Гектор Мало - Без семьи
— До вечера, Зербино.
Я вспомнил об этом воровстве лишь теперь, когда увидел Зербино сидевшим с виноватым видом против хозяина, который держал краюху.
— Пусть вор выйдет вон! — сказал Витали повелительным голосом, — и пусть он станет в угол; он останется без ужина.
Зербино тотчас же сошел с места и виновато пополз в угол, указанный хозяином. Он зарылся в куче сена. Мы его больше не видели, но слышали его жалобные, подавленные вздохи.
Затем Витали разделил сухой хлеб, и мы поужинали.
Я не был избалован матушкой Барберен, но перемена жизни казалась слишком суровой. С каким удовольствием грелся я, бывало, по вечерам у очага! Как тепло было лежать под простыней и одеялом, которое я натягивал на себя до самого носа. А теперь, страшно усталый, с пораненными ногами, в промокшем насквозь платье я дрожал от холода.
Было уже поздно, а я все еще не мог заснуть.
— Ты дрожишь, — сказал Витали, — тебе холодно?
— Немного.
Он развязал свой мешок.
— Сними с себя мокрое белье, надень вот эту сухую рубашку и куртку, затем заройся с головой в солому, ты согреешься и заснешь.
Я переменил белье, зарылся в солому, но согрелся не скоро. Долго я ворочался на своей постели, не засыпая.
«Неужели, — думал я, — мне предстоит подобная жизнь?
Ходить без отдыха под дождем, спать в гумне, дрожать от холода, питаться сухой коркой хлеба! И никого кругом, кто бы любил, кто бы пожалел меня!»
Печальные мысли угнетали меня. Глаза наполнились слезами. Вдруг я почувствовал на своем лице чье-то теплое дыхание. Я протянул руку и ощупал шелковистую шерсть Капи. Он тихо подошел ко мне, обнюхал меня и начал лизать мою руку. Тронутый этой лаской, я обнял его.
Он радостно завизжал, затем положил свою лапу в мою руку и не шевелился. Тогда я забыл и усталость, и огорчения. Я вздохнул свободнее: я больше не чувствовал себя одиноким, у меня нашелся друг.
ГЛАВА 5
Я делаюсь актером
Мы проснулись рано утром и сейчас же отправились в путь.
Дождь прошел, и утро было ясное и теплое.
Собаки радостно прыгали вокруг нас, а Капи часто становился на задние лапы, и, глядя на меня, громко лаял. Я понял, что Капи доказывает мне свою дружбу и только не может выразить ее словами.
Никогда в жизни я не бывал дальше нашей деревушки, а потому с огромным нетерпением ждал Усселя. Я думал о лавке сапожника и о том, купит ли мне Витали обещанные башмаки с пряжками.
Скоро показался и Уссель со своими старинными домами и башенками. Мы вошли в город и сейчас же отправились на рынок. Витали подошел к мрачной и закоптелой лавке. Здесь было выставлено всякое старье: ржавые ружья, кое-какое платье, лампы, железный лом, замки и ключи.
«Теперь мы во Франции, но я одел тебя итальянцем».
Пришлось спуститься три ступеньки вниз и войти в темную, мрачную лавку.
Скоро на моих ногах очутились мягкие башмаки с пряжками, и я почувствовал большое облегчение.
Добрый хозяин, не довольствуясь этим; купил мне затем голубую бархатную куртку, шерстяные панталоны и войлочную шляпу. Правда, бархат был потерт, шляпа — поношена, но я был ослеплен роскошью моего нового наряда и потому не замечал его недостатков. На постоялом дворе Витали вынул ножницы из мешка и подрезал новые панталоны до колен. Я смотрел на него с удивлением.
— Ты не должен походить на других мальчиков, — сказал он. — Теперь мы во Франции, но я одел тебя итальянцем. Когда мы будем в Италии, я одену тебя французом. Я все-таки не переставал удивляться. — Мы комедианты, — объяснил Витали, — и наш вид должен возбуждать любопытство. Если мы будем одеваться, как все прочие люди, никто не обратит на нас внимания.
Мои чулки Витали перевязал красными тесемками, шляпу украсил лентами и букетом цветов.
Не знаю, что думали обо мне другие, глядя на мой наряд, но я находил себя великолепным. Того же мнения был, по-видимому, и мой друг Капи. Он разглядывал меня некоторое время и затем, вполне довольный моим видом, протянул мне лапу. Обезьяна стояла предо мной, смотрела, как я одевался, и передразнивала все мои движения; потом она, упершись руками в бока и закинув голову, делала вид, что смеется над моим нарядом. Хозяин прекратил нашу забаву.
— Пора приступать к работе, — сказал он, — завтра ярмарка в ближайшем селе, и мы дадим большое представление, в котором ты попробуешь сыграть небольшую роль. Я научу тебя, что делать в этом представлении. Тебе придется работать. И твоя работа будет состоять, прежде всего, в том, чтобы играть комедию.
— Но я не умею играть комедию! — воскликнул я с испугом.
— Я научу тебя. Тебя забавляет, что Капи ходит на задних лапках, а Дольче прыгает через веревку, но им пришлось немало для этого поучиться. И ты должен выучить свои роли. Приступим же к работе!
До настоящего времени я думал, что работать — это значит копать землю, колоть дрова, обтесывать камни. Я не понимал, что бывает еще другая работа.
— Наша комедия, — сказал Витали, — называется: «Слуга английского генерала». Дело вот в чем: у генерала был хороший слуга Капи. Но Капи состарился, и генерал хочет переменить слугу. Капи взялся доставить ему слугу, но не собаку, а маленького деревенского мальчика, которого зовут Рене.
— Как, меня?
— Да, тебя самого! Ты приезжаешь из деревни, чтобы наняться на службу к генералу, которого будет изображать Проказник.
— Но у обезьян не бывает слуг!
— В комедиях бывает. Представь себе, что ты в самом деле поступил на службу к барину, и тебе приказывают накрыть стол. А вот и стол! Подойди и накрой его!
На столе лежали тарелки, стакан, нож, вилка и скатерть.
— Как же мне накрыть стол?
Я стоял с опущенными руками, с открытым ртом, не зная, что делать. Мой хозяин захлопал в ладоши.
— Браво, — сказал он, — браво, великолепно! Ты прекрасно сыграл роль.
— Но я не знаю, что мне делать?
— Оттого-то и вышло так хорошо. Завтра ты сделаешь такое же лицо, и все будут смеяться.
Наше обучение продолжалось часа три. Витали заставлял меня и собак повторять одно и то же по десяти раз.
Я удивлялся терпению и кротости нашего хозяина. Витали ни разу не рассердился во время длительного представления.
— Начнем сначала, — говорил он строго, если что-нибудь не удавалось.
— Что же, сумеешь ты играть эту комедию? — спросил он меня по окончании представления.
— Не знаю.
— Тебе не скучно?
— Нет, меня забавляет эта игра, но скажите мне, как вы научились быть таким терпеливым и кротким?
Витали улыбнулся и ответил:
— Видно, что ты жил в деревне, где палка считается лучшим средством для обращения с животными. А я думаю иначе. Лаской и кротостью достигнешь большего, нежели грубостью. Я никогда