Гектор Мало - Без семьи

Гектор Мало

Без семьи

ГЛАВА 1

Мой дом

О том, что я — найденыш, мне пришлось узнать недавно. До восьми лет я был уверен, что живу с родной матерью. Женщина, в доме которой я жил до сих пор, относилась ко мне нежно и ласково.

Наша деревня называлась Шаванон. Это была одна из самых бедных деревень центральной Франции. Земля отличалась здесь крайним неплодородием. Несмотря на все старания и работу крестьян, урожаи были плохие. Вокруг деревни находились обширные пространства необработанной земли. Огромная равнина покрыта была мелким кустарником и вереском. Лишь на берегу реки росли высокие каштаны и могучие дубы.

В такой местности, на берегу ручейка, находился наш домик, в котором я провел свое детство.

У нас в доме не было мужчин. Но женщина, которую я считал своею матерью, не была вдовой. Ее муж-каменотес работал в Париже и время от времени присылал домой весточку, а иногда и немного денег. Обычно кто-нибудь из его товарищей, возвращавшихся из Парижа домой, заходил в наш домик и говорил:

— Матушка Барберен, ваш муж здоров. Он поручил мне передать от него привет и немного деньжонок.

Вот и все. Матушка Барберен довольствовалась такими вестями и радовалась, что у мужа есть в городе работа, и он здоров.

Но вот однажды вечером, в ноябре, в наш дом вошел незнакомец. Матушка Барберен встретила его на пороге.

— Я принес вам вести из Парижа, — сказал незнакомец печальным голосом.

Матушка Барберен всплеснула руками и воскликнула:

— Что-нибудь произошло? С Жеромом случилось несчастье?

— Да, — ответил незнакомец, — произошла беда. Но не падайте духом и не унывайте. Ваш муж Жером сильно разбился на работе. Он лежит теперь в больнице и, вероятно, поправится, хотя и может остаться калекой на. всю жизнь.

Незнакомец хотел итти дальше, но матушка Барберен упросила его остаться и рассказать нам подробнее, как произошло несчастье. Гость остался и, сидя в углу у огня, рассказал нам за ужином, как случилась беда. Оказалось, что Жерома придавило рухнувшими лесами строящегося дома. Хозяин, у которого работал Жером на постройке, отказался выдать ему какую бы то ни было помощь.

— Я советовал Жерому, — сказал наш гость, — подать на хозяина в суд и требовать денежной помощи за увечье.

— Но ведь судиться так дорого стоит, — возразила матушка Барберен. — Под силу ли будет судиться таким беднякам, как мы?

— А все же, быть может, удастся выиграть дело и получить деньги.

Матушке Барберен очень хотелось отправиться в Париж и навестить мужа. Но поездка в Париж так дорого стоила, что от этой мысли пришлось отказаться.

Вскоре от Барберена пришло из Парижа письмо. Он писал жене, чтобы она прислала денег, так как он начал судиться с хозяином и для этого требовались деньги. За этим письмом последовали и другие письма, в которых каждый раз снова и снова он требовал новой присылки денег. В том случае, если денег в доме не окажется, Барберен требовал, чтобы продали корову.

Только в крестьянских семьях знают, как много значит корова в хозяйстве и как тяжело ее лишиться. Крестьянин знает, что пока у него есть корова, жена и дети его будут сыты.

Мы, благодаря нашей Рыжуле, почти никогда не ели мяса. Она не только нас кормила, она была нашим другом. Мы ласкали Рыжулю и разговаривали с ней, а она смотрела на нас такими умными глазами, точно понимала наши слова…

И вот теперь приходилось расставаться с нею, чтобы выручить Барберена. Пришел мясник и начал рассматривать Рыжулю со всех сторон, уверяя, что корова неважная и что он согласен ее купить только из уважения к матушке Барберен. Когда мясник хотел увести ее, Рыжуля, точно понимая, куда ее ведут, не хотела выйти из стойла и жалобно мычала.

Тогда матушка Барберен подошла к корове и ласково сказала ей:

— Иди, голубушка, иди!

Корова покорно вышла, и мясник привязал ее к своей телеге. Мы долго еще слышали жалобное мычание Рыжули, которую уводил мясник.

«Мы долго еще слышали жалобное мычание Рыжули, которую уводил мясник».

С тех пор у нас не стало ни молока, ни масла. По утрам мы съедали кусок хлеба, по вечерам — картофель с солью.

Приближалась масленица. В прошлом году матушка Барберен не скупилась ни на блины, ни на оладьи, и я наедался до отвала. Но тогда у нас была Рыжуля, а, следовательно, молоко и масло для блинов.

