Стальной кулак (СИ) - Тыналин Алим

Звяга между тем снова взял слово:

— Предлагаю проголосовать за создание комиссии! И немедленно начать проверку!

Я поднял руку, прося слова. Пора было переходить в контратаку.

Встал за трибуну, чувствуя на себе десятки настороженных взглядов. Душный воздух, казалось, сгустился еще больше.

— Товарищи, — начал я спокойно, — давайте посмотрим на факты. За последний год производительность труда выросла на сорок процентов. Освоены новые технологии. Налажен выпуск отечественных машин.

— А партийный контроль? — выкрикнул кто-то из зала. — Почему специалисты решают все без рабочих?

Я пытался перехватить инициативу:

— Именно поэтому мы создали комиссию под руководством товарища Звяги. Чтобы обеспечить участие партийной организации…

И тут я поймал взгляд парторга. В его маленьких глазах читалось плохо скрытое торжество.

Меня словно обожгло: как же я ошибся, когда считал, что нейтрализовал его этим назначением! Наоборот, дал ему официальный статус и полномочия, которые он теперь обращает против меня.

— Комиссия выявила серьезные нарушения! — Звяга поднялся, опираясь на трость. — Бесконтрольные расходы, сомнительные эксперименты, засилье старых специалистов.

Представитель райкома согласно кивал, строча что-то в блокноте.

Я попытался перевести разговор на производственные достижения, но было поздно. Зал уже гудел, требуя «навести порядок» и «укрепить партийное руководство».

— Предлагаю проголосовать! — выкрикнул Кондратьев из задних рядов.

Решение приняли подавляющим большинством: «признать работу технического руководства неудовлетворительной», «установить строжайший контроль», «поставить вопрос о кадровых решениях».

Я смотрел в зал и видел, как даже некоторые верные сторонники отводят глаза. Политическое обвинение в правом уклоне сделало свое дело. Никто не хотел рисковать собственной карьерой.

Когда собрание закончилось, ко мне подошла Варвара:

— Теперь что? — в ее голосе звучала неприкрытая тревога.

— Пока работаем, — я старался говорить уверенно. — Решение должны утвердить в Москве. У нас есть время.

Но внутри грызла досада. Как я мог так просчитаться со Звягой? Считал его простым службистом, которого легко приручить должностью председателя комиссии. А он оказался хитрым интриганом, умело разыгравшим свою партию.

Поздним вечером, сидя в кабинете над документами, я размышлял о случившемся. За окном громыхали товарные составы, где-то вдалеке кричал маневровый паровоз.

Звяга нанес серьезный удар. Теперь любое мое действие будет рассматриваться под лупой партийного контроля. Но хуже всего, что над проектом нависла реальная угроза. Если Москва утвердит решение о моем смещении, это будет катастрофа.

Я достал телеграмму от Медведева насчет испытаний в Маньчжурии. Времени в обрез, а тут еще эта партийная атака. Черноярский бьет сразу с двух направлений — и по техническому проекту, и по политической линии.

Что ж, придется принимать бой. Но действовать нужно крайне осторожно. Один неверный шаг, и все рухнет.

В дверь постучали. На пороге появился Звонарев, взъерошенный, с красными воспаленными глазами:

— Леонид Иванович, тут письма в ЦК пошли. Анонимные. Про «подозрительных специалистов» и «вредительские эксперименты».

Я устало кивнул. Что и следовало ожидать. Значит, Звяга начал и эту игру. Борьба обещает быть жесткой.

— Спасибо. Идите, отдыхайте. Утро вечера мудренее. Я все решу.

Утро следующего дня я начал в испытательном цехе. Несмотря на политические бури, работу никто не отменял. В просторном помещении с высокими сводами громыхали стенды, пахло машинным маслом и горячим металлом.

Руднев, склонившись над разрезанным катком, водил длинными пальцами по излому металла:

— Вот здесь, — он поправил очки в медной оправе, — видите следы усталостного разрушения? При нагрузке больше пяти тонн резиновый бандаж не выдерживает.

Я всмотрелся в изломанный образец. Действительно, характерный рисунок трещин говорил о серьезных проблемах с прочностью.

— На полигоне еще хуже, — подал голос Звонарев, протягивая мне графики испытаний. — При движении по пересеченной местности катки просто рассыпаются. А в Маньчжурии условия будут намного тяжелее.

Варвара, в простом синем халате, колдовала над чертежами трансмиссии:

— И это еще не все. При поворотах возникает такая нагрузка на бортовые передачи, что они просто не выдерживают. Особенно в горной местности.

Я задумчиво постукивал карандашом по столу. Времени на доработку почти нет, а проблем выявилось множество. И каждая может стать роковой на испытаниях.

— Что предлагаете? — спросил я, разглядывая разложенные на столе образцы и графики.

Руднев взял изношенный каток:

— У меня есть идея по новой конструкции. Можно сделать двойной бандаж с промежуточным демпфером.

— И добавить специальную систему смазки, — подхватил Звонарев, тут же быстро черкая схему.

— А еще можно изменить геометрию опорной поверхности, — Варвара подвинула свой чертеж. — Сделать более развитой, чтобы снизить удельное давление.

Я внимательно изучал предложения, когда в цех вошел взволнованный мастер:

— Товарищ Краснов! Там это… Комиссия Звяги требует остановить все испытания. Говорят, перерасход материалов и нарушение техники безопасности!

Я мысленно выругался. Ну конечно, теперь они будут тормозить работу под любым предлогом.

— Продолжайте работать, — твердо сказал я команде. — А с комиссией я разберусь сам.

Когда мастер ушел, Варвара тихо спросила:

— Как думаете, сможем успеть до их очередной проверки?

— Должны, — я разложил на столе график работ. — Руднев, сколько времени нужно на изготовление опытной партии катков по новой схеме?

— Три дня, если работать в три смены, — он нервно протер очки. — Но нужны особые материалы…

— Материалы я найду, — перебил я его. — Звонарев, готовьте испытательный стенд. Варвара, занимайтесь трансмиссией. Времени мало, но мы должны успеть.

В этот момент откуда-то сверху раздался грохот. Там на стенде испытывали новую конструкцию подвески. Звонарев метнулся к приборам:

— Опять разрушение! Не выдерживает нагрузки!

Я подошел к стенду. Обломки металла красноречиво говорили о серьезности проблемы.

— Так, — я взял себя в руки. — Работаем параллельно по всем направлениям. Руднев, ваша группа — катки. Звонарев — подвеска. Варвара…

— Я поняла, — она уже склонилась над чертежами трансмиссии. — Сделаю новый расчет с учетом повышенных нагрузок.

За окном разгорался летний день, но в цехе кипела работа. Грохотали стенды, свистели пневматические инструменты, шелестели чертежи. Я переходил от одного участка к другому, помогая решать возникающие проблемы.

Время играет против нас, думал я, глядя на очередной разрушенный образец. Звяга со своей комиссией будет вставлять палки в колеса. Черноярский в Москве готовит новые удары. А нам нужно успеть создать надежную машину.

К вечеру, когда основная часть рабочих разошлась, я задержался в конструкторском бюро. Варвара все еще сидела над расчетами трансмиссии, то и дело нервно поправляя выбившуюся прядь волос.

— Ничего не получается, — она с досадой отбросила карандаш. — При повороте в гору нагрузка на бортовые передачи превышает все допустимые пределы. А если усилить конструкцию, она становится слишком тяжелой.

Я склонился над чертежами. В памяти всплыли схемы танковых трансмиссий из будущего, которые я видел на выставке вооружений в двадцать первом веке. Тогда меня особенно заинтересовало решение немецких инженеров…

— А что если, — я взял карандаш, — сделать планетарный механизм поворота? С гидравлическим управлением?

Варвара удивленно подняла брови:

— Планетарный? Но это же… — она замолчала, вглядываясь в набросок, который я быстро чертил. — Постойте… А что, если водило связать с ведущим колесом, а солнечную шестерню с тормозом?

— Именно, — я продолжал рисовать схему. — При этом эпицикл постоянно вращается от двигателя. А поворот осуществляется подтормаживанием солнечной шестерни.