Совок 6 (СИ) - Агарев Вадим

— Ну вот почему, душа моя Наташа, всю жизнь надо мной красивые девки смеются?! — выказывая крайнюю степень печали, поинтересовался я у Копыловой. Знаешь, как это обидно!

Тугая плоть под строгой прокурорской сермягой задорно подрагивала от веселого смеха. А я с нарастающей тоской размышлял о том, что рано или поздно пирамида моих страстей с лучшей половиной человечества обрушится. И руины моих отношений с привечающими меня дамами, раздавят меня без малейшего сострадания. Без учета моего искреннего почитания и любви к женскому сословию.

Однако, на подоконнике в данный момент лежит левый отказняк. Из которого вот

эта милая девочка всего за несколько дней и недрогнувшей рукой, сваяет железные основания для уголовного преследования моего друга. Стаса нужно спасать!

— Чай будешь? — с робкой надеждой посмотрела на меня Наталья Совсем Не Сигизмундовна. — У меня эклеры есть! Я сладкое очень люблю. Поэтому и толстая такая, — прокурорша непритворно вздохнула.

— Да какя же ты толстая?! — возмущенно изумился я, — Ты не толстая, ты справная! Глядя на тебя, душа моя, я все время изо всех сил сдерживаюсь! Потому что руки так и тянутся к тебе! — пришлось опять печально вздохнуть, выказывая тем самым девушке свою грусть и потаённые чувства.

— Так ты будешь чай или нет? — всё еще веселясь, спросилась Наталья.

— А я, что, похож на адиёта?! — состроил я обиженную мину, — Это я только с виду придурковатым выгляжу, а так я парень хоть куда! Умён чрезвычайно и собой, как видишь, хорош!

Я скоморошничал, а помощница прокурора шустро раскладывала на столе провизию. Эклеры, бутерброды с колбасой и сыром, и даже плошку с мёдом. Какая же она умница! Запасливая и любящая погурманить, умница. С такой не пропадешь! Даже в самые лихие и голодные времена у неё всегда окажется котлета за пазухой. А котлета, она завсегда лучше камня. Даже в самые сытые годы.

— Располагайся! — к моему удовлетворению, мадемуазель Копылова не сказала «Присаживайся».

Дважды просить я себя не заставил. Двинув посетительский стул ближе к столу, я взял в руки чашку с дымящимся чаем и, не притворяясь стеснительным, потянулся за бутербродом.

— Скажи, — замялась хозяйка кабинета, — А ты в это воскресенье сильно занят? — Копылова слегка покраснела.

— Ну это смотря чем ты меня соблазнять будешь! — понимая, что на обед в райотделькую столовую я безнадежно опаздываю, с бутербродами я не миндальничал,. — Если прошлогоднюю картошку надо из погреба доставать, то, пожалуй, сильно занят! А вот, если в кино, да еще на последний ряд пригласишь, то в это воскресенье я самый свободный на земле человек!

Прокурорша Наташа опять, развеселившись, покраснела, а я задумался, не покажусь ли я ей чересчур бестактным, если съем предпоследний бутерброд из двух оставшихся.

— Нет, в кино, да еще на последний ряд я тебя приглашать не стану! — заверила меня прокурорша, — Я тебя в гости пригласить хочу! Придёшь?

— Это все от количества еды зависит! — я все же решился и подхватил с тарелки приглянувшийся бутер, — Опять же. Ты ведь меня рядом с собой посадишь? — дождавшись удивленного кивка, я продолжил, — Значит, я смогу погладить тебя по коленке! У тебя очень красивые коленки! Я когда вчера их увидел, то сразу понял, что надо соглашаться на твоё предложение.

— На какое предложение? — полностью деморализованная и растерянная барышня уставилась на меня своими воловьими глазами.

— Ну как же, душа моя, ты ведь только что меня к себе в гости пригласила! — теперь уже я изобразил удивление, — Или я что-то не так понял? — посмотрел я с разочарованием на всё еще веселящуюся прокуроршу.

— Да ну тебя! — на две секунды застыв с открытым ртом, мадемуазель Копылова махнула рукой. — С тобой невозможно серьёзно разговаривать! Интересно, как ты умудряешься следователем работать?!

Наталья Сергеевна веселилась и кушала эклер, держа его, как купчиха, двумя пальчиками. А я размышлял тем временем, пришло время склонять ее к совершению должностного преступления или пока еще рано.

