С.М.У.Т.А. (СИ) - Птица Алексей

Скидывая с себя на ходу вездесущих кровососов: комаров да клещей, он с любопытством осматривался вокруг. Да только смотреть-то особо и не на что было, но всё же. Заметив прибывших, к ним стали выходить люди. Было их немного: несколько пожилых монахов и монахинь, послушники и сам нынешний настоятель.

Им оказался благообразный старик, который тепло приветствовал отца Анисима.

- А мы, было, думали, что сгинул ты насовсем, и искать уже - не найдёшь, и весточки не пришлёшь.

- Да, было дело, еле отбился по пути от мертвяков, да и отрока встретил, что о разбойниках предупредил.

- Об этом говоришь? – кивнул настоятель на Вадима.

- Да, в лесу встретил, из поместных он, все погибли у него, да и сам он пострадал.

- Ну, поговорим о том опосля, а сейчас пойдём, Анисим, поедите с дороги, да отдохнёте от пути длинного.

Поприветствовав других монахов и монахинь, что проживали отдельно от остальной братии, они прошли сразу в столовую. Здесь им накрыли на стол, и Вадим смог, наконец, наесться. Каша из пшена, листья ревеня, солёные огурцы ещё прошлого урожая и варёная рыба - стол был небогат, но весом. После еды глаза Вадима стали постепенно закрываться, да и дело уже шло к вечеру. Один из послушников, по поручению настоятеля, отвёл его в странноприимный дом, где Вадим улёгся на полати, укрытые тонкой дерюжкой и, не в силах справиться с нахлынувшей на него усталостью, крепко заснул.

Глава 5 Беседа.

Отец-настоятель Оптиной пустыни Варфоломей стоял на коленях перед иконой и молился, когда в дверь кельи раздался тихий стук. Варфоломей дочитал молитву и тяжело поднялся с колен.

- Заходи, Анисим, я давно жду тебя.

Отец Анисим, спокойно ожидающий приглашения за дверью кельи, потянул дверь на себя, она была не заперта. Анисим знал, что настоятель его ждёт и ждёт с вестями. Он вошёл.

- Садись, Анисим, - кивнул настоятель на грубый табурет у небольшого стола. – Ну, рассказывай, что видел, что слышал. А то в нашей глуши токмо медведи бают, да волки воют, да мы их не разумеем. Что в Москве-то творится?

- Эх, творится там неладное, Варфоломей. Совсем Русь оскудела справедливыми да честными. То, что при Бориске трёхлетний недород случился, то ещё не вся беда была, и то, что Расстрига власть взял да поляков привёл, то лишь половина беды, что на Русь обрушилась. Боярский раздор, да напасть страшная и нелепая - вот наша беда!

Настоятель вздохнул, покачал в сомнении головой.

- Твоя правда, Анисим. До твоего ухода в Москву мы о той напасти страшной и помыслить не могли. Не было мертвяков здесь, и не слышали мы о них. Мало и сейчас о них знаем. Рассказывай дальше и о том, и о сём.

- Борис, бают, - продолжил Анисим, - Умер своей смертью да из-за поражений от Расстриги, а может, околдовал кто. Начал сохнуть и помер. Фёдор шестнадцати лет взошёл на престол, да предали и его бояре. Невмочь им с худородным царём ниже его быти. Переметнулись один за другим к самозванцу, а тот и рад, всю Москву прелестными грамотами засыпал. Вызвал Отрепьев к себе бояр московских и приказал: «Или вы изничтожите Фёдора Годунова, да мамку его, Малюты Скуратова дочь, или я вас всех вместе с ними. А не то не искупить вину перед ним вовек».

И бояре изничтожили всю семью Годунова, а труп Бориса выкинули из склепа на поругание, а потом всех в одной могиле закопали, за оградой монастыря убогого, одна только дочь Ксения и выжила.

Да судьба её незавидной оказалась. Красавица, она внимание Расстриги привлекла. Да токмо полякам Гришка обещал жениться на полячке. Ксению Гришка обесчестил, наигрался, а потом в монастырь постриг, что на Белоозере.

Тут и свадьба подоспела. Мария Мнишек стала царицей, а Гришка объявил себя императором, чем Сигизмунда III прищемил. Тот с ним тайные грамоты заключал, да деньгами снабжал, а тут вона как дело пошло. Да всё смешалось, бояре недовольны, но сапоги лижут, духовенство всё недовольно, но вслух не ропщет.

