Барышня ищет работу - Салма Кальк
Зажмурившись, я снова вызвала в памяти тот момент. Не напасть, а закрыться. Защититься. Внутри меня есть защита, нужно её только активировать. Спустить крючок…
— Ого!
— Всё она умеет, прикидывается только!
— Отлично, Ольга Дмитриевна, открывайте глаза и выдыхайте.
Я открыла глаза и увидела над собой и Марьяной разом отливающий серебром щит. Это было… красиво это было, вот. Перевела дух и втянула всё в себя.
— Вам нужно научиться калибровать ваши магические действия, — говорил Пуговкин. — Вы вложитесь в защиту, и вам не останется ничего на нападение, это нехорошо. Выходите сюда, — он пригласил меня выйти на свободное пространство.
Я вышла, встала.
— Сейчас я попробую напасть. Ваша задача — защититься.
Он и впрямь спустил с обеих ладоней щупальца, два, толстых и мощных. Тьфу, это ведь тоже уже было, в больнице у Зимина! Я пару мгновений не понимала, что делать… а потом спустила с крючка что-то рвущееся наружу изнутри.
Вместо защитной стены с моих ладоней стекли, и хлестнули Авенира Афанасьевича точно такие же щупальца, он едва успел поставить между нами преграду. Парни за спиной только что не выли от восторга — мол, надо же, как умеет, они тоже так хотят. Да ничего я не умею, это всё какие-то рефлексы, мне самой до конца непонятные.
— Впечатляет, — в глазах Пуговкина я увидела что-то… чего там раньше не было. — Но всё же вам надлежит сейчас поставить защиту.
Щупалец не было, был смертный холод и ужас. Подступил ко мне, сковал… последним осознанным усилием я что-то сделала… и снова вызвала смех.
Защитный купол расползся на половину аудитории и захватил нескольких парней, в том числе Толоконникова с товарищем. А у меня подкосились ноги и я едва не рухнула на пол, но Авенир Афанасьевич не дал упасть и подхватил. Довёл до нашей с Марьяной лавки.
— Садитесь, и дальше только смотрите, ясно? — он помог мне сесть, взял ладони в свои, и я ощутила от него ручеёк силы.
Дышать стало проще.
— Благодарю вас.
— Всё хорошо, но это нужно отработать, вы понимаете, да? — смотрел внимательно, говорил проникновенно.
Всё я понимаю, да. Но это ж не дело одного занятия, так? Значит, научусь.
И до конца пары я только смотрела, как все остальные по очереди ставят защиту, а Пуговкин пытается её пробить.
— Ничего себе, сколько у вас силы! — восхищённо проговорила Марьяна.
— Так вышло, — вздохнула я.
— Это ж сколько учиться, пока овладеете-то, — вздохнула она.
— Да сколько надо, что уж.
И в самом деле — сколько надо.
18. Сколько силы в растерянной девице
18. Сколько силы в растерянной девице
После пар я пошла в библиотеку, хотя Марьяна уже прямо сегодня предлагала отправиться в лавку. Но я очень устала за практику, с Афанасием Александровичем я так уставала только в самые первые дни. И то, после он говорил — никаких магических действий сегодня, есть и спать. Есть хотелось, нужно было взять с собой что-нибудь перекусить, и потом уже идти заниматься дальше, но я об этом просто не подумала. Ничего страшного, привыкну, адаптируюсь, встроюсь.
Правда, в библиотеке меня немилосердно клонило в сон. Поэтому я выпросила разрешение взять книгу до завтра, обещала завтра вернуть, добавила, что если не верну, то спросить у Пуговкиных, жива ли я, потому что во всех прочих случаях верну непременно. И шмыгнула домой тенями. А дома сложила книги и записи лекций на стол, зашла в спальню переодеться, присела на кровать… и проснулась от того, что кто-то громко стучал в дверь со стороны дома.
— Ольга Дмитриевна, откройте! Оленька, что случилось?
В общем, пришлось оторвать голову от подушки, поправить так и не снятые юбку с блузкой и пошлёпать открывать дверь. Там я увидела обоих Пуговкиных, и они показались мне весьма встревоженными.
— Оленька, ты здорова?
— Ольга Дмитриевна, с вами всё хорошо?
Они спросили это разом, и я даже рассмеялась.
— Да, спасибо, всё хорошо. Просто… отчего-то спать хотелось.
Оба переглянулись и выдохнули с заметным облегчением.
— Поспала, и хорошо. Ужинать садимся, приходи, — сказал Афанасий Александрович.
Авенир же Афанасьевич просто улыбнулся, чуть задержался и за спиной своего отца тихонько пожал мне руку.
Что ж, я быстро умылась, надела другую блузку — в этой-то спала, и пошла в столовую.
— Оленька, если уходишь на целый день — бери с собой хоть пирога кусок, — сказала Анна Мироновна. — Негоже магу целый день голодным ходить!
— Аннушка Мироновна дело говорит, слушай, — кивал Пуговкин-старший.
Я же только вздыхала. Хорошо, завтра утром загляну на кухню и что-нибудь возьму с собой. А вообще, спрошу завтра у Марьяны, как она выживает в смысле питания.
После ужина Афанасий Александрович велел следовать за собой в кабинет и мне, и сыну. Там кивнул нам на кресла и спросил:
— Ну как, Оленька, с практикой?
— Тяжело, — честно сказала я.
— И отчего тяжело? — он сощурился.
— Как будто… как там говорил кто-то из философов… «во мне, но не моё». Я сама удивилась, сколько всего, оказывается, есть где-то там, внутри меня, — честно сказала я.
— Поняла? С силой нужно управляться. Чтобы было твоё, — весомо сказал Афанасий Александрович, глядя прямо на меня, в потом повернулся к сыну. — Понял, с чем предстоит дело иметь? Как оно там было, на практике?
— Сурово, — разулыбался Авенир Афанасьевич. — Я бы ни за что не поверил, что в растерянной девице может быть столько силы!
— А нам с тобой нужно из растерянной девицы сделать мастера, и что-то мне подсказывает, что чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Это у мальчишек наших ещё много времени в запасе, а Оленьке Дмитриевне нужно жизнь устраивать, и десяти лет на неспешную науку у неё нет.
Ох, я, конечно, люблю учиться, но десять лет? Хотелось бы побыстрее.
— Я буду делать всё, что положено, — тихо сказала я. — Чтобы не десять лет.
Потому что кто там будет меня столько ждать?
Кстати, на прошлой неделе я побывала в московском представительстве Сибирско-Азиатского банка, и
