С.М.У.Т.А. (СИ) - Птица Алексей

Вадим уже мог внятно изъясняться с монахом. Были, конечно, в речи некоторые оговорки, но в целом он уже мог сносно выговаривать новые для него слова. Да и монаха он стал понимать намного лучше, чем раньше. Мозг, попав в непростые условия и пребывая в состоянии стресса, разблокировал какие-то механизмы неизвестных коммуникативных навыков и дал возможность разговаривать на старославянском языке. Да он ведь и был родным, видимо, дала о себе знать родовая память.

Ничего больше не спрашивая, монах стал разворачивать слежавшиеся в кашицу листья подорожника. Воды у них с собой не было, поэтому монах оборвал свежие берёзовые листья и обтёр ими ступни Вадима.

- Так, нагноение пока слабое, сейчас почистим и смажем мазью. Эх, что только нам не приходится делать в дороге, вьюноша. И лечить, и спасать, и причащать, и отпевать. Но мы знаем, на что идём, и готовы к любым испытаниям. Разожги пока костёр, а я пойду, воды найду.

Отец Анисим полез в свой мешок, покопавшись там, он вынул небольшой котелок и отправился искать лесной бочажок.

Пока, ползая на коленях, Вадим собирал дрова, складывал их горкой, бил кресалом, пытаясь зажечь сначала бересту, а потом и костёр, монах уже возвратился с полным котелком воды.

Костёр радостно запылал, облизывая жаркими язычками пламени закоптелые бока котелка. Параллельно они съели грибы, найденные в лесу, и рыбу, что осталась с вечера. Да ещё и пара ржаных сухарей была добавлена монахом в общий котёл.

Вода вскипела, и Вадим, намочив платок, начал обтирать свои израненные ноги. Монах внимательно следил за его действиями, потом достал маленький туесок с мазью дегтярного цвета, имеющую едкий специфический запах, и принялся наносить её на ступни Вадима.

Перевязав ноги обратно своими тряпками, Вадим вопросительно посмотрел на монаха, тот правильно понял его взгляд.

- К вечеру опухоль спадёт, идти будет легче, а вот твои гамаши никуда не годятся. В них только по болоту ходить, а не по лесной дороге. Но ты других и не умеешь делать?

Вадим молча кивнул, признавая очевидное.

- Ладно, пойдёшь пока в них, а я по дороге лыка надеру, да вечером перед сном свяжу тебе лапти.

Так они и сделали. Монах пошёл вперёд, отыскивая новую дорогу, а Вадим взялся нести его мешок. Отец Анисим прекрасно ориентировался в лесу, то и дело, посматривая вверх или внимательно рассматривая деревья. Вскоре они вышли на другую узкую тропинку и зашагали уже по ней. Шли они довольно долго, так как старик в силу возраста быстро идти не мог, а Вадим хромал. Тропинка вывела их к перекрёстку с лесной дорогой, возле которой они и остановились.

- Стой и слушай! – монах не вышел на дорогу, а спрятался за сосну и остался стоять там чёрной тенью. – Как услышишь что-то необычное, шепни, понял?

Вадим кивнул, конечно, нужно поберечься. Он всегда был сообразительным, особенно здесь. Чем дальше, тем ему больше казалось, что в эти условия он попал навсегда, и вся его прошлая жизнь нереальна. Как будто бы и не было ни детства, ни учёбы в Москве, а всё время лес, лес, лес и эти странные и непонятные для него люди.

Он внимательно прислушался, но всё было тихо, лес жил своей обычной жизнью. Не трещала возмущённо сорока, не слышалось ржание или топот коней, только шумела листва, щебетали птицы, да жужжали вездесущие оводы.

- Пойдём, отрок, пока всё тихо.

За такое обращение Вадик не обижался на монаха, у него в действительности было лицо не двадцатилетнего юноши, даже мужа, а лицо подростка, лет семнадцати, по местным меркам.

Вместе с монахом они пересекли перекрёсток и дальше пошли по узкой тропинке, прихотливо вьющейся сквозь лес. Уже отойдя довольно далеко, они услышали негромкий топот, который доносился с лесной дороги. Чей-то конный отряд пролетел по ней, скача неведомо куда. Ну, и скатертью дорога, стало быть.

