Кавказ подо мною (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
— Стефай Разий.
— Стефай Разий? Это не русское имя, польское, наверное. Стоп. Степан Разин? Ага. Был такой разбойник, наводил тут шороху со своими корабликами.
Сейчас, на балу, Пётр Христианович отрешился от потных женщин и про Пери свою подумал. Что-то ведь через три дня, когда они приплывут в Дербент, делать надо. Было бы в сто раз проще, если бы Александр был нормальным пацаном. Ну, отправляешь ты генерал-лейтенанта Витгенштейна шумнуть на Кавказе, так поступи последовательно, назначь его главнокомандующим всеми войсками на Кавказе и подчини ему генерала Цицианова, да и всех остальных генералов, которых тут… вернее, там, в Грузии, немало окопалось. Но!!! Цицианов — это грузин. И вообще он не Цицианов. Да и не Павел Дмитриевич. Он князь Павле Димитрис дзе Цицишвили, а мать у него из династии Багратионов, то есть, из царского рода. Александр считает, что грузина больше будут слушать в Грузии и меньше будет всяких восстаний. Возможно.
Только что теперь получается? Он не подчиняется Цицианову, а Цицианов ему. Цицианову дана команда — сохранять мир, а Петру Христиановичу разрешили присоединить Кубинское ханство, а если получится, то и Бакинское. А ещё там, рядом с Дербентом, есть анклав горный, Кюра, населённый в основном лезгинами, который никому не подчиняется, и нужно и его к рукам прибрать.
Хрень получается. Так бы стал он Генерал-губернатором и можно Дербент невесте в пользование оставить. Теперь придётся что-то выдумывать.
Брехт, под строгим взглядом губернатора Астрахани, вынужден был пригласить на польский танец его жену, и, скача, аки козлик, вспомнил эпопею с танцовщицами живота: под Новый Год он решил, наконец, представить их монаршему семейству и продемонстрировать восточные танцы. Добыл самые прозрачные шелка, сшил одежду, ну, не сам, а у портного заказал, такую чтобы пузо и часть спины были открыты, сходил в театр Эрмитажный и рассказал дирижёру какую музыку ему надо.
— Я понимаю, — итальянец расплылся в улыбке лучезарной, вам нужен фрагмент из «Пальмиры, царицы персидской». Это опера в двух действиях композитора Антонио Сальери.
Сбацали. Не. Экспрессии не хватает. Напел товарищу заграничному Брехт танец с саблями Хачатуряня.
— Великолепно, кто сочинил эту мелодию? — загорелся Лючио.
— Не важно. Кроме скрипок основную тему должна вести балалайка, — Видел Брехт такое в исполнении коллектива Надежды Кадышевой. Прикольно звучит.
— Балалайка? Вы серьёзно, Ваше Превосходительство, хотите Александру Павловичу показать балалайку?
— Бала-ла, бала-ла, балалайка — зараза, — пропел охреневшему маэстро Брехт. — Давайте проведём «репитипитицию». Только уж найдите балалаечника виртуоза.
Прорепетировали пару раз. Итальянец в шоке. Оркестранты забыли, на какие струны пальцами давить.
До представления младших не допустили, но Катерина, один чёрт, выревела, даже голодовку обещала устроить.
Такого ещё Петербург не видел.
— Пётр Христианович, — вправив челюсть, после танца пристала к Брехту Мария Фёдоровна, — кто эти девушки?
— М. Даже и не знаю. Я застрелил Гасан-хана. Это его жёны или наложницы, там, на Востоке, не понять. Наверное, они…
— Они ханши, то есть княгини, — влезла Екатерина.
-Княгини с голыми жопами?! — присвистнул Константин.
— Костя! — помотала головой Мария Фёдоровна.
— Пётр Христианович, а что вы собираетесь делать с несчастными вдовами? — вправил, наконец, челюсть и Александр.
— С несчастными?
— Решено. Я забираю этих княгинь в свои фрейлины. Будут жить во дворце. А потом подберём им мужей достойных их статуса.
— А я хочу научиться так же танцевать и играть на балалайке! — вскочила, забытая на секунду, Екатерина.
— Катенька!!! — Мария Фёдоровна укоризненно взглянула на князя Витгенштейна.
