Елена Горелик - Стальная роза
– Пойдём, чудо в перьях, – мать повела дочку в детскую, где «двое из ларца, одинаковых с лица» уже наверняка третьи сны видели.
Юэмэй успела ей подмигнуть. Значит, ей есть что сказать… по поводу гостей и того, куда они пошли.
Малыши действительно спали, посапывая носиками. В углу за ширмой тихонько похрапывала старая Гу Инь, у которой уже давно не было иных обязанностей, кроме присмотра за малышнёй. Осмелевший кот проскользнул в комнату и потёрся пушистым боком о ноги маленькой хозяйки.
– Говори, – едва слышно прошептала Яна, убедившись, что никто, кроме кота, их не слышит.
– Они не вернутся, – в голосе Юэмэй прорезалось совершенно взрослое злорадство. – Я их… проводила.
– Что значит – проводила?
– Они пожелали переноса – и получили его. В последний раз. Больше они не смогут войти ни в одну дверь, а в нашу особенно: я осталась здесь, и нашу дверь хорошо прикрыла.
– Двери – это…
– …вероятности. Если они есть, дверь открыта. Если нет или их очень мало, то даже мне туда нет хода.
– То есть ты хочешь сказать, что они ни о чём не подозревали до последнего момента?
– Ага. Ну, теперь-то точно подозревают.
– У них осталась ещё, как ты говоришь, какая-то машина.
– Большая, неуклюжая и очень дорогая штука для проламывания стен, а не хождения в открытые двери. Они ею вряд ли станут часто пользоваться. Слишком накладно… В общем, мам, теперь мы хоть этого бояться не будем.
– Сама-то перестанешь в… разные двери шастать? Не забывай, что я твоя мать, и у меня сердце в пятках, когда ты исчезаешь.
– Мам, обещаю, я никуда не буду ходить, пока не вырасту, – на удивление серьёзно прошептала Юэмэй. – Хватит, и так глупостей наделала. Больше не повторю.
– Старых глупостей не повторишь, а новых можешь наделать.
– Ну, это уже как повезёт… Спокойной ночи, мам.
– Спокойной ночи, горе луковое…
Прежде, чем выйти в гостиную, Яна осторожно приоткрыла дверь и прислушалась. Так она и думала: в её отсутствие там происходил степенный мужской разговор. Нет, не о женщинах и выпивке. Во всяком случае, пока.
– …завтра нужно быть в казарме?
– Да, отец. К утренней тренировке.
– Значит, там тебе нужно быть ещё до рассвета. Жаль. Я думал, ты хоть одну ночь с нами под одной крышей проведёшь.
– Я хотел. Не получится, увы. Опоздаю – десятник шкуру спустит.
Яна видела, как на лице Юншаня появилась грустная усмешка.
– Когда-то я хотел стать таким, каким стал ты, – произнёс он. – Не сложилось. А может, просто судьба. Но я рад за тебя, сынок. Рад, что у тебя сложилось. Хотя матери твой выбор не очень-то понравился.
– Знаю, отец, – Иван стоял к ней спиной, но Яна, не видя его лица, и так догадывалась, что сыну не слишком приятна эта тема. – Мама хотела, чтобы я стал продолжением дедушки. Тоже не сложилось. Может, у младших сложится. Кто-то из них точно всю жизнь посвятит кузнечному делу. У меня другой путь.
– Чжан Бин говорит, ты в десятники метишь.
– Для начала.
– Потянешь?
– Раз решился, значит, должен потянуть.
Уловив момент, Яна буквально вклинилась в возникшую паузу. Проскользнула, словно кот в приоткрытую дверь.
– Не останешься с нами… – она не спрашивала сына – констатировала неизбежный факт.
– Не могу, – с сожалением ответил Иван. – Прости, мам.
Это должно было случиться, рано или поздно. Здесь, в империи Тан, сыновья не имели права отделяться от родителей, пока те живы. Яна выросла на других принципах, когда подросшие дети уходили из родительского дома строить собственную жизнь… Можно было сколько угодно убеждать себя, что всё нормально, что сын уже взрослый и выбрал собственный путь, но принять это, смириться с неизбежным оказалось ой как непросто… Мать смотрела с крыльца вслед уходившему сыну и с трудом сдерживала слёзы.
– Нехорошо это, – Юншань, дождавшись момента, когда старшенький уже не мог его слышать, высказал жене своё мнение. – Сыновья должны хранить родителей, пока те ещё топчут землю. Не нравится мне ваш обычай отделяться от семьи.
– Он не смог бы поступить иначе, любимый, – Яна глубоко вздохнула, загоняя поглубже подступающие слёзы. – У нас осуждают детей, которые до старости живут при родителях. Считается, что такие дети сами ни на что не годны. И им плохо, и родителям горе.
– Вас мало, потому этот обычай хорош. Больше отдельных семей – больше земли будет освоено. Нас для такого обычая слишком много, – философски заметил Юншань. – Ты вырастила Ванди в традициях своего народа, и я тебя понимаю. Он умный парень и догадывается, чего здесь лучше не делать. Но ты и остальных воспитала так же. Даже Сяолан… Кто бы мог подумать, что она так поведёт себя во время нападения разбойников…
– Ты осуждаешь меня за это?
– Должен. Но не могу. Потому что сам не знаю, кем лучше быть нашим детям – примерными хань или всё-таки немножко русскими.
– Любимый, ты и сам-то не слишком образцовый хань, уж прости за откровенность, – Яна с грустной улыбкой ласково погладила его по руке.
– Тем, чем я стал, я обязан отцу, – вздохнул Юншань. – А он тоже был… не образец послушания и благопристойности. Наш род вообще пользовался дурной славой. Все мужчины нашей семьи в юности любили побуянить. К зрелости остепенялись, а к старости… Впрочем, деда я не помню, а отец до старости не дожил. Убили в драке… Теперь вот боюсь представить, кем я стану лет через двадцать.
– Не бойся, – уже куда веселее усмехнулась Яна, вспомнив высказывание мессира Воланда о причудливо тасуемой колоде. – Занудным старикашкой, читающим внукам длинные лекции о благонравии, ты не станешь точно. Ручаюсь.
– Думаешь, тоже не доживу? – супруг бросил на неё ироничный взгляд.
– Доживёшь, – уверенно заявила Яна. – Но образцовым ханьским дедушкой всё равно не сделаешься. Такие, как ты, никогда не стареют душой.
Юншань с тихим смехом обнял её за плечи… Воображение тут же подсунуло Яне картинку: они, двое сморщенных стариков, вот так же стоят на крылечке, а в доме за праздничным столом собрались их повзрослевшие дети. Все шестеро, с семьями… Может, так оно и будет – лет через двадцать пять или тридцать. Во всяком случае, шансы дожить до этого дня несколько возросли, а стопроцентной гарантии в этом мире не даст даже Всевышний.
– Что ты надумал насчёт Джоша? – негромко спросила она. Судьба её маленького собрата по попаданству, мягко говоря, не радовала. Если ей повезло встретить любимого человека, который хранил её от большинства ударов судьбы, то мальчишка хлебнул лиха полной ложкой. Глядя на него, Яна внутренне содрогалась, представляя Ваню на месте несчастного паренька. Иван с его характером не выжил бы в рабстве. Да и она тоже.
– Сложно сказать… – тихо ответил Юншань. – С одной стороны, жалко парня. Он тут куда более чужой, чем ты. С другой… Янь, он, прости меня, такой дурак, что руки опускаются. Раньше хоть понятно было, почему. Но он же и… разбуженный такой же, только ещё и хнычет, как девчонка… Молотом махать я его научу, но мастером он не станет.
– Ему и подмастерьем стать – тоже совсем неплохо было бы… Спасибо тебе, любимый.
– Мне-то за что?
– За то, что ты есть…
Это был их секретный пароль, пропуск в те счастливые дни, когда всё только начиналось. Юншань не забыл. Но это был и их пропуск в бессмертие. Пройдут годы, а они всё так же будут дорожить друг другом и благодарить судьбу за встречу. Пройдут ещё годы, и их не станет. Но будут на старушке Земле ещё люди, так же, как и они, не способные прожить друг без друга. Будут пары, которые увидят своё счастье, кроме всего прочего, в воспитании достойных детей. И что до того, что те люди понятия не будут иметь о кузнеце-оружейнике Ли Юншане и его чужеземной жене? Для того, чтобы продолжить цепочку огоньков бессмертия, это не обязательное условие. О своих предшественниках они тоже ничего не знали – кроме того, что они были.
Они оба понимали, но никогда никому не говорили об этом. Они знали, что новый мир начался с них. Тот самый мир, который, быть может, станет лучше прежнего. Или хуже. Но уж точно не будет таким, как раньше.
Пожалуй, только ради этого и стоило жить.
Офис был обставлен предельно лаконично, как раз в японском вкусе. Благородная простота, изящество скупых линий и тёмных ровных поверхностей.
Меч-дао в обёртке из алого шёлка лежал на столе. Меч, который не имел права существовать, ибо в нём сочеталось несочетаемое. Булатный клинок; простая деревянная рукоять, обвитая шнуром; гарда, до боли напоминавшая цубу катаны; ножны с простым резным рисунком. Дата производства – никак не позднее семьсот второго года от Рождества Христова, или последних лет эпохи Ямато царствования императора Момму Тэнно, или эпохи Чанъань царствования императрицы У Цзэтянь.
Если бы он принял во внимание особые отметки в досье той женщины ещё семь лет назад и запретил её дядюшке самодеятельность, этого меча точно не существовало бы в природе. А ключ…
