Юрьев день - Михаил Француз
I have to find the will to carry on with the show.
On with the show.
Show must go on!!!…' — буквально прокричал я в оглушительной пустоте бильярдного зала. Прокричал и затих. Несколько секунд после этого звенела тревожная тишина. Которая, по прошествии этих секунд взорвалась аплодисментами. Оказалось, что практически весь особняк собрался на звуки моего голоса.
Что ж, мне оставалось только раскланяться…
* * *
Глава 35
* * *
— Да уж, с английским у тебя действительно… не очень, — тихо хмыкнул Алексей Константинович, когда я закончил раскланиваться и сел обратно на своё место, с которого встал.
— Очень «не очень», — улыбнулся я, не поворачивая к нему головы, ведь народ расходиться-то не спешил.
— Такие потрясающие строки… с таким чудовищным произношением… — не смог удержаться от сокрушённого покачивания своей седой головой он. — Пожалуй, более наглядного доказательства твоих слов и не придумаешь.
— А я, разве, должен был что-то доказывать? — удивился я. — Это не доказательство. Это иллюстрация.
— Хм, понял тебя, — усмехнулся Алексей Константинович. — Никаких доказательств, споров или доказываний. Просто… как ты это сам назовёшь?
— Одна из попыток подобрать какое-то описание процессу творчества, индивидуального для каждого Гения, — с улыбкой ответил ему. — «Я — художник, я это так вижу». Не более того.
— Художник? Ты ещё и рисуешь?
— Нет. К сожалению, нет. Мне для этого не хватает развития мелкой моторики пальцев рук. Она напрочь убита набивкой кулаков и отжиманиями. Мне её едва-едва хватает, чтобы немного бренчать на гитаре. Не более.
— Ты умеешь играть? — вскинулся Алексей и тут же сделал кому-то из ещё не разошедшихся гостей знак.
— Ну, «три блатных аккорда» уже освоил. Пётр Моисеевич клянётся, что сможет подтянуть до уровня «испанской гитары». Мне очень хочется верить в его оптимизм. Если он окажется прав, то у меня в голове уже есть несколько потрясающих произведений на этот случай, которые совсем не хотелось бы отдавать кому-то на сторону… эх! — само собой вспомнилось исполненное Антонио Бандерасом «Десперадо». Даже пальцы зашевелились, словно бы нащупывая струны и начиная их перебирать. Ведь, исполнить самому нечто настолько крутое и сложное — это и впрямь было моей мечтой. Одной из… примерно такой же, как сыграть «Шторм» на скрипке…
Самое странное, что пальцы струны действительно нащупали. Я с удивлением открыл до этого мечтательно зажмуренные глаза и обнаружил, что за это время, что я ушёл в свои мысли, мне сунули в руки настоящую гитару. Где-то в доме быстро найденную гитару. Очень красивую и, судя по быстрой проверке звучания, качественную и хорошо настроенную.
Нет, та, которую я себе не так давно, после выхода из «петли» и белой комнаты, купил, была, пожалуй, получше, но класс инструмента был аналогичный. Играть на такой — приятно. Совсем не то, что на тех «дровах», которые я приобрёл на учительскую зарплату в мире писателя для упражнений и ускорения разучивания нужных мне песен.
А ещё, народ не спешил расходиться. И все смотрели на меня с ожиданием.
— Что ж… «вы хочете песен — их есть у меня», — пробормотал я, улыбнувшись, и ударил по струнам. Проскочил проигрыш, вступление и запел.
— 'Белый снег, серый лед
На растрескавшейся земле
Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле…' — нет, ну а что? Какие ещё варианты выскакивают «по умолчанию», в небольшой компании при наличии гитары, кроме Цоя? А у Цоя? Естественно — «Звезда по имени Солнце»!
Да и учат её, при игре на гитаре, первой. Так, почему нет? Вроде бы ничего «провокационного» для этого мира в ней не было… ну, я на это надеюсь. По крайней мере, сам ничего такого не усмотрел. Так что…
— 'А над городом плывут облака
Закрывая небесный свет
А над городом желтый дым
Городу две тысячи лет
Прожитых под светом
Звезды по имени Солнце…'
Я играл. И даже… не так уж плохо получалось! Хотя, чего там получаться-то? Аккорды ж простые, без какой-то лишней вычурности, а пальчики мои, оказывается, за время «петли» и после неё, к струнам и ладам попривыкли. Не столько напряжение вспоминания я испытывал, сколько… удовольствие?
Всё-таки, это совсем разные ощущения и чувства, когда ты поёшь в студии только микрофону и звуковику, и, когда ты поёшь перед кем-то, перед публикой. Это… получается, что же? Мой самый первый концерт? Да ещё и сольный! Без подтанцовки и разогрева…
Так, что же? Надо выдать! И я подналёг на струны, заставляя их звенеть ярче и яростней.
Песни Цоя… они странные. Никто и никогда уже не споёт их так, как пел сам Виктор Робертович. Да оно, наверное, и не нужно. Каждый, из тех, кто брался их перепеть, всегда пел их по-своему, по-новому. И песня каждый раз раскрывалась так, как не раскрывалась до того. Пожалуй, именно песни Цоя идеальны для каверов. Ведь с каждой новой перепевкой они становятся только лучше… ну, это моё мнение. Личное и очень субъективное.
Вот я и не стремился подражать Цою, с его… прямо скажем — отсутствием голоса. Я пел по-своему. Как мог и как умел. Благо, Великий Писатель голосиной в этом рождении меня точно не обделил.
— 'И упасть, опаленным звездой
По имени Солнце…' — песня закончилась. Я проиграл заключительные аккорды, становился и опустил гитару. Снова несколько секунд тишины, а потом овации. Снова поклоны… приятно, ангел вознеси! Приятно, когда тебя принимают!
И пусть песни не мои… так я ведь только что честно и прямо об этом сказал. Считай, признался… пусть так, что вряд ли кто понял, что я имею в виду, но на душе легче стало. Глупость, понимаю, ерунда полная: я ж и так кругом прав, мне ничего не предъявишь в этом мире, в суд не пойдёшь, иск не выставишь… а, всё одно — легче стало. Подсознание — странная вещь.
Однако, народ не хотел расходиться. Народ не хотел останавливаться на двух песнях. Народ требовал: ещё!
А я что? Я слабый человек — легко поддаюсь уговорам. Снова поднял гитару и ударил по струнам, начиная разгонять вступительную мелодию следующей песни.
Думал сначала затянуть того же Цоя, его «Пачку сигарет», но потом как-то постеснялся: курение, всё-таки… а я здесь себя позиционирую, как жёсткого ЗОЖника — неудобно может получиться. Так что, шаг от одного «бессмертного» сразу к другому. От