— И я! — вскочила Елизавета.
А потом по Петербургу поползли слухи, что Александр выгнал пинками из Зимнего дворца Марию Антоновну Нарышкину, урождённую княжну Святополк-Четвертинскую, свою любовницу, и запретил той появляться в его присутствии, после того, как та закатила ему сцену ревности, застукав Александра с Гюльчатай. На самом деле ханшу звали Гульфия, что переводится с азербайджанского, как — «похожая на цветок». Но что-то в девушке от Гюльчатай было, такая же непоседа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Самого Нарышкина Александр тоже снял с престижной должности обер-егермейстера и закатал вместе с женой в Тамбовскую губернию, где у него находились деревеньки.
Ну, положительный эффект танца живота — на одного поляка в окружении Александра меньше. Полячку. Да ещё и поругались публично. Припомнит потом всей Польше царь-батюшка.
Событие десятое
Экономика есть искусство удовлетворять безграничные потребности при помощи ограниченных ресурсов.
Лоренс Питер
Из Астрахани, когда вышли, то количество судов ещё на пять увеличилось. Князь Витгенштейн все выделенные Государем деньги потратил на закупку фуража. Зерно, в общем, всё доступное купил. Дербент небедный город, и тысячу воинов прокормить может, да и Мехти — шамхал Тарковский поможет с продовольствием, но ведь лучше, когда о пропитании солдат не нужно думать. Есть зерно, можно каши всякие разные варить, и есть овёс, и лошади тоже от бескормицы не окочурятся. Покупали по дороге и в Нижнем Новгороде, и в Самаре, и в Царицыне, а оставшиеся деньги спустили в Астрахане.
Деньги Александр выделил два раза: первый раз, когда напутствовал «в самый последний раз», и потом ещё, когда Брехт ему совет дал. А что, все же попаданцы Сталину или Брежневу, да даже тому же Николашке Кровавому, советы дают, чем Брехт хуже?
Петра Христиановича позвало царское семейство в «Крокодила», перед отъездом, «в крайний» раз сыграть. Без него у монархов хреново получалось. Веселье исчезало. Они же все там альфа-самцы и самки, им нужно обязательно быстрее всех угадать и выделиться, а потому, буквально через несколько минут интерес пропадал в игре. Получается не игра, а соревнование, ничего весёлого в соревновании нет. С Петером другое дело. Этот огромный тупой немецкий генерал постоянно ошибался и не просто ошибался, а такую ерунду придумывал, что покатывались, за животики царские хватаясь. Показывает Екатерина орла, например, руками машет, голову набок наклоняет, а Петер говорит: «Юродивый! По площади бегает». Как тут не засмеёшься, правда же похоже?!
Надо было Марии Фёдоровне корабль показать, она руками машет, щеки надувает, и тут этот дуболом немецкий вдруг ухо почесал и говорит:
— Ваше Императорское Величество, наши войска ведь остаются на Корфу?
— Угадали, значит, Пётр Христианович. Да, там около полка оставить решили и пару кораблей.
— Можно мне вам совет дать, Александр Павлович.
— Мы же играем! — недовольно вскинулась Екатерина.
— Думаю, всем полезно будет послушать, — не поддался на окрик дуболом.
— Слушаю вас, князь, — остановил закипающую сестрёнку жестом Александр.
— При первой возможности произведите ротацию войск и отправьте в республику Семи Островов полк сводный, полностью сформированный из офицеров, причём, нужно выбрать самых богатых. Самых, самых. Даже если полк будет состоять из одних генералов и князей с графьями.
— Поясните, Петер, — Константин, до этого букой сидевший в углу, и почти не принимавший участия в веселье, вышел из меланхолического состояния.
— Что будет делать богатый офицер на новом месте службы в первую очередь?
— В ресторацию пойдёт, — усмехнулась Мария Фёдоровна.
— И это тоже, а потом? — Брехт оглядел теребящее носы семейство, точно родственники, жест общий.
— Устраиваться, — Константин первый понял.
— Правильно. Лучше — обустраиваться. Он снимет квартиру или дом, а если денег полно, то и купит себе дом.
— Пока не понимаю, к чему вы клоните, князь? Все войска так себя ведут на зимних квартирах, — продолжил почёсывать нос Государь.