Моя Святая Земля (СИ) - Далин Макс Андреевич
— Кайл! — рявкнул Алвин. — Какого лысого беса творится тут? В Зале холодно, перья тупые… Где драконы?
— П-пошли п-полюбоваться этим… жи-живописью в Галерею, госу… мес… — пролепетал толстячок в смертельном ужасе.
— Мессир канцлер, — смилостивился Алвин. — Драконов — устроить в апартаментах для почётных гостей. Прикажи затопить для Зала. И пусть, наконец, принесут нормальные перья и хорошую бумагу, работать невозможно.
Толстячок повернулся на каблуках и опрометью кинулся распоряжаться. Алвин победоносно обернулся к трём товарищам, только что не зааплодировавшим.
В этот момент Эральд понял, что был прав в самых главных вещах. И даже если он сам — всего лишь артефакт и проводник благодати, то это нужно просто принять. Каждый должен заниматься своим делом.
Тем более что атомную электростанцию в тонких подробностях Эральд всё равно не начертит.
* * *С того импровизированного Совета жизнь ускорилась до сверхзвуковых скоростей.
Первый же день был до отказа наполнен событиями. Эральд разговаривал с послами — из Прибережья, из Междугорья, из Заозёрья, ещё из каких-то мест: послы хотели разобраться в ситуации, которую и король-то понимал нетвёрдо, но в стремлении Святой Земли к миру всех уверил. Потом рыдали жёны арестованных членов Совета; Эральду было нестерпимо на них смотреть — что-то в них было такое подлое, от чего хотелось зажать уши и закрыть глаза — но пришлось и разговаривать, и отправить под домашний арест, несмотря на вопли и мольбы. После жён рыдала монументальная дама в дорожном платье, седая и внушительная, как Екатерина Вторая — опальная родственница, какая-то троюродная герцогиня, с которой не ладил Бриан. Её тоже надо было утешить, а отрыдавшись, она оказалась милой тёткой и значимой силой: правила небольшой провинцией. Потом из монастыря Святого Луцилия прибыл настоятель Олеф, восхищался, норовил пасть в ноги, передал, что наставник Хуг и коронует, и обвенчает, но, стань Хуг Иерархом, вышло бы лучше. С Олефом снова было очень тяжело разговаривать, но пришлось обсуждать сложные и запутанные дела Святого Ордена, претендентов на Святой Престол из Междугорья и с Трёх Островов — к концу беседы Эральд думал, что у него зайдёт ум за разум. Едва Олеф, получив инструкции и деньги «на монастырских бедных», под которыми отчётливо подразумевались продажные конкуренты Хуга, удалился — надо было чуть ли не бегом бежать на ужин с драконами.
Драконы успели всё обсудить и принять решение. За ужином говорили о серебре, странных, почти не виданных в землях людей изделиях из стекла, удивительных механизмах и будущих торговых связях. После ужина, в подземелье, где был безопасен открытый огонь, драконы устроили шоу: двое юных драконов, разогрев дыханием кусок вулканического стекла, пальцами, в струях собственного напалма, узких, как струя из газового резака, вытянули и вылепили таинственно мерцающую скульптуру орла, раскинувшего крылья перед взлётом — подарок для короля. Они хотели произвести впечатление — и Эральд впрямь поразился и очаровался; потом драконов проводили в их временные покои, а Эральд с Алвином и Сэдриком задержались в каземате.
Алвин отпер лабораторию Марбелла.
В ней был тот беспорядок, какой всегда бывает, когда вещи собирают в спешке, не трудясь поднять то, что обронили. В монументальном шкафу осталось довольно много книг; некоторые валялись рядом, на полу, среди рассыпанных сушёных семян и осколков битого стекла. Стеллаж напротив книжного шкафа был пуст; Эральд подумал, что часть лабораторной посуды Марбелл расколотил специально — в бурой луже под стеллажом, превратившейся в липкое желе, застыло слишком много осколков и обломков. Однако Сэдрик, войдя в лабораторию, тронув стену, заглянув в зеркало и проведя пальцем по столу, вроде операционного — мраморному, с жёлобом для стока жидкостей, сказал с уважением и неприязнью одновременно:
— Аккуратник. Чистюля. Знал, что его в любую минуту могут хватиться — но вылизал всё, до блеска. Неужели для меня постарался? Лестно.
— Чистюля? — удивился Эральд.
— Сэдрик, тебе это зачем-нибудь надо? — спросил Алвин. — Вот, барахло осталось, книжки, зеркало…
— Хорошее зеркало, — кивнул Сэдрик. — Пригодится. Я тут ещё… это… приберусь.