Остановившись, они ещё некоторое время с тревогой прислушивались, а потом снова двинулись вперёд. Наступающий вечер застал их на небольшой лесной прогалине, где они и решили заночевать. Пока Вадим ходил за водой, разжигал костёр и жарил на нём грибы, монах вязал ему лапти.

Ужин оказался в очередной раз постным: только грибы, земляничный чай и чёрствая краюха ржаного хлеба. Зато грибов было много, и живот оказался ими плотно набит. Размотав повязку на ногах Вадима, монах одобрительно качнул головой и смазал его ступни свежей мазью.

Вадим принял от него в дар новые лапти, примерил их, монах переплёл пару элементов, и они подошли, как влитые.

- С обновкой тебя, путник Вадим.

- Спасибо вам за всё, отец Анисим, и за лечение, и за лапти, - Вадим прижал к груди руки и невольно задрожал от еле сдерживаемых слёз.

- Ну-ну, ты же не детка, ты уже вьюноша! – монах, не трогая Вадима, лишь словами пожурил его. – Все мы рано или поздно спасаем друг друга, но главная борьба идёт за наши души между диаволом и Господом. Самое ценное в человеке – это душа! Она и бессмертна, и всемогуща, а тело… Тело – тлен. А теперь давай ложиться спать. Завтра нам нужно засветло прийти в Пустынь. На это нужно много сил. Спи, отрок.

На следующее утро ступни Вадима выглядели уже намного лучше. Смазав их и перемотав, они подкрепились варёными грибами, очередной маленькой краюхой хлеба и поспешили отправиться в путь. Тропинка постепенно всё больше расширялась и стала выглядеть утоптанной. Людей пока видно не было, лишь иногда вблизи появлялись звери.

То заяц проскочит мимо, то лисица мелькнёт облезлым рыжим хвостом, то мыши, зашуршав лестной подстилкой, метнутся прочь. Более крупные хищники так и не появились в их прямой видимости. Волк и медведь стороной обходили людей. А вот крупные птицы иногда срывались с ветвей деревьев, громко ударяя крыльями и пугая путников, старого и молодого.

Постепенно лес стал редеть, всё больше радуя открытыми полянками и молодыми деревцами, пока, наконец, не выпустил их на волю. Впереди они заметили несколько двухэтажных вытянутых домов, в центре между ними высилась небольшая деревянная церковь, с маленькой звонницей наверху.

- Вот она, благословленная Оптиная пустынь! Как же я долго не был здесь! – монах чуть было не прослезился, но быстро взял себя в руки. - А ты хоть знаешь, отрок, почему она так названа?

- Нет.

- Раньше она Макарьиной называлась, а после того, как Опта умер, стала Оптиной пустынью называться. Был когда-то здесь один вольный человек, который на Козельской засеке жил. Стал он разбойником, а потом явилась к нему Богородица во сне и сказала, чтоб оставил он душегубство, и все силы свои направил на добро, грехи свои тяжкие замаливая. Вот и стал он основателем сей пустыни, её первым настоятелем. Давно это было, но мы его труд и веру помним. Придём, сам увидишь. Но маленькая у нас пустынь, что тут говорить. Пойдём скорее, меня уже, наверное, и заждались, - и монах ускорил шаги, а вслед за ним поспешил и Вадим.

Монах заинтриговал его, да и жрать хотелось неимоверно, а тут хоть какая-то радость. Люди, жильё, уверенность в будущем. Вадим уже почти смирился с окружающей его действительностью. Правда, надежда у него ещё оставалась, но совсем слабая. Хочешь или не хочешь, но придётся интегрироваться и выживать в новом мире.

Они дошли до пустыни. Вблизи оказалось, что зданий не два, а три. Ещё одно скрывалось за церковью, и было небольшим странноприимным домом для немногочисленных паломников. Паломников действительно оказалось очень мало, потому что пустынь находилась в глухом лесу, и мало кто знал к ней дорогу.

Странноприимный дом представлял собой небольшой барак. Лавки да полати, комната для приёма всеми пищи, удобства во дворе, как и везде. Обычное суровое убранство, без всяких излишеств. Печка была одна, но большая и хорошая. Окна все затянуты бычьими пузырями, старыми и потемневшими, сквозь которые и свет-то почти не пробивался, но Вадиму уже было всё равно. Ему хотелось хотя бы раз поспать не на голой земле, а на кровати. Пусть это были полати, то есть нары, но зато в тепле и с крышей над головой.