Вдовье счастье - Даниэль Брэйн
Из комнаты напротив долетел женский стон, распахнулась соседняя дверь, пронеслась в слезах княжна Вышеградская. Безразличный лакей с подносом, обогнув меня, просочился в кабинет.
Невозмутимость обслуги доведена до совершенства, впрочем, чем больше ты притворяешься глухим и слепым, тем выше твоя цена, это общее правило. А еще есть правило золотого.
— Любезный, передай это князю Илларионову! — едва лакей вышел, я сунула ему в руку записку и полезла в поясной кошелек. — Отыщи его сию же минуту, я подожду его здесь.
Монетка исчезла, словно я подрядила в посыльные фокусника, я скрылась в своем убежище и подошла к спасительному графину. Один бокал не утолил жажду, я налила еще.
— Снова строчите доносы, Вера Андреевна? По старой памяти?
Графин звякнул, я поставила бокал на стол. Вера была осведомительницей?.. Чьей? В порядке вещей для придворных дам стучать на любого, кто косо смотрит, неважно на кого и почему, тайная канцелярия разберется?
— На кого в этот раз?
Вот почему она была рада авантюре с платьем. Это заговор, и завидны их с мужем единение и любовь.
— Донос на Вышеградского, полагаю? — щурился Вершков, на его щеке отпечаталась маленькая женская ладонь — княжна способна на оборону? Он не просто закрыл за собой дверь, а перекрыл мне пути к бегству. — Что он хотел от вас? Что вы молчите, Вера Андреевна? Боитесь?
Я не боялась. На столе среди писчих принадлежностей лежал перочинный нож, оружие так себе… если не знать, куда бить, но я знала.
Вершков в высшем обществе притворялся своим, у него получалось, но я видела жесткий взгляд, добела сжатые губы, прямую спину — портрет человека, пришедшего взять свое, и это свое подразумевало не нежное тело или ранимую душу. Он пришел забрать что-то, что ему могло бы принадлежать, но не принадлежало, и в этом была виновата не я, а то, что он даже с титулом был изгоем.
Яркий свет падал на его лицо и отбрасывал огромную тень на стену, свечи дергали языками, тень плясала как демон, вырвавшийся из преисподней. Я села за стол. Зачем бы Вершков ни преследовал меня, он не догадывается, что я добыча нелегкая.
— Вы же все еще живы, Вера Андреевна, — дружески, что не вязалось с его словами, усмехнулся Вершков, садясь напротив. Нас разделял поднос, он сдвинул его на край стола. — Потому что держите рот на замке. Это в память о муже? Похвально и благоразумно.
Он наклонился вперед, и тень расползлась. Почти жутко.
— Удивлены? — Кто бы знал, как страшно мне было, когда в первый раз ко мне подошли негласные хозяева рынка — и хозяева жизни. — А вы пришли закончить однажды начатое?
Что если…
— Ну, что вы так побледнели, князь? Так боялись, что я возьму и выдам вас… по старой своей привычке, что приказали меня убить, но поверьте, крепостную бабу много чем можно напугать. Я напугала.
Вершков положил на стол обе ладони. Он силен, в прямой схватке у меня шансов против него нет, но до схватки когда еще дойдет дело.
Вера, все ты сложила правильно, по верной картинке, со всеми деталями, но пазл держала вверх ногами.
— А еще Леонид, — прибавила я, и выдержка Вершкова подвела, руки дрогнули. — Он написал записку от вашего имени, ему было важно, чтобы я вернулась ко двору… но если бы все удалось вам или, скорее, ему, а Леонид оказался ближе к цели, записка выдала бы вас с головой, и долго бы вы эту голову не носили.
По коридору кто-то прошел, ни я, ни Вершков не отвели друг от друга взгляда.
— Сукин сын, — сквозь зубы выдохнул Вершков. — Оба они сукиных сына.
Нет повода не согласиться. Я не знала, какую роль играл Леонид, что должен был сделать мой муж, кто закрыл заслонку, кто крался с подушкой — и закрывал ли, крался ли.
А роль Григория? Вершков хотел жениться на княжне Вышеградской.
— Я знаю причину своего вдовства. Вы рассчитывали, что мой муж убьет Вышеградского на дуэли, еще бы, у Григория такой опыт, но увы, ваши чаяния не оправдались.
Григорий мог многое рассказать Вере на смертном одре, быть может, и рассказал, кто знает, свидетели мертвы все, кроме Лукеи. Княжна — молодая влюбленная дура, я пропахала ее мечту крестьянским плугом, добавив битой по розовым очкам. За что она влепила Вершкову пощечину, за подсчет слоев кисеи?
— Вышеградский не давал согласия на ваш брак с княжной, вы нашли гениальное решение. Но что должен был получить Григорий, ведь денег у вас тоже нет?
Я никогда так не блефовала, но вместо паники кровь будоражил адреналин. Я балдела от ощущения власти, а это опасно, это затягивает. Вершков не отвечал мне ни да ни нет, смотрел на свои огромные руки, и мне казалось, что тонкий лед под моими ногами уже потрескивает.
— Дочь, — коротко бросил он, не поднимая головы. — Княжну Марию.
Как Григорий собирался обосновать опеку? Вышеградский, зная, кто настоящий отец Марии, оставил распоряжения? Перед дуэлью он их, вероятно, отменил, но также он мог надеяться, что поединок не состоится
— Вам одна княжна, моему мужу другая, вам доверенность от жены, ему состояние подопечной. Изобретательно, а Леонид?
А Леонид изобретательный план Вершкова переделал под себя. Меня и мою мать в могилу, а Петр Аркадьевич на порог не пускал безалаберного племянника, что спасло ему жизнь. Опека над моими детьми — и вот они, деньги, но сам Леонид ни за что бы до этого не додумался.
— Вы все разболтали Леониду? Изумительно глупо.
Ну, кто-то же должен был отдать Лукее приказ закрыть заслонку.
— Ваша баба слишком строптива, — проворчал Вершков, вертя шеей в жестком воротничке и потирая подбородок, я воспользовалась этим и как бы случайно переместила руку поближе к ножу и почти положила на него пальцы. — Взяла бы деньги и не сделала ничего, она слушала одного барина. — Он помолчал, я следила за каждым его движением, он — за моим, мы квиты, забавно, что он опасается меня. — Нам, Вера Андреевна, аукаются наши ошибки. Если бы я лучше вас знал, но я считал, что знаю достаточно, я не связывался бы с Григорием, я сделал бы вас вдовой, а после подсунул Вышеградскому. А может…
На хрустальных гранях графина играли отблески пламени, в