— Теперь нет Рыжули, не будет ни молока, ни масла, ни масленицы, — говорил я печально.

Но матушка Барберен решила побаловать меня. Хотя она не любила занимать у соседок, но на этот раз отступила от своего обычая. У одной соседки она взяла чашку молока, у другой — кусок масла.

В среду, на масленице, когда я пришел с улицы, я увидал, что матушка Барберен сыплет муку в большой глиняный горшок.

— Мука! — воскликнул я, подходя к ней.

— Да, мука, — сказала она, улыбаясь, — белая, крупичатая, пшеничная мука! Понюхай, как хорошо пахнет! Сегодня масленица — день оладий и блинов. Мне очень захотелось устроить тебе праздник, и вот, посмотри в корзину!

Я приподнял крышку и увидел в корзине молоко, масло, яйца и три яблока.

— Дай мне яйца, — сказала она, — я буду приготовлять тесто, а ты очисть яблоки и положи хворост в очаг.

Вскоре в очаге запылало яркое пламя. Матушка Барберен достала со стены сковороду и поставила на огонь.

— Подай мне масла!

Она взяла на копчик ножа кусок масла, величиной с небольшой орех, и положила его на сковороду. Масло растопилось и зашипело. Приятный запах, почти уж нами позабытый, защекотал нам ноздри.

Вдруг я услышал чьи-то шаги на дворе.

Послышалось, как стукнула палка, а затем быстро распахнулась дверь.

— Кто там? — не оборачиваясь, спросила матушка Барберен.

На пороге стоял незнакомый мужчина. При свете очага я увидел его белую блузу и палку в руках.

— Ах, боже мой! — воскликнула матушка Барберен, бросая сковороду на пол. — Это ты, Жером?

Затем она взяла мою руку, толкнула меня к человеку, который стоял в дверях и сказала:

— Это твой отец!

ГЛАВА 2

Приемыш

Я бросился к нему, но он с недоумением посмотрел на меня и спросил:

— А это кто?

— Это Рене.

— Но ведь ты мне писала…

— Да, писала, только… это была неправда, потому что…

— А, неправда!

Он недружелюбно посмотрел на меня, а затем, оглянувшись вокруг, добавил:

— Я вижу, что вы справляете масленицу. Это очень кстати, потому что я страшно голоден. Что у тебя на ужин?

Он поднял глаза к потолку, где когда-то висели окорока; но крюки давно уже были пусты, и только кое-где торчали пучки лука и чеснока.

— Вот лук, — сказал он, сбивая палкой пучок. — Четыре или пять луковиц, кусок масла, — и выйдет отличная похлебка. Сними свою сковороду и поджарь луковицы на масле.

Матушка Барберен ничего не возразила. Она поспешила исполнить приказание своего мужа, а он уселся на лавке у очага.

Я не смел тронуться с места и смотрел на него, облокотившись на стол. Это был человек лет пятидесяти, с суровым и строгим лицом. Голова его, вследствие ушиба, была наклонена к правому плечу.

«Это был человек лет пятидесяти, с суровым и строгим лицом».

Матушка Барберен поставила сковороду на огонь.

Он взял тарелку с маслом и опрокинул весь кусок на сковороду.

«Нет больше масла, не будет блинов!» — подумал я.

В другое время меня очень огорчило бы такое лишение, но теперь я не думал больше ни об оладьях, ни о блинах.

Меня занимала мысль, что этот строгий человек — мой отец.

— Что же ты стоишь, точно примерз к полу, — сказала мне матушка Барберен, — расставь тарелки на стол.

Я поспешил повиноваться. Похлебка была готова. Матушка Барберен поставила ее на стол.

Тогда отец вышел из своего угла, сел за стол и начал есть. Матушка Барберен ходила взад и вперед вокруг стола, внимательно прислуживая своему мужу.

— Ты, вероятно, не голоден? — спросил он меня.

— Нет!

— Ну, так иди спать и постарайся заснуть сейчас же, или я рассержусь!

Матушка Барберен посмотрела на меня, как бы приказывая повиноваться без возражения.

Наша кухня была одновременно и спальней. Около печки стояли стол, квашня, шкап для посуды, а на другом конце комнаты — кровати. Я быстро разделся и лег. Но заснуть я не мог. Меня мучили всевозможные мысли.

Через некоторое время кто-то тихо подошел к моей кровати.

— Ты спишь? — спросил сдержанный голос отца.

Я не смел ответить ему, потому что помнил его слова: «я рассержусь».

— Он спит, — сказала матушка Барберен. — Говори, не бойся, он не услышит.