Вдовье счастье - Даниэль Брэйн
— Я желаю вас, Вера Андреевна, — прошептал он, стиснул мне руку, и тело сладко заныло. Вера совсем молода, никаким разумом я не остановлю буйство гормонов, а судя по детям, темперамент у Веры горяч. — Как женщину, как… жену. Вы в трауре, три года долгий срок, но вы признали Марию, зная, кто ее настоящий отец — я готов предложить сейчас же руку и сердце.
А твой отец, твое сиятельство, не купец? Больно ты прагматичен, чуть не расхохоталась я, но тело Веры — мне придется справляться с этим, я бросаю кормить, впереди новые испытания — знакомо отреагировало на руки князя на моей талии. Одна рука сползла ниже, другая переместилась на спину, так, чтобы я не смогла увернуться от поцелуя.
В мое время прежде следовало спросить, Вышеградский считал, что моего согласия не потребуется. Вдова, какой бы обласканной самодержцами она ни была, какими бы капиталами ни ворочала, должна посчитать своей самой большой удачей внимание титулованного стервеца.
Стон я сдержала, но князь был опытен, чтобы не распознать — мне наплевать, что он овладеет мной в укромном уголке во время бала и, может быть, даже никто ничего не заметит.
И предположим, что это все не будет иметь для меня последствий.
Также допустим, что это не месть за то, что мой муж спал с его женой.
Глава тридцать пятая
У Вышеградского был чертовски обиженный взгляд, хотя он винил мою неловкость.
— Я не дозволяла вольностей, — скривилась я и от повторных домогательств сбежала в узкое кресло. Юбка издала вызывающее шуршание, словно меня завернули в фольгу, и вспучилась кисейными буграми. Вышеградского вдова в конфетной обертке не смущала, он кружил вокруг как голодный кот, слегка от телесных повреждений косолапя.
— Я предлагаю вам стать моей женой. Вы вернетесь ко двору как княгиня Вышеградская. — Я была невозмутима, князь долбился будто о стену. — Торговля, извоз… Вам нет нужды пятнать себя недостойными занятиями.
— Нет.
— Нет — ваш ответ?
— Вам не приходило в голову, князь, что мне нравится то, что я делаю? Торговля, извоз, вот это вот все? Что это куда увлекательней, чем выделывать па, шуршать фантиками, крутить веерами?
Отказ — неприятно, твое сиятельство. Неприятно, когда отказывает нищая вдова, не позволяя себя облагодетельствовать, и неприятно, когда отказ следует потому, что ты родился байстрюком. С Вершкова можно что-нибудь поиметь за то, что я за него отомстила.
— Я не собираюсь вступать в новый брак и возвращаться к прежнему образу жизни, — продолжала я, упиваясь замешательством Вышеградского. — Забудьте про кокетство, про шансы, которые женщина обязана вам давать, про чувства, на которые она непременно должна ответить, хотя какие чувства, о чем я, князь, по чувствам вам только что чувствительно прилетело, вы до сих пор бледны. Нет это нет, у меня перед вами нет обязательств, а если решите требовать долг — купцы, которым я должна денег намного больше, дали отсрочки. Суд будет на моей стороне, решают первые кредиторы.
Трифон Кузьмич объяснял, что требования предъявляются по дате выдачи векселя, Вышеградский в этой очереди находился ближе к концу.
— Не поздно ли вы задумали мстить Григорию?
— Вы понимаете все превратно, Вера Андреевна, — поморщился Вышеградский, но сдался, его внезапно вспыхнувшую страсть я доконала своей расчетливостью. — Вы понимаете все как… Расписки, я и не думал о них.
Ну, это пока. Я полагала, что без посторонней помощи не встану, но мне мало того что удалось, я еще и поднялась в известной степени грациозно.
— Вернемся к этому разговору, — обнадежила я. — К распискам. Купчиха третьей гильдии Апраксина платит по счетам, но всему свое время. Дождитесь, князь.
Уйти я рассчитывала красиво. Дверь в соседнюю комнату могла быть заперта, но она подалась, и грузный мужчина замер и вытаращился на меня, не подумав прикрыться юбкой распластанной на столе дамы.
— Прошу прощения, — осклабилась я, бесцеремонно рассматривая парочку, и величаво прошествовала к следующей двери. Меня разбирал нервный смех — так задумано для уединения страждущих, кары не следует никому? Высокие, высокие отношения, а Вышеградский разочарован и выйдет в бальный зал не раньше, чем все забудут, что он в комнату заходил.
Одно из негласных правил света — молчок, и не удивляет, что мой покойный супруг наладил контакт с покойной графиней Вышеградской. Не хвастайся своими пороками, и свет закроет на них глаза. У всех рыльце в одном и том же пушку, в любой из этих комнат любая юная дщерь может потерять самое дорогое, и максимум, что грозит совратителю — брак. Если он уже не женат, разумеется.
Следующая комната к моему вящему огорчению оказалась пустой, из нее вела одна-единственная дверь, и я вышла в коридор, тот самый, которым меня вели сперва на казнь, затем к подножию трона.
Со светской жизнью пора кончать, но второй плевок в лицо самодержице мне не простят, и я сама не собираюсь поступать с собой настолько глупо. Как Вышеградский назвал того придворного?.. По коридору шел слуга, и я рванула к нему, подхватив юбки.
— Где мне найти князя Илларионова? — выпалила я, и бедняга чуть не выронил поднос с пустыми бокалами. Всевидящая, он глухой или я сморозила глупость? — Любезный, ты меня вообще слышишь?
Руки у слуги впечатляюще затряслись, бокалы зазвенели, я устало потерла мокрый висок. За всю карьеру холуя к нему впервые обратилась гостья, но я в гробу видела не нужный мне этикет.
Когда Илларионов вел меня к императрице, я не считала двери, а зря, и показалось, что эта нужная. Я постояла, прислушалась, стукнула пару раз, толкнула тяжелое полотно — и промахнулась. Кабинет или библиотека, здесь пахло недавней жаркой страстью, одеколоном и потом, наличествовали опустошенный графин, два бокала и липкая лужица, в подсвечнике горела одна свеча из шести, и я сразу же подошла и сделала свет ярче.
Я дня не проживу, если уйду, я напишу Илларионову записку и попрошу слугу ее передать. Сошлюсь на нездоровье, детей, дела, принесу извинения и…
Переписывать пришлось трижды — пером я все еще владела не лучше моего старшего сына и первые два письма уляпала так, что разобрать на них не получалось ни слова. Закончив, я утерла лоб рукавом, обругала пустой графин, потрясла послание, чтобы чернила просохли, выскочила
