возмутился юноша. — У Волков найдется что сказать по этому поводу. И у меня тоже.
— Но эти женщины разрушают вековые традиции! Даже Церковь против таких перемен.
Эти слова не произвели на Гэна ни малейшего впечатления.
— Традиции, не имеющие разумной цели, должны быть разрушены.
— То же самое, конечно, говорил себе Фалдар Ян, готовя свержение твоего отца, — мягко произнес барон. Когда Гэн привстал со стула, он лишь небрежно махнул рукой. — Никогда не злись на правду и не забывай, что амбиции всегда найдут себе оправдание. Мне не хотелось бы лишиться дружбы юноши, глядя на которого хочется верить, что мои сыновья выросли бы похожими на него. А сейчас, думаю, наш разговор окончен.
Гэн с радостью согласился. Мысли эти были для него не новы, но, высказанные вслух, прозвучали чересчур резко. Словно барон проник в его душу и слишком многое там увидел.
Когда они шли по коридору к своим комнатам, молодой человек, поймав на себе взгляд Нилы, понял, что она его изучает. Мысль о том, что эта девушка сможет заглянуть в его мысли так же легко, как барон, испугала Гэна. Но он тут же сообразил, что это невозможно, — иначе она давно узнала бы о его чувствах, а пока было на это не похоже.
Он нравился Ниле. Она ему доверяла. Когда-нибудь, возможно, она исцелится от любви к Класу. Если бы только она и к нему испытала такие же чувства!.. Он должен быть терпелив. Коль нельзя завоевать любовь, Гэн Мондэрк завоюет доброту и привязанность.
Нила улыбнулась, когда юноша взял ее за руку. Тот шутливо отметил, как нервничает барон, и она засмеялась. В смехе было участие — она жалела этого человека, подавленного потерей детей и изнуренного борьбой за свои земли. Сжимая руку Гэна, девушка с надеждой в голосе заявила, что никто из них никогда не будет впутан в подобные интриги.
Мысль, что они уже втянуты в планы барона да и в свои собственные, поразила их почти одновременно, и они больше не разговаривали, лишь уныло пожелали друг другу спокойной ночи у ее двери. Зайдя в свою комнату, Гэн отослал слугу. Негромко скрипнул засов, и юноша, подойдя к грубому деревянному столу у единственного в комнате окна, развернул лежавший на нем сверток. Перед ним будто вспыхнуло живое многоцветное пламя. Украшенные драгоценными камнями ножны и рукоять слоновой кости — это был кинжал с поля битвы, засиявший холодным блеском, едва Гэн вытащил его из ножен.
Драгоценные камни и металлы превращали эфес и ножны в сокровище, но цена клинка была не в затейливых орнаментах. Лезвие в пол-локтя длиной было отточено, как бритва. А стали, подобной этой, Гэн никогда еще не видел. По срезу вилась извилистая линия, напоминавшая речные волны. Линия тянулась по всей длине клинка, разделяя металл на две части, чуть заметно различавшиеся по оттенку. Этот перелив хранил в себе тайну, скрытое знание, как хранят речные волны тайны глубин.
Отполированный, остро заточенный клинок играл со светом, как ребенок с огнем. Поднеся его к свечам, Гэн сделал несколько резких ударов и выпадов. Движения были короткими и быстрыми, мышцы руки и предплечья сильно напряглись. Он видел это каким-то отрешенным взглядом, скорее даже чувствовал. Мягкие блики играли на каменных стенах. Гэн осторожно коснулся острия, и из крошечной ранки на пальце появилась капля крови.
Аккуратно спрятав кинжал, юноша продолжал смотреть на деревянную поверхность стола.
Снова, как и каждую ночь с тех пор, как Тейт отдала ему оружие, Гэн подумал передать его барону. В конце концов, по уверениям Билстена, это тот самый кинжал, которым племянник короля подкупил оланского генерала.
Но Гэн знал, что не сделает этого. С каждым разом становилось все проще признать: кинжал нужен ему самому. Он лишь хотел, чтобы таких было два, и один можно было отдать Класу. Юноша был уверен, что никто другой не поймет, как важно иметь подобное оружие, как важно дать ему славу, которой заслуживает такая ужасная красота.
Барон Джалайл только бы демонстрировал его знакомым. А оланский идиот, продавший за него свою честь, даже в мыслях не имел использовать великолепное оружие, полагаясь на свой незатейливый меч.
Пусть же оно останется в руках того, кто его ценит.
Едва юноша лег спать, тихий насмешливый голос прокрался в его сознание. Это тоже был каждодневный спутник Гэна, появляющийся в преддверии сна, когда ему становилось трудно противостоять.
— Береги кинжал, — шептал голос, от которого мурашки бегали по коже. — Ты убил человека, который осквернил его, приняв как взятку. Береги, и, возможно, судьба сведет тебя лицом к лицу и с тем, кто его вручал. Ты не зря его прячешь, пусть тайна остается тайной. Мудрый Гэн, ты учишься спасать свою шкуру!..
Юноша уснул, и в глазах его потух скрытый смех, а зубы сжались до боли в деснах.
В такой же, как у Гэна, комнате Сайла устроилась спиной к двери на массивном стуле с тяжелой спинкой. По правую руку стоял столик с зажженными свечами, а сама она пыталась привязать себя к стене сложным приспособлением из нитей и квадратных дощечек, прикрепленных к поясу. Так, во всяком случае, показалось вошедшему Класу. Он остановился, наблюдая. Взглянув на него через плечо, Сайла улыбнулась.
— Я тку, — объяснила она, но Клас лишь помрачнел еще сильнее.
— Что? Тут же нет станка! Ты в своем уме?
— Иди сюда!
Смеясь, она жестом подозвала его ближе, и он опустился подле нее на одно колено. Сайла показала, как нити от крючка на стене проходят через отверстие в одной из дощечек. В каждой из двадцати дощечек было по четыре отверстия. Все отверстия нумеровались от одного до четырех — номера помогали правильно выстраивать дощечки. Каждая нить пряжи — вместе она называла их основой — шла от стены через отверстие в дощечке к поясу вокруг талии, где была закреплена. Сайла разом повернула от себя дощечки, словно все они находились на единой оси. Этим достигался эффект «зева» ткацкого станка: поднимались лишь отдельные нити, а остальные оставались на месте. После этого она продергивала в промежутки «рабочую» нить. Повернув дощечки еще раз, Сайла показала результат своей работы.
На красном фоне были вытканы синие наконечники для стрел. Клас восхищенно улыбнулся.
— Для моих пальцев слишком сложно, но у тебя это выходит великолепно. Ну это ж надо: на одной половине ткани наконечники смотрят в одну строну, а на другой — в другую!