Он остановился напротив зеркала, упершись ладонью в раму, и некоторое время задумчиво смотрел на собственное отражение. Эральду показалось, что его товарищ-некромант снова впал в транс — он сам не посмел мешать и Алвину не дал — и, видимо, это оказалось правильным. Сэдрик, не спуская глаз с собственного лица в зеркальной глубине, вынул нож, сделал медленный надрез на своей несчастной увечной руке, смочил в крови пальцы здоровой и вывел на стекле, чуть касаясь, какой-то сложный символ.
И из тёмной глуби на несколько секунд выступили, вспыхнули, словно неоновые, и медленно растаяли слова, написанные небрежной скорописью: «Мой бедный государь, дурачок, разве можно менять власть на душу? Бедное дитя, потерявшее всё, я больше не смогу вас защищать. Прощайте».
Алвин рядом с Эральдом порывисто вздохнул — и Сэдрик стремительно обернулся, успев перехватить здоровой рукой медную ступку в десяти, самое большее, сантиметрах от стекла:
— Эй, одержимый, — сказал он неодобрительно, — ты же мне тут всё отдал, нет? Так и не порти. Держи себя в руках, без шикарных жестов.
— Не мог уйти, не плюнув в лицо, — сказал Алвин с омерзением. — Предатель.
— Ага, — отозвался Сэдрик. — Он должен был вызвать меня на поединок? Знаешь, после того обряда с твоей душой, у меня прибавилось силёнок… я бы мог его убить, наверное. Ему это надо?
— Он — лекарь, — сказал Алвин.
— Я тоже, в какой-то степени, — улыбнулся Эральд. — Может, королевский дар компенсирует, а?
Алвин вздохнул.
— Может быть. Иди в королевскую опочивальню, Эр. И некроманта возьми… выгнали из собственной спальни, как пса… куда бы мне-то податься?
Эральд огорчился.
— А почему? Что, во дворце мало места? Оставайся в своих покоях, а я…
— А ты — король! Не спорь! — вскинулся Алвин, и Сэдрик кивнул.
В круглой комнате, через которую нужно было пройти в королевскую опочивальню, торчали лакеи и отирался толстячок Кайл, нервно крутя в руках резную палочку, украшенную неизменными розами. При виде Эральда и Алвина он засуетился, не зная, куда деть эту вещичку и руки, взглянул перепуганными глазами:
— Госу… мессир Алвин, а жезл-то куда? Как же?
— Отдай некроманту, — кратко приказал Алвин.
— А… разве… почему… разве так можно? — Кайл посмотрел на Сэдрика с ужасом.
— А мне-то это зачем? — удивился Сэдрик. Кайл воздел глаза горе.
— А что это? — спросил Эральд.
Алвин резко выдохнул.
— Деревенщина… Сэдрик, это жезл королевского камергера. У тебя должен быть, ясно, дубина?
Сэдрик тут же парировал:
— Слушай, одержимый, я не обязан разбираться в этой дворцовой суете, у меня другие дела. Будешь меня цеплять — я ж придумаю, что делать с этой палкой!
— У камергера другого государя должен быть другой жезл, — очень тихо возразил Кайл, бледнея.
Лицо Алвина мгновенно превратилось в дёргающуюся маску:
— А, слизняк, сломать его хочешь? Так придётся подождать, пока меня не будут закапывать — если тебя не закопают раньше!
— Так, — не выдержал Эральд. — Кайл, объясните, пожалуйста, что это за обычай. Жезл ломают, когда короля хоронят, я верно понял?
Кайл кивнул — и поклонился.
— Алвин, не кипятись, — продолжал Эральд. — Пойми: он вправду не знает. Не было прецедентов. Скажи, кто-нибудь из королей Святой Земли когда-нибудь кому-нибудь уступал трон по доброй воле?
Алвин усмехнулся.
— Интересно, — сказал Сэдрик, — а не на Святой Земле? А в других местах? Ты, государь, прав, как всегда: прецедентов не было. Другой бы братца казнил тут же… ну, благой сослал бы или заточил в монастырь. Королевская власть не делится пополам.
— Так мы и не собирались её делить, — сказал Эральд. — Власть так и останется у Алвина. У меня — дар. Каждый занят своим делом. Кайл, я думаю, жезл камергера Алвина вы должны оставить себе. Не думаю, что Сэдрик будет заниматься организационными дворцовыми делами, вроде отопления, чернильниц и посуды — я бы попросил вас остаться на этой должности и впредь. Верно, Алвин?
