Первый из рода: Калибан, Проклятый зверь - Виктор Крыс
— Ну и как? Выходит быть незаметным? — поинтересовался наставник, выйдя к трепыхающемуся пламеню свечи.
— Вы мне скажите, наставник, — тихо проговорил я.
— Ну, здесь нас точно не подслушают, это мой дом, а Шея сможет подпустить лишь бордового, но я знаю, где он. Он на другом континенте, а мои дети еще не умеют так слушать, — выдохнул наставник.
— Как Айно мог попасть на другой континент? Я же вчера с ним пил чай и вновь проиграл партию.
— Ну, я его перенес за, кхм, тысячу дней пути отсюда. Там он выполняет задание императора, — лениво проговорил во тьме наставник. — Кстати, прекрасный чай, он мне отсыпал половину того, что ты подарил ему, но мне мало…
— У вас есть портал?
— Не знаю о чем ты, но перенесение на большие расстояние является одним из высших искусств символистов, но тут не все так просто и вообще, мы отвлеклись, — зевнул во тьме наставник. — Это искусство запретное, да и знаешь, чай меня больше волнует.
— А сложно создать подобное и перенестись куда-то?
— Ха-ха, Калибан, ты меня веселишь. Это заклинание сложно даже активировать, — рассмеялся наставник. — А создать… Ну тебе то, балде, что не может снять какие-то осколки с самого себя, такое наверняка раз плюнуть…
— Наставник!
— Ну что наставник? Это сложная система, и не все сигнатуры мне понятны, как никак наследие древних, которое через не могу приспособил мой дед, а он наверняка нашел какие-то инструкции, о которых никому не сообщил. Он у меня был жутко подозрительным типом, особенно после того, как я у него стащил пару книг, — рассмеялся наставник. — Управлять системой можно, но не каждый на это способен. Один из сотни высших символистов способен, и это в лучшем случае, но для меня это несложно.
— А высшие символисты это…
— Ну, то, что ты пытаешься сейчас сделать, уже высшая символистика, при которой задействован и разум, и тело, и даже душа, а значит если ты не стал, то уже близок к званию высшего символиста-недоучки, который еще не все основы-то усвоил, но зато практикуется в высшей символистике.
— Таков мой путь, не понимаю как, но у меня получается вляпываться в самое сложное и…
— И вонючее, — рассмеялся наставник и вдруг колеблющееся пламя свечи затухло, а его голос во тьме стал пронзительнее. — Попробуй снять символ в полной тьме, хоть она тебя и ненавидит. Знаешь, мне очень интересно, как твоему другу вообще пришло в голову посоветовать тебе имя проклятого?
— Махшуду? Не знаю, что могло ему прийти в голову, — усмехнулся я. — Он мне такие ножи подарил, что даже кронпринц завидует.
— Знаю-знаю, а кузнец, что сотворил похожие клинки одной симпатичной одаренной тьмой, чуть не совершил страшное преступление и чуть ли не пинками выгнал принца, который загорелся получить эти клинки. Особенно когда я ему сказал, что они могут стать живыми, как у тебя, — ухмыльнулся наставник.
— Симпатичная, Наставник, симпатичная! — вдруг во мне начал просыпаться зверь. — Вы не думаете, что староваты?
— Рык, ну ты как всегда! Где моя железная палка? — воскликнула Тень. — Ты всегда в пол уха слушаешь? Нет, все-таки Кирсана права, во дворец тебя нельзя пускать! Ты слышишь, но и не слышишь одновременно! О симпатичности твоей к, как её, названной сестре, заметил не я, а кронпринц, как его там по имени… Ай, тоже не помню…
— Наставник, ну не понимаю я, не создан я для этих недоговорок.
— Вот не надо мне тут, просто из-за осколков ты не успеваешь все понять, — словно оскорбился наставник. — Твой мозг работает на максимум, но ему мешают осколки. Эх, мой дорогой ученик, ты сам себя не знаешь.
Настала тишина, недолгая.
— Про Калибана я наслышан, и ты на него похож, но с одной поправкой. Ты не создание иного мира, некоторые вещи указывают на то, что он родился здесь лишь телом. Не удивляйся, такое случается, — тихо проговорил Наставник. — Но вернемся к нашим проклятым, Мехмеды были еще во времена древних и всегда существовали рядом с проклятыми. Словно собачонки на привязи следовали за ними, и именно Мехмеды виноваты в том, что проклятые стали Проклятыми. Без Мехмедов проклятые бы были счастливы и жили бы тихой, непримечательной жизнью, например, один из известных мне проклятых, даже после того как стал идти по проклятому пути, так и продолжил заниматься своим любимым делом. Гончарным искусством, горшки всякие да кувшины делает.
— Откуда вам знать, наставник?
— А я был Мехмедом, недолго, — как только наставник произнес эти слова, я посмотрел в кромешной тьме на него. Черная субстанция, не такая, но очень похожа на темного, которого я встретил в башне, и только сейчас я начал складывать вместе очевидное, но ранее незамеченное. — Ну не смотри ты так на меня, каюсь, был молод, ошибся. А ошибки молодости есть у всех, некоторые приятные, а некоторые нет.
— Но почему был, и как ты им стал? — в моем рту пересохло, нет, мой наставник и раньше был очень интересной сущностью, но, как я понимаю, Мехмеды практически правят этим миром. — Я пойму, если не ответишь.
— Почему же, я отвечу, все равно нас никто не услышат, да и не такой уж это и секрет, вся семья знает… Вот же ж, проклятого за язык, забыл! — черное месиво в темноте ударило себя по лбу. — Ты же не из семьи! Эх, а такой кусок мяса нам бы не помешал, слушай, Рык, может ну его, эту Кирсану?
— Э-э-э-э?
— Ну что ээээ⁈ Сам посмотри, она эмоционально неустойчивая, властная и вообще слишком сильная ведьма, — задумчиво проговорила тень, а под его ногами докрасна нагрелся пол. — Ты как хочешь, а я чайка выпью, тебе не налью. Тоже мне ученик, с Айно поделился, а обо мне и не вспомнил даже!
— Наставник!
— Я был наставником, когда твои предки не родились! А про Кирсану все же подумай, найдем тебе невесту, красивую, на фоне тебя она так и вовсе будет сиять. Например, младшую принцессу, которую ты пощадил в бою, помнишь? Как тебе такой вариант?
— Вам надо пить поменьше этого чая, — спокойно проговорил я, смотря, как на раскалённом полу кипит фарфоровый чайничек, а во тьме бесформенная масса черноты наливает себе в белую чашу чай.
— Ничего ты не понимаешь, надо иногда кровь обновлять и идти на безумные поступки ради знаний, — усмехнулся наставник. — У меня такой поступок был связан с Мехмедами. Не буду скрывать, я был, есть и, наверное, буду самым буйным из своего рода. Когда я был молод, семья серьезно поставила на собраниях вопрос о моем уничтожении за