А ляхи да немцы-наёмники по Москве всех задирают, да грабят. В дома врываются, добро отнимают, девок бесчещат. Зароптал народ, а всё пуще бояре. И пошла потеха, заговор созрел, Шуйский Васька пойман с поличным был, да каялся и плакал, другие бояре вступились за него. Даже Басманов, уж на что пёс верный Гришке стал, а и то слово за Шуйского замолвил. Да только зря. Убили его потом. Голицын кинжалом вдарил, да с Красного крыльца скинул, ну это опосля сильно было. До того сказ ещё дойдёт.

- Так это, Анисим! Шуйского навроде давно хотели казнить, да смиловали, и ещё до свадьбы то было? – усомнился Варфоломей, до которого вести, всё же, доходили и раньше.

- Да-да, запамятовал я. Шуйского Гришка помиловал ещё до свадьбы, а след передумал и вернул из ссылки, и простил, дабы не мешали они ему и дали жениться на полячке.

- Про то я знаю, что дальше-то было?

- А дальше?! Дальше Васька новый заговор образовал, да и недовольных много уже случилось. И братья наши во Христе тут ему помогали, да и как не помочь, когда он во главе церкви хитрого грека поставил, а старца Иова прочь от себя отринул и в дальний монастырь сослал. А сам обычаи все наши понарушил, веру предал. Двух чернецов, что про него правду народу говорили, поймали и тихо утопили в реке. Ничем не брезгует ирод! Да судьба к нему не благосклонна оказалась. Как ты, так и тебе. Проклял его Иов страшным проклятием.

- Ммм, неужели мертвецы встали из-за этого? – невольно перевёл разговор настоятель.

- Не ведаю того, отец-настоятель. Только лишь слухи по земле Русской идут. Слухами и земля полнится, а чем дальше, тем слухи страшнее.

- А что не так с мертвецами?

- Так не к ночи будет поведано. Разные они.

- Как это разные? – удивился настоятель, - Мёртвые они и есть мёртвые. Может, только скелет или свежий труп, а або ничем больше отличаться они не могут.

- А вот так. Одни, не ведомо почему, из земли восстают, другие по речкам приплывают, а те, кого они кусают, потом на людей живых нападают и загрызают их. А самые опасные становятся те, кого укусил мертвяк. Они, вроде, как и живые: болеют, в бреду мечутся, а потом встают, и не мёртвые они, но уже и не живые. А как переродятся, то начинают, аки волки бешеные, на всех кидаться и убивать, не разбирая, человек ли перед ним али скотина.

И чем сильнее при жизни был человек, тем сильнее он становится после укуса. Создатель наш не берёт таких ни в ад, ни в рай. Вот они и бродят по земле, алкают крови и убийств. Да не так просто их упокоить. На куски их рубят, а голова, если цела остаётся, то зубами так щёлкает, аж жуть.

И зубы уже не человеческие вырастают, а звериные клыки, если сразу не убить нелюдь. А с каждым убийством нелюдь только сильнее становится, так бают. И только святая молитва их упокоить может, но не всякому то дано. Только истинно верующий во Христа на то способен! И чудотворная сила идёт к тем, она же и упокаивает мерзких нелюдей. Меня Бог миловал с ними встретиться, только слышал. Вот отрок про них, кажется, больше знает.

- Об отроке поговорим позже, Анисим, а что там дальше было с царём?

- Так Васька Левая рука (шуя – левая рука, десница-правая) восстание всё же поднял. Бросились они, значитца, на штурм, а стрельцы и сопротивляться не стали, поляки почти все разбежались, немцы одни и сражались. Народ бает, Расстрига из парадных покоев в баньку бросился по потайному ходу. По нему он проник в каменные палаты, а с них уже через окно спрыгнул, да неловко, ногу повредил. Высоко больно было. Тут его караул казаков южной окраины подхватил и в ближние хоромы спрятал, так его всё равно нашли и на площадь перед хоромами привели, дак и глумиться начали.

А Гришка плакаться стал: «Мол, дозвольте на Лобном месте перед народом повиниться». А заговорщики побоялись этого. А ну-ка, если он прощение у народа вымолит? Тогда уж не снести мятежникам собственной головы, всех казнят. Пока они журились, купец из мятежников по имени Мыльник ружьишко поднял и выстрели в Гришку. Тому сразу и каюк, да его стали добивать, Бога гневить.