Позывной «Курсант» — 4 - Евгений Прядеев
— Тише ты! Раскудахтался.
Старшой пинком отправил кучку снега прямо Подкидышу в физиономию. Так как лежал Ванька этой физиономией вверх, уставившись в пасмурное, хмурое небо, то цель была достигнута идеально. Снег небольшой плюхой шлепнулся Ивану прямо на рожу. Подкидыш фыркнул, тряхнул башкой, но подниматься не стал.
— Если Шипко услышит твои антисоветские рассуждения про… ну ты понял про что… нам вообще тогда сегодня покоя не видать, — добавил Ленька. — И завтра тоже не видать. И послезавтра…
Остальные детдомовцы промолчали. Вовсе не потому, что им нечего сказать. Просто я, Бернес, Матвей и Степан в этот момент с ненавистью отбросили свои лопаты в сторону и тоже бахнулись прямо на задницу в снег. Сил не было ни у кого. Вообще. Потому что, что? Правильно! Потому что Шипко — человек слова. Принципиальный он, сволочь… Именно благодаря его принципиальности, сразу после обеда мы нашей крепкой, дружной, сплочённой компанией отправились чистить двор. Снег начал валить утром, прямо на финальной части наших физкультурных мучений, и шел без остановки несколько часов к ряду. Естественно, территория школы в итоге напоминала одну большую снежную кучу.
То есть, день у нас вышел — вообще зашибись. Сначала были почти два часа физических занятий на свежем воздухе, после которых нас коллективно тошнило и от воздуха, и от занятий, и от довольной рожи Шипко. От рожи особенно сильно. Я-то еще на некоторое время смог прерваться, благодаря вызову к директору, а пацаны вкусили все прелести мести воспитателя целиком. До конца физкультурного мероприятия детдомовцы дожили исключительно назло Панасычу. Чтоб несильно радовался.
Потом — завтрак и три урока: Эмма Самуиловна, радиотехника, экономическая география капиталистических стран. Никогда прежде мы не бежали с таким искренним рвением на занятия, наивно полагая, что там уж нас Панасыч не достанет. Обучение, как говорится, важнее всего. Затем — обед. И после того, как мы закончили с едой, в качестве десерта снова появился довольный Шипко.
— Ну, не-е-ет… — простонал Корчагин, наблюдая, как к нашим столам приближается улыбающийся Панасыч.
Воспитатель с крайне счастливым выражением лица сообщил, что Родина очень нуждается в данную секунду в нашей помощи. Прямо не обойтись Родине без наших рук.
— Ого! — Ленька встрепенулся. — Будет какое-то важное, серьезное задание, товарищ старший сержант госбезопасности?
Старшой как всегда от своей простоты искренне поверил словам воспитателя. А я вот, например, сразу понял по довольной физиономии Шипко, предстоит нам очередной этап показательной педагогики.
— Конечно! Серьезнее некуда. Берете лопаты, они вас уже ждут на крыльце, идете чистить территорию вокруг дома, — сообщил Панасыч, после чего развернулся и вышел из столовой, даже не скрывая улыбки.
— Вот су-у-у-ука, — прошипел вслед воспитателю Степан. — Когда ж у него эта фантазия закончится…
— Никогда, — хлопнул я Иванова по плечу. — Он же сказал, она у него богатая. Товарищ старший сержант, погодите!
Не дожидаясь, что ответит Рысак, я рванул с места, дабы догнать еще недалеко ушедшего Шипко. Цель оставалась прежней. Мне надо переговорить с ним насчет Бекетова. Чем быстрее случится моя встреча с Клячиным, тем лучше. Да и вообще, три недели — большой срок. Слишком большой. Хотелось бы понять, что там случилось у моего благодетеля. По какой причине он исчез с радаров.
— Чего тебе, Реутов? — Панасыч даже не остановился. Что там не остановился? Даже не оглянулся.
Пёр вперед, как Гаврош на баррикады. Специально, сто процентов. Чтоб мне пришлось вот так бежать за ним, как идиоту, по всему первому этажу Большого Дома.
— Да подождите вы! У меня важный вопрос.
— Ох ты ж глянь на него… Вопрос важный… а у меня дела важные. И вчера тоже было важное дело. Вас, дураков, хотел по-человечески в город выгулять. И места интересные показать, и чтоб вы немного умнее стали. Что в итоге?
Панасыч резко остановился, развернулся ко мне лицом, а потом вдруг выпалил:
— Куда вчера Разин делся? А?
Это было настолько неожиданно, имею ввиду и остановка, и вопрос, что я сначала налетел на Шипко, уткнувшись в него носом, а потом отпрянул в сторону.
— Товарищ старший сержант госбезопасности, так Ванька же сказал. Он стоял, заметил барышню…
— Все! Хватит! — Панасыч поднял руку вверх, прерывая мой словесный поток. Мне показалось, он с гораздо большим удовольствием не только поднял бы эту руку, но и отвесил бы мне затрещину. — Уже вчера вашей чуши наслушался. И главное, что меня поражает, с какой наглостью вы свою ерунду рассказываете. С полной уверенностью, что я вообще могу в это поверить. Говори, что хотел.
— Да тут дело знаете в чем… Вы же в курсе, куда меня товарищ Клячин на выходных возил, да? — я вопросительно посмотрел на воспитателя. Решил, так будет лучше, начать издалека, а не сразу в лоб ему про Бекетова лупить.
— Ну допустим… — Шипко кивнул. Взгляд у него стал немного настороженный.
— Так вот Игорь Иванович говорил, что в случае крайней необходимости с ним можно через вас связаться. Вы передайте, я тут кое-что вспомнил, надо срочно встретиться. Только, пожалуйста, передайте, как можно скорее. Момент очень важный.
Шипко почти минуту смотрел на меня молча. Просто стоял и смотрел. С абсолютно бесстрастным лицом. Я даже начал опасаться, как бы сейчас не последовали уточняющие вопросы. Типа, а что вспомнил? А почему вспомнил, ты что-то забыл? А в чем важность? Однако, видимо, Панасыч решил, что дела Бекетова его не касаются. Вернее, любопытство, может, было, даже скорее всего было, но Шипко не дурак. Он сто процентов знает, бывает информация, в которую лучше не вникать. Тем более, насколько я могу судить по тому подслушанному разговору между Панасычем и Молодечным, воспитатели оба понимают, что Бекетов за человек.
Наконец, Шипко, вздохнув, выдал:
— Хорошо. Передам.
После этой фразы он развернулся и уструячил в неизвестном направлении.
Я же вернулся в столовую, откуда мы дружно отправились убирать территорию, границы которой были обозначены воспитателем весьма расплывчато. Поэтому, когда дорожки рядом с домом радовали своей идеальной чистотой, снег ровными горками лежал по краям, а мы коллективно понадеялись, что, наконец, от нас отстанут, явился Панасыч. Он пожевал губами, задумчиво оценил нашу работу, а потом сказал:
