Крестоносец (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Моё объяснение Роланда вроде бы удовлетворило, и мы продолжили наш путь. Но он так и продолжал что-то бормотать про святого Януария, то и дело косясь в мою сторону.

Однажды дорогу перебежал заяц, причём, остановившись на обочине, повернул к нам свою мордочку и вперился бусинками маленьких чёрных глаз.

— Может, подстрелим? — предложил я, трогая арбалет. — А потом на костерке поджарим, тем более соль у нас есть.

— Было бы неплохо, — сглотнул слюну Ролан. — Но, во-первых, пока ты будешь заряжать арбалет, ушастый сто раз убежит… О, уже убежал, так что забудь.

— А во-вторых? — спросил я, легко ударяя пятками в бока Аполлона.

— А во-вторых, это же лес графа Гильома VII Молодого, и вся живность в нём — его собственность. Если нас поймают за этим занятием, то придётся заплатить кругленькую сумму, а мы и так с тобой не сказать, что сильно богаты. А простолюдина так и вовсе вздёрнули бы на суку.

Раза два нам попались бредшие куда-то понурые крестьяне, сначала втроём, затем впятером, во втором случае среди них оказалась и женщина, тащившая тяжёлую, накрытую тряпицей корзину. На некоторых из них были деревянные башмаки. Как они в этом вообще ходят? Не иначе кожа у них на подошвах дублёная, я бы моментально сбил ноги в кровь. И Симон тоже, потому что я видел его ступни. Они хоть и не были такими нежными, как у Семёна Делоне, но тоже вряд ли бы долго вынесли ходьбу в сабо или как там у французов называются деревянные башмаки.

Потом встретился небольшой обоз, во главе которого ехали несколько вооружённых людей и ещё один верховой, толстый и в богатых одеждах, удостоивший нас в ответ на наши поклоны небрежного кивка. Как объяснил Роланд, этот обоз едет с ярмарки, которая сегодня в Клермоне последний день, а толстяк, похоже, купец.

Обогнали мы и гружёную телегу со свежескошенным сеном, правивший лошадкой мужик снял свою войлочную, похожую на ту, в которой я не раз парился в бане, шляпу, и сидя изобразил поклон. По внешнему виду всех этих людей, да хотя бы и по отсутствию следов от протектора на этой просёлочной дороге я окончательно удостоверился в том, что оказался в середине XII века.

Что ж, придётся привыкать к отсутствию элементарных удобств. Ни ванны тебе с тёплой водой в любой момент, когда захочется, ни унитаза с туалетной бумагой. Зубную щётку, можно, наверное, изобрести, использовать вместо пластиковых волокон свиную щетину. Но всё это капля в океане свалившихся на меня проблем, и хочешь не хочешь, а придётся адаптироваться к этой жизни. Если она к тому же преждевременно не закончится.

Судя по тому, что Симон де Лонэ произвёл потомство, а пока он ещё даже не женат, значит, не сгинет в Крестовом походе, вернётся домой. А кто знает, вдруг Семён Делоне, оказавшимися в теле предка, будет не столь удачлив? Если морду набить я в этом времени смогу многим без особых проблем, то в битве с применением холодного оружия у меня шансов выжить значительно меньше. Вся надежда на заложенное в это тело навыки его предыдущего владельца.

— Смотри! — вывел меня из раздумий голос Роланда.

Я поглядел в указанном направлении и увидел возле растущего у дороги дуба небольшую группу спешившихся верховых. Один, постарше и с небольшим брюшком, был одет прилично, в берете торчало яркое перо, одна рука покоилась на навершии меча, висевшего на поясе в красивых ножнах, в другой он держал арбалет. Оказывается, не только нам, рыцарям, отправляющимся в поход на неверных, позволено носить арбалеты.

Двое других по виду являлись солдатами, один из которых, взобравшись на сук, ладил верёвку с петлёй на конце. Не иначе ладил виселицу для того бедолаги с длинной, гусиной шеей, который стоял со связанными за спиной руками.

— Давай подъедем, узнаем, что происходит, — предложил я.

— Скорее всего, браконьера поймали. То, о чём я тебе и говорил, когда ты собирался подстрелить зайца. Я, кажется, даже вижу тушу оленя.

Он показал чуть в сторону, и действительно, там лежал упокоенный олень.

— Всё равно давай разузнаем, что случилось.

Когда мы приблизились, тот, что понаряднее и постарше, посмотрел на нас со смесью неудовольствия и лёгкого пренебрежения. Мол, чего этим молодым господам нужно? Ехали бы себе и ехали.

— Доброго дня! — приветствовал я собрание. — Похоже, у вас намечается экзекуция. Могу я поинтересоваться, в чём вина этого человека?

— А вы, простите, сударь, кто будете, чтобы задавать вопросы подобного рода?

— Это Симон де Лонэ, — опередил меня Роланд. — он сын шевалье Франциска де Лонэ, а я Роланд дю Шатле — сын шевалье Винсента дю Шатле. Наши отцы воевали под началом Роберта III в составе армии под предводительством графа Гильома VI. А теперь мы идём в Клермон, чтобы принести присягу сыну Роберта III — Гильому VII Молодому, дабы отправиться под его началом в крестовый поход, отвоёвывать у сельджуков Эдессу.

— Так и езжайте себе, не задерживайтесь.

Он поджал губы, высокомерно оглядывая наряд молодых господ.

— А вы так и не потрудились назвать своё имя, сударь, и не ответили на мой вопрос, за что собрались вешать этого бедолагу? — заметил я.

Толстяк подбоченился, выставил вперёд левую ногу в синем чулке, и с вызовом в голосе произнёс:

— Бастиан Фернье, старший егерь Его Сиятельства графа Гильома VII Молодого. А этого нечестивца мы вешаем за то, что он застрелил оленя в лесу нашего графа. С браконьерами у нас разговор короток: коль ловим — приговор пишем на месте и тут же от имени Его Сиятельства приводим в исполнение.

Читал я про такие дела. Вот же ведь, буржуины проклятые, из-за какого-то оленя готовы человека жизни лишить. Нет что бы подвергнуть хотя бы административному наказанию в виде штрафа или исправительных работ.

— А зачем ты, глупец, подстрелил графского оленя? — спросил я приговорённого ради проформы.

Тот поднял на меня печальный взгляд, в котором читалась обречённость, и снова опустил глаза долу.

— Так неурожай был в том году, зерна нет, семью кормить нечем, — пробормотал он. — А у меня пятеро… уже четверо детей, месяц назад младшенький умер с голоду. Да ещё жена на сносях. С одного оленя мы бы кормились неделю…

— Ну всё, хватит болтовни! Эй, Рене, всё готово? Спускайся уже.

Крестьянина поставили на чурбачок и накинули на шею петлю. Фернье снова подбоченился и начал размеренно зачитывать приговор:

— Жан Периньяк по прозвищу Гусь, крестьянин из деревни Эстен. Ты обвиняешься в незаконном умерщвлении оленя, принадлежащего его Сиятельству графу Гильому VII Молодому. За сей проступок Жан Периньяк по прозвищу Гусь, не имеющий возможности заплатить штраф, приговаривается к смертной казни через повешение.

— Постойте!

Егерь с неудовольствием пострел на меня.

— Что ещё?

— Вы сказали, что приговорённый не имеет возможности заплатить штраф?

— Конечно, откуда у него сотня денье?

— А если я за него внесу эти деньги — вы его отпустите?

Повисло молчание. Фернье и его подручные смотрели на меня как на умалишённого. Я покосился на Роланда — тот тоже раскрыл от удивления рот. А вот в глазах Периньяк загорелся огонёк слабой надежды.

— Симон, ты что, с ума сошёл? — услышал я шёпот Роланда.

Но, не обращая на него внимания, повторил:

— Господин Фернье, так вы согласны взять у меня сто денье в обмен на жизнь этого несчастного?

— Э-э-э… Хм…

Егерь откашляю и почему-то вопросительно посмотрел на своих солдат, словно спрашивая у них подсказки. Но те молчали, сами пребывая в лёгкой прострации, поэтому он выдавил из себя:

— По закону за виновного в браконьерстве любой может заплатить штраф. Если у вас есть лишние деньги, господин Симон де Лонэ, — с плохо скрываемой издёвкой назвал моё имя егерь, — то я согласен их принять.

И совсем не лишние, думал я, отсчитывая монетки на ладонь егерю, который по десятку ссыпал их в свой кошель. Когда мой мешочек опустел, я вопросительно посмотрел на Роланда, и тот, правильно истолковав мой взгляд, добавил три денье. Может я и совершил по меркам моих нынешних современников несусветную глупость, однако поступить по-другому я не мог. Вступать в драку и отбить браконьера — это не выход, последствия могли бы оказаться весьма серьёзными. Тем более что вряд ли бы обошлось без жертв, и одной из них мог оказаться я сам. Даже если бы мы с Роландом (который вряд ли бы вписался в эту авантюру) положили егеря и его подчинённых, спасённый крестьянин рано или поздно проболтался бы, и наказание настигло бы нас задним числом.