Тьма. Том 1 и 2 - Лео Сухов
— Вообще-то пустил, — признался я. — Когда я очнулся, был в браслетах и с ошейником.
— Урод! Скотина! Убила бы! — зашипела Мария Михайловна, аж подпрыгивая на сиденье от злости.
— Подожди, а как ты тогда? — удивился Костя, скосив на меня взгляд.
— Да просто ко мне сегодня пришёл Иванов Иван Иванович… — пояснил я, сделав паузу, чтобы дать время на выводы.
Костя резко остановил машину, подрулив к бордюру, а затем вместе с Марией Михайловной уставился на меня.
— Мы с ним поговорили. Я ему рассказал, как так случилось, что я во всю эту кучу историй влип, — пояснил я. — Заодно уточнил, не перешёл ли я черту. Он сказал, что нет, снял с меня браслеты и ушёл.
— Ещё что-то говорил? — напряжённо уточнил Костя.
— Сказал, что задержится тут… Для исправления, так сказать, нездоровой атмосферы, — кивнул я.
— Ну да… Только столичных гостей нам не хватало! — закатив глаза, вздохнул Константин.
— Может, и не хватало, — пожала плечами Мария Михайловна. — У меня двое ребят третьего года обучения погибли. И одна девчонка со второго. Ещё пятеро по лекарням лежат. Хорошо хоть, что Фёдор и Михаил из отпусков вернулись…
Проректор резко обернулась, посмотрела на меня и объяснила:
— Фёдор Станиславович Тихомиров — ваш преподаватель по атакующим плетениям. А Михаил Арсеньевич Скворцов — преподаватель по защитным плетениям. Понял?
— Понял! — кивнул я. — А что вообще было-то?
— Да ничего толком не было, Федь, — пояснил Костя. — Ночью налетела туча Тьмы, в город проникли отродья. Вылезло сразу четыре тёмных куколки. Одна попыталась штурмом взять здание Тёмного Приказа. Понятное дело, не вышло. Другая устроила резню в полевом госпитале. Третья попыталась захватить вокзал, а четвёртая — ваше училище. И застряла у общаги, пока отродья лезли в административный корпус.
— Целью была Мария Михайловна? — догадался я.
— Была, пока куколка тебя не повстречала. А потом целью вдруг стал ты! — отрезала госпожа проректор. — И я очень хочу узнать, что у вас там произошло. От тебя лично!
Смысла что-то скрывать я не видел и честно пересказал, что помнил. Как оказалось, помнил я практически всё. Что было для меня, прямо скажем, удивительно. Но, насколько мне объяснил Константин, идеальная память — это одна из частых особенностей при чёрном сердце.
А вот о том, что Тьма со мной здесь, в реальности, разговаривает, я умолчал. Всё-таки слышать голоса в голове — это нездоровый симптом даже в мире волшебников.
— Дурдом… — проговорила Мария Михайловна. — До сих пор не понимаю, как? Как это произошло⁈ Аня, Стас, Лида…
— Твоей вины в этом нет, — качнул головой Константин. — Не ты следишь за отродьями.
— Я слежу за училищем! А у меня трое убитых! — зло процедила проректор, но тему развивать не стала, подозреваю, что из-за моего присутствия.
Молчание продлилось недолго. Костя глянул на меня через зеркало заднего вида и поинтересовался:
— Федя, тебе куда-то в городе заехать надо? Если надо — скажи, завезём. Маша тебя из училища без своего сопровождения теперь не отпустит.
— Я и в сопровождении только на практику отпущу! — отрезала проректор.
— Вот! — с улыбкой указал на неё пальцем Костя. — О чём я и говорил!
— А можно меня отвезти в Дом обучения инвалидов? — поинтересовался я и поспешил объяснить: — У меня туда десятника бывшего, после лечения у Прозорова, определили. Хочу с ним контактами обменяться, чтобы связь не потерять.
— Это за городом… Ладно, поехали. Бывшие сослуживцы — дело важное! — согласился Костя.
По дороге он заново решил расспросить меня про разговор с Ивановым, иногда поглядывая на Марию. Но та не отреагировала, даже узнав, что от подсудного дела её отделяли буквально две минуты. Видимо, сейчас хорошенькую голову проректора занимали исключительно мрачные мысли о потере учеников. И другим переживаниям там места не было.
Дом обучения инвалидов располагался на обширной загородной территории. Лекарский корпус соседствовал с несколькими зданиями, где размещали пациентов. А окружала эту группу построек зелёная территория парка, в котором даже пруд с уточками имелся. Выглядело, надо сказать, очень красиво и мило. Если забыть о том, что здесь проходили реабилитацию люди, потерявшие кто здоровье, а кто — часть конечностей.
Спросив на проходной, как можно навестить пациента, я получил подробную инструкцию и, не медля, отправился искать Степана Порфирьевича. По пути настраивался на разговор, но все настройки сбил сам десятник, который, увидев меня, резко свернул игру в шахматы, к слову, им проигранную, и полез обниматься.
Получалось у него пока неуклюже: к протезам он ещё не привык. Но видно было, что уже чуть больше смирился с будущей своей жизнью. И вообще рад был увидеть меня.
— Федя! Дай-ка я тебя обниму, парень!
— Здравствуйте, Степан Порфирьевич! — я тоже его обнял, а заодно бегло оглядел.
— Читал про тебя в газете… — усмехнулся десятник, понизив голос и тоже меня оглядывая. — Пойдём-ка прогуляемся по парку, поможешь мне!
Мы вышли из его палаты на третьем этаже и медленно двинулись к лифтам. Как бы больно мне ни было смотреть на бывшего десятника, но виду я не показывал. Ещё две недели назад этот человек мог обогнать меня, как стоячего, а теперь еле шёл. Хотя для мира Андрея то, что он вообще идёт, было фантастикой. Там подобные ранения лечили дольше, а протезы были гораздо менее удобными.
— Видишь, как оно у меня теперь, — усмехнулся Степан Порфирьевич, когда мы вышли из корпуса. — Идти всего-то ничего… А я еле плетусь. Эх!
— Вы это, Степан Порфирьевич, не расстраивайтесь! — предупредил я, хотя и понимал, что звучит глупо. — И не отчаивайтесь раньше времени.
— Да я вроде и не такой человек, чтобы отчаиваться. Только… Я же понимаю, что теперь вот такой, и обидно мне чутка, Федь, — десятник вздохнул. — С другой стороны, я живой! И у меня есть военная пенсия, которую насчитали аж на шестьсот восемьдесят девять рублей и сорок копеек. Я-то, Федь, думал, что меньше будет. Так что жизнь продолжается. Да?
— А как же! — кивнул я. — Вы