— А что за праздник будет нынешним воскресеньем? — стряхнув с пальцев крошки, спросил я ту, что года через три-четыре станет несбыточной мечтой живописцев, которым не дают покоя лавры Ренуара и Рубенса.

— Да ничего особенного! — отмахнулась мечта поэта или каприз художника.

— И всё же? — испытывая состояние относительной сытости, проявил я таки настойчивость.

— Ну, день рождения у меня будет! — поняв, что правды я всё равно добьюсь, ответила прокурорша.

— И который годик нам минул? — продолжил я пытать потенциальную именинницу, исходя исключительно из утилитарных соображений.

— А разве женщин прилично спрашивать о возрасте?! — заюлила вчерашняя пионерка.

— Душа моя, ты пока еще в тех годах, когда на эту тему можно не заморачиваться? — мягко, но уверенно сообщил я Наталье Сергеевне чистую правду, — Тебе даже кокетничать на эту тему нет никакой нужды! И потом, ты не забывай, я же милиционер и тайн от меня, как и от доктора, быть не может. Даже у женщин!

— Двадцать два! — поверила мне помощница прокурора, — Я в школу в шесть лет пошла. Придешь?

— Ну, если рядом с собой посадишь, то приду! — сдался я, поглядывая на подоконник.

— Я подумаю! — благосклонно подарила мне надежду хозяйка кабинета и я встал.

Мне еще надо было посетить подругу моего донора. Удавка, из переплетённых женских пальчиков на моей шее, уже начинала натирать кожу.

— Нюра, это я! Здравствуй, Нюра! — зайдя в кабинет Злочевской, я сразу же протянул ей купленную по дороге из театра шоколадку.

— Гад ты, Корнеев! — выхватила у меня из рук плитку Злочевская, — Я же тебя сто раз уже просила!

— Видишь ли, алмаз души моей, в далекой юности мне нагадала цыганка, что счастье мне составит лишь одна женщина на всей планете,

Злочевская затихла и напряглась,

— Уж не знаю, наврала она мне или нет, но имя той счастливицы именно Нюрка! — на зазнобу своего донора я смотрел без тени улыбки, — Ладно, где дела?

Анна Романовна встала и, достав из сейфа стопку уголовных дел, положила её на стол. Потом так же молча прошла на свое место и села на стул. Подхватив дела, я шагнул к двери.

— Стой! — окликнула меня Анька, — Не верю я тебе! Корнеев, ты ведь сейчас опять соврал?

— Эх, Нюра, Нюра! — остановился я на пороге, — Ну откуда в тебе столько недоверия ко мне и злобы! Пожалуй, права ты, ничего у нас с тобой не получится, слишком разные мы! — не дожидаясь реакции, которая не была предсказуемой, я быстро шагнул за дверь. Пусть теперь попробует предъявить мне претензии за грядущие именины! А Стаса надо вытаскивать!

В райотделе я уже был через пятнадцать минут. Не заходя к себе, я заглянул к начальнице.

— Что нового на производстве Лида? — полюбопытствовал я, принимая из рук подруги чашку с кофе. — Как обстановка? Нормализуется?

— Всё веселишься? — скептически хмыкнула Лидия Андреевна, — Зря! Завтра заслушиание будет по сто восьмой! Я понять не могу, времени прошло с гулькин нос, а из города уже заслушивать едут! Как-то всё через одно место!

— Ты как всегда права, любимая, у пидарасов всё через жопу!

Глава 5

Надо было побыстрее переговорить с Гриненко. Скорее всего он еще даже и не подозревает, насколько плохи его дела. Не заходя к себе, я пошел на третий этаж, где квартировало отделение уголовного розыска.

В отличие от всех других служб райотдела, дверь в крыло ОУР постоянно была закрыта на замок. Поскольку не всегда можно было засунуть в камеру доставленного для отработки персонажа. Зачастую камеры либо забиты, либо дежурный встаёт в позу и начинает требовать документальные основания для помещения гражданина в чулан. Его-то, то есть, дежурного, понять как раз можно. Любой проверяющий из городского или, не дай бог, областного УВД за незаконное помещение гражданина и содержание его в камере, способен обеспечить дежурному строгий выговор. А то и неполное служебное соответствие занимаемой должности. Если выговор уже есть.