Чёрный хребет - Алексей Дроздовский
– Что мы ищем? – спрашивает Хоб. – Эту воду нельзя пить, она здесь грязная.
Ходим вдоль ручья, вглядываясь в собственные отражения. Буг и Вардис с загадочными лицами поднимают каждый булыжник и рассматривают со всех сторон. Никто из них не знает, что мы тут делаем, но все пытаются казаться умными.
– Знаешь, почему эти камни – жёлтого цвета? – спрашиваю.
– На них песок, – отвечает Хоб.
– Это колонии железных бактерий, они берут окисленное железо из грунта и окисляют его ещё больше. Превращают двухвалентное железо, которое растворяется в воде, в трёхвалентное. Мы собираем оксиды последнего. Или ржавчину, простым языком.
Хоб хмурится и смотрит на меня так, словно я заговорил вовсе не на простом языке. Вот что значит быть человеком из цифрового века: некоторые вещи, которые ты делаешь, кажутся очень странными.
– А ищем мы, дорогой друг, лимониты.
– Это что такое? – спрашивает. – Маленькие жабы?
– Нет, это особая грязь.
Я не смогу изобрести компьютер, открыть антибиотики, даже самолёт вряд ли создам. Зато могу произвести нечто другое, не менее полезное. Сорок лет на сталелитейном и вот, я собираюсь открыть железо в этой части мира.
Прометей, несущий факел на вытянутой руке.
– А чем эта грязь особенная? – спрашивает Хоб. – Она лечебная?
– Наоборот, она вредная.
Ходим дальше, ищем нужные нам образования. В некоторых местах ручей течёт медленно и там образовываются заболоченные места, где могут быть нужные минералы
– Вот это, – указываю. – Железистый песок. Почти то, что нам нужно, но не совсем. Песок – главный враг металла при выплавке.
– Понял, – говорит Хоб.
Кивает головой, хотя явно ничего не понимает. Идём дальше, осматриваем места, где ручей меняет направление. Такие места осматриваем тщательнее всего.
– Вот тут есть железная плёнка, – говорю. – Но её совсем мало.
Проходим ещё немного и находим грязь нужного цвета. Обычный человек никогда не обратит на неё внимания, а мой глаз тут же цепляет ценную породу.
– Смотри, – говорю. – Вот это лимонит.
Куски земли желтоватого цвета.
– Я так и знал, – говорит Хоб.
– Много лимонита, – говорю. – А вот эти синие точки – вивианит, фосфат железа. Это негативная добавка, но мы её отделим после пережигания.
Буг и Вардис на этот раз с видом учёных рассматривают куски земли в моих руках. Не хватает только белых халатов и очков на носу.
В несколько рейсов спускаем куски лимонита вниз и складываем у подножия горы. Площадка на возвышенности, которую мы изначально облюбовали как место для тренировок, теперь превращается в место для выплавки.
Не хочется, чтобы деревенские видели, чем мы тут занимаемся. Ещё гляди, запретят приходить и играть с огнём. Трудно быть в теле тринадцатилетнего ребёнка.
– Теперь идём копать глину, – говорю.
Это задача оказалась легче, чем я думал. Глина у склона гор залегает близко к поверхности, в итоге и с лимонитом, и с глиной мы управились до вечера и даже успели из неё слепить две печи и несколько горшков.
На следующий день из хитиновых остатков мёртвых скорпионов сварганили меха для поддува воздуха. Дырявые, неудобные, зато рабочие.
– А теперь самое сложное, – говорю. – Производство угля. В теории нам бы пригодилась реторта, но мы не сможем её сделать, придётся строить томильную печь.
Весь следующий месяц придётся томить дрова в печи, чтобы превратить в древесный уголь – он даёт больше тепла и меньше воды.
А пока займёмся другими вещами.
Глава 11
Иду по деревне и вижу улыбки, направленные в мою сторону. Похоже, слух о том, что я с ребятами избили Ройса, распространился среди жителей. Теперь главный задира всея Дарграг унижен и посрамлён. С моей подачи каждому подростку жить стало чуточку легче.
Прохожу мимо девушки с длинными чёрными волосами и мгновенно замираю. Какая красота.
Аделари, кажется.
За несколько недель в деревне успел запомнить почти каждого из пятисот жителей. Не так уж и трудно, если встречаешь их каждый день.
Смотрю на девушку, она на меня. Гладкая, красивая кожа, узкое лицо. А фигура... Всегда любил стройных девушек: есть что-то притягательное в спортивной подвижности. Ей что-то около двадцати, а мне в данный момент тринадцать. Со стороны, должно быть, странно выглядит: малолетний воздыхатель заглядывается на женщину сильно старше.
Но это лишь внешне. Внутри я старик.
Иду дальше, стараюсь выкинуть из головы неземную красоту. Этот образ долго не забудется.
Подхожу к дому с двумя флюгерами на крыше. Один в виде стрелы, другой в виде щита. На пороге сидит одноногий старик и медным ножом вырезает что-то из дерева. На вид флейта или что-то похожее, никогда не разбирался в музыкальных инструментах.
– Гаспар, – говорю. – Можно с тобой побеседовать?
– Конечно, можно, – отвечает. – Я никуда не тороплюсь.
– Что делаешь?
– Да вот, свистульку.
– Любишь играть? – спрашиваю.
– Бывает. Не хочу хвастаться, но я могу сыграть такую грустную мелодию, что у тебя слёзы польются.
Старомодные наушники на голове и глубокий голос уборщика: «Никто из нас не старик».
– Верю, – говорю. – Не так давно я узнал всю силу музыки.
Кивает.
– Музыка, – говорит, – самое лучшее изобретение человечества.
– С этим я спорить не буду, но я вот по какому вопросу. Говорят, ты самый умелый боец в этой деревне.
Гаспар засмеялся, искренне, без ехидства. Приподнимает правую ногу, от которой остался лишь обрубок чуть ниже колена.
– Разве так выглядит самый умелый боец в деревне?
– Я же не сказал, самый сильный боец в данный момент, – говорю. – А самый умелый вообще.
Гаспар щурится, подносит флейту к губам и издаёт высокий, протяжный свист.
– Говорят, что ты в молодости мог уложить копьём сразу десятерых.
Последнее я сильно приукрасил, чтобы пощекотать самолюбие старика. В деревне и правда говорили, что Гаспар самый крутой из бойцов и стоил сразу троих Фаргаровцев.
– Может и так, – говорит.
– Можешь научить меня сражаться? – спрашиваю.
– Зачем это?
– Хочу иметь навыки, чтобы защитить деревню и свою семью.
– Юн ты ещё. У нас обращению с луком начинают учиться, когда борода покажется, а ты... в тебе и