Вперед в прошлое 10 (СИ) - Ратманов Денис
— Вот не верю. Угольки принесете, пф-ф, — фыркнула она и удалилась.
Мужчины помолчали, пока за ее спиной захлопнулась дверь, и вернулись к своим исконно мужским темам — заговорили про футбол, потом — про бокс, и, забыв о шашлыке, Толик стал изображать боксера, а Алексеевич в шутливой манере — отбиваться.
Пусть резвятся. Хорошо, если мама и сестра будут дружить семьями. Или нехорошо, учитывая, как плотоядно Ирина смотрит на Василия. А может, и нет в ее взгляде вожделения, просто зависть.
Понаблюдав за ними, я вошел в пахнущий хвоей дом, где Борис и бабушка без особого интереса смотрели «Ивана Васильевича», которого все знали наизусть. Чтобы не тесниться с ними на диване, я занял стул и спросил, уже зная ответ:
— Дед не позвонил?
— Нет, — ответила бабушка, и в этот момент часы с кукушкой известили, что уже шесть вечера. То есть наступило время, когда дед скорее физически тут появится, чем позвонит. Если, конечно, все хорошо.
Началась реклама — «Кока-кола» и новый год, подмигивающий Распутин, «Кэмел», и я сказал:
— Видели, какой снегопад?
Борис аж подпрыгнул, метнулся к окну и протянул, опершись на подоконник:
— Да-а-а! Вот это да-а-а!
Бабушка тоже выглянула в окно.
— Красиво, конечно. Празднично. Но это дополнительные сложности для Шевкета.
— Горка где-то тут есть? — засуетился Борис. — И санки. Хотя фиг с ними, и фанера, и просто пленка подойдет! Всю жизнь мечтам на новый год покататься на санках.
— Есть конечно, — сказала бабушка. — Ночью, после застолья, сходим на горку. Не думаю, что снег растает.
— Его все больше и больше! — радовался Борис. — Жаль, только две кассеты для фотика купили!
— Давай фильм смотреть. — Бабушка вернулась на диван.
Боря схватил фотоаппарат и побежал увековечивать чудо, а я увлекся засмотренным до дыр фильмом. Теперь путешествие во времени не воспринималось как нечто невероятное, меня ведь вернули! И это помогало отвлечься от мыслей о деде, которые становились все более мрачными.
Прошел час, стемнело, а снег все не прекращался, его навалило выше щиколотки.
Семь вечера, а деда все нет. В девять можно начинать переживать по-настоящему.
Тем временем еда была приготовлена, подарки припрятаны, а до проводов старого года оставалось три часа, следовало чем-то себя занять это время — не Киркорова же с Пугачевой смотреть.
— Давайте поиграем в карты, — предложила Наташка. — На деньги, в дурака.
— В крокодила! — предложил раскрасневшийся Алексеевич.
Его усы топорщились, глаза бешено вращались — не устоял будущий отчим перед шкаликом водки, и раскатало его.
— Кататься! — слетел со стула Борис и потер руки. — Побежали кататься! С горки! На санках.
— Никаких катаний! — прикрикнула мама. — Вы слишком легко и дорого одеты!
— Оля, да успокойся ты! — сказала бабушка и победно улыбнулась. — Идем, горку вам покажу. Только чур не убиваться!
— Да! Да! — запрыгал по дому Борис.
Бабушка нашла для нас по ватнику и по черной шапке. Надев теплые носки и утеплившись, мы направились за бабушкой полным мужским составом: Василий, Толик с санками, я, Борис на санках.
— По долинам и по взгорьям! — пел Борис. — Шла дивизия вперед!
Наш путь лежал вдоль дороги чуть под уклоном, по ходу движения машин, туда, откуда доносился детский визг, крики, хохот.
— Сразу за поворотом — дорога направо, — сориентировала нас бабушка. — Она ведет к улице в низине, кататься на этом спуске собиралось все село. Метров пятьдесят осталось.
Когда вдалеке, в стороне города, зарокотал мотор, все наши остановились, повернувшись на звук и надеясь, что это «москвич» деда. Но нет, мазнув светом по снегу и вздымая снежные облака, «жулька» пронеслась дальше. Несколько секунд — и машину скрыла пелена снега, превратив в светящийся шар, исчезнувший за поворотом.
Пушистого снега насыпало много, сани вязли в нем, потому Толик вытащил их на проезжую часть, разбегался, толкал, и они долго ехали под небольшим уклоном. Когда Борис упал, извалявшись в снегу, Толик принялся толкать Алексеевича, усевшегося на санках, потом они менялись.
Забавно было наблюдать, как резвятся два усатых дядьки. Сани были рассчитаны на детей, им вдвоем было тесно, и ноги смешно торчали в стороны.
После отталкивания кто-нибудь обязательно падал. В конце концов бабушка не выдержала, забрала и оседлала сани, а мы с Борисом впряглись, как две ездовые собаки.
Интересовавшая нас горка показалась за изгибом серпантина. Точнее, саму дорогу вниз видно не было, а ее обозначила толпа детей и взрослых, выстроившихся в очередь на спуск. Чуть в стороне стоял ряженый в костюме Деда Мороза, с бутылкой водки и маленьким мешком. Увидев нас, он сделал приглашающий жест скипетром, приложился к бутылке и проговорил надтреснутым басом:
— Проходите, дети мои! Наслаждайтесь! Знали бы вы, скольких сил ме стоило призвать снег!
Толик пожал руку в синей перчатке, хлебнул из бутылки, выпучил глаза. Дед Мороз похлопал его по спине и протянул бутылку Василию. Тот отступил на шаг, но Мороз укоризненно покачал головой, и будущий отчим сдался. Бабушка узнала Мороза и остановилась рядом с ним поболтать.
Рассматривая нас с Борей, Дед Мороз решал, что делать с нами — предложить выпить или угостить конфетой. Он так и не решил. А мы дождались своей очереди, уселись на санки вдвоем, вытянули ноги — чтобы рулить — и понеслись вниз, аж слезы вышибло и все вокруг замелькало.
Летели мы метров тридцать. Взлетели на часть дороги, идущую вверх, и скатились уже неторопливо, глядя, как едет гусеница из четырех девчонок на пленке, пронзая пространство писком и визгом.
Склон был усеян конфетными обертками, мандариновыми шкурками и конфетти из хлопушек. Односельчане здоровались, поздравляли друг друга. Нас никто не знал, но и нам перепадало сельского гостеприимства.
Закутанные по самые глаза дети напоминали снеговиков: все в снегу, на штанах сосульки, носы красные, глаза счастливые. Дед Мороз поздравлял всех вновь прибывших, его бутылка была безразмерной и не заканчивалась, а может, их просто несколько.
Народ на горке менялся, одни люди уходили, другие приходили. Родители гнали хворостинами домой своих оледенелых чад. А снег все падал. Белые хлопья вспыхивали золотом в свете единственного фонаря и опускались, кружась.
Азарт отвлекал от мыслей о деде. Я старательно их отбрасывал, но они возвращались бумерангом, и домой идти не хотелось, хотя было нужно, потому что Алексеевич, одетый не по погоде, весь посинел, но все равно не сдавался. К нам присоединился Каюк, вернувшийся из клуба.
Когда пошатывающийся и веселый Василий поднялся на горку, бабушка взяла его под одну руку, Толика — под вторую и повела домой.
Сколько времени прошло с момента, как мы появились здесь? Сейчас девять вечера или больше? Приехал ли дед? Наверное, нет, иначе мама, которая знает, как мы волнуемся и ждем его, уже была бы тут. Или ее разморило, и она решила, что не стоит напрягаться?
Оставив сани Борису, я побежал за взрослыми, которые разразились песней о коне, у Василия заплелись ноги, он чуть не упал и не повалил бабушку. Напился. Но как он смог? Не с чего было напиваться. Или просто ему пяти капель достаточно?
Дома уже ждали наряженные и расфуфыренные женщины. Тетя Ира сняла бигуди и сделала прическу, надела фиолетовую кофту с огромными накладными плечами. Мама тоже завила волосы и накрасилась.
— Дед не звонил, не появлялся — с порога проговорила мама, и праздничное настроение улетучилось.
В девять дед должен был приехать при самом плохом раскладе. Если его нет, значит, с ним точно что-то случилось. Или просто дорогу засыпало, и он еле ползет? Чем ближе новый год, там меньше оставалось надежды, что с ним все в порядке.
— Давайте вот теперь сфотографируемся, — предложила тетя Ира. — И не здесь, при входе, а под ёлкой!
Боря побежал расчехлять фотоаппарат.
Меня больше интересовало, как себя чувствует Наташка.
