Под знаком Альбатроса - Алексей Иванович Гришин
В этот момент со шканцев пропела труба. Невозможная на море, она играла пехотный сигнал «в атаку».
И все изменилось. Откуда-то из чрева корабля на палубу выскочили моряки. Быстро, ловко, не сделав ни одного лишнего движения.
В фальшборте открылись орудийные порты, стоявшие уже заряженными пушки канониры подкатили вперед. Залп! Не столь ужасающий, как уже знакомые графине залпы крепостных орудий, но картечью в упор, с расстояния пистолетного выстрела, он, как кегли, снес первые ряды пиратов, готовых уже взбираться на высокий борт «Мирного».
И тут же на очумевших от такого приветствия морских бандитов обрушился мушкетный огонь. Сверху на низкий бак и шкафут шебеки — заряженные мушкеты, оказывается, лежали вдоль бортов, укрытые парусиной. Лишь ют14 гребного корабля доставал до уровня бака15 парусника, но для этого требовалось еще забросить абордажные крючья, прижать корабли бортами, намертво их скрепить, только потом начинать атаку.
Удар! Шебека все-таки добралась до борта «Мирного». Кто-то сумел забросить абордажные крючья. Спрятавшиеся за надстройками пираты тянули концы, падали сраженными, и их место тут же занимали товарищи под прикрытием пусть и не сразу, но организованного ответного огня.
Да, только мушкетного, но и он начал собирать свою кровавую дань — защищавшиеся матросы тоже гибли, хотя и не так часто. Но их и меньше!
Заряженные мушкеты из каюты графини оказались розданными за пару минут. Все, корабли сцепились и на бак флейта хлынула лавина обозленных, горящих жаждой мести пиратов.
Графиня со служанкой, прихватив по паре тяжеленых мушкетов, бросились на шканцы, где уже стоял тот самый вихрастый матросик вместе с тремя такими же юными товарищами. Спокойно, словно на занятиях, они заряжали оружие, стреляли, вновь заряжали и вновь стреляли. Не нервничая, не отвлекаясь, словно и не люди, а бездушные, несущие смерть механизмы. Только бросили взгляд, убедились, что женщины могут работать в том же ритме, и продолжили.
Засыпать порох на полку, в ствол, забить пыж, бросить пулю, направить мушкет в нужную сторону, спустить курок. И вновь. Засыпать-забить-бросить-направить-выстрелить. Засыпать-забить-бросить-направить-выстрелить. Не обращая внимания, что такой же огонь ведет и противник, пули которого частенько залетают и на шканцы.
Буагельбер рядом, что-то кричит, командует схватившимися в жестокой рукопашной моряками. Не до него. Засыпать-забить-бросить-направить-выстрелить.
Сознание выхватывает картинки боя. Вот Гиллмор со своими людьми скалой встал у правого борта, не давая пиратам ни малейшего шанса прорваться. Со шпагой в руке, они единственные в этой кровавой мясорубке, кто вооружен благородным клинком, не слишком подходящим для тесной свалки — его укол не убивает мгновенно, уже сраженный враг еще может ударить в ответ. Поэтому в руках остальных бойцов короткие тяжелые тесаки, наносящие ужасные раны.
Но Гиллмор дерется не один — его прикрывают умелые слуги, мгновенно добивающие не желающих умирать сразу. Отлично, но сейчас не до них. Засыпать-забить-бросить-направить-выстрелить.
Вон около мачты, как ее… фок, лихо рубится боцман. Огромный, косматый, ревущий, словно взбесившийся медведь. Он, что ли, вчера поддерживал за локоток Жюли? У его ног уже куча трупов, враги скользят в луже крови, боятся подходить, но задние напирают, толкают в спины. Ну-ка, туда выстрел. Есть! Кто-то из пиратов взвыл. Ладно. Засыпать-забить-бросить-направить-выстрелить.
А ведь мы их остановили! Ну да, точно! Орут, машут тесаками, но вперед не рвутся. А вот вам еще! Получите! Ага, не нравится! Засыпать-забить-бросить-направить-выстрелить.
Что такое? На высокий ют шебеки вбежал некто со шпагой в руке. Ни кафтана, ни куртки, только белоснежная рубашка и развевающиеся, словно флаг, рыжие, золотые в лучах яркого солнца волосы. Это в разгар-то зимы!
Человек ловко перепрыгнул на борт «Мирного», рванул в первый ряд пиратов, что-то звонко закричал… Дьявол, да это ж женщина! Красивое лицо искажено гримасой ненависти. Ну лови, подруга. Постараемся прицелиться поточнее, метров тридцать, авось несильно смажем. Выстрел. Есть! Атаманшу скручивает, бросает на настил. Неплохо. Не насмерть, ее быстро уносят, но правый рукав мгновенно покраснел.
— Мама!
Тяжелая мушкетная пуля, как курчонка, отбросила графиню, ломая кости, разрывая мышцы. И сознание отключилось.
Жюли увидела, бросилась к госпоже, посадила, уперев безвольное тело к коленке, сорвала с ее груди кулон, приложила к ране, зажала ее рукой. Но кровь еще льется, именно льется, тонкой, но уверенной струйкой. Дьявол, ни одна магия не лечит мгновенно, надо остановить кровь! Чем⁈
Рядом валяется абордажный тесак. Чей? Откуда? Плевать! Режем платье на полосы, делаем из полос подушки, зажимаем раны на груди и спине, держим, черт возьми! Плотно! Сколько хватит сил.
Графиня очнулась от мощного взрыва, громыхнувшего, казалось, прямо под ее задницей. И криков. Ярости? Бессилия? Черта с два! Восторга и победы!
Огляделась. Ликующие мальчишки, лишь недавно вместе с ней поливавшие огнем пиратов, счастливая улыбка Буагельбера, мнущего в руках собственную шляпу, словно носовой платок.
Подняла взгляд выше. Прямо над ней склонилось улыбающееся, зачерненное пороховой гарью лицо Жюли, по которому двумя ручейками катились слезы.
Плечо? Болит зверски, но, кажется, это боль лечебная. Как всегда бывает с исцеляющей магией — чем опасней рана, тем сильнее боль. И слабость, нет даже сил самостоятельно сидеть. Спасибо служанке — так и придерживает, не дает развалиться на настиле.
— Мы что, победили?
— Скорее, спаслись. Отбились, если быть совсем точным. — Буагельбер присел рядом на корточки.
— А громыхнуло что? Мне показалось, что взорвался корабль, и я вот-вот отправлюсь в полет, как пушечное ядро.
— Под нашими каютами установлены две пушки. Двенадцать фунтов — это очень серьезный калибр. Когда пираты перерубили абордажные концы, они попытались встать у нас за кормой и попросту размолотить «Мирный» — ядра, пробивая транец, вдребезги разбивают корпус. Но попали под залп двух наших красавиц. Сейчас мерзавцы выкидывают в море пушки правого борта и спешно драпают. В общем, сегодня мы оказались на высоте.
Графиня бросила взгляд на залитое кровью платье. А ведь ни у кого другого исцеляющих амулетов не было.
— Какой ценой?
Старпом вздохнул.
— Тяжелой. Убитых и раненых считают, но это так… неточно. Дай бог, чтобы половина из них доехали до порта живыми. Врач зашивает и режет, пытается спасти. Но он не Спаситель. И даже не маг — маги вообще не жалуют морское дело. Моряки не могут платить достойные деньги, даже казны военных флотов хватает на оплату двоих-троих. И то далеко не самых лучших.
— Погибшим и раненым я должна…
— Ничего, ваше сиятельство.
Что⁈ Как⁈ Женщина в ярости рванулась, но, вскрикнув от боли, вновь бессильно откинулась на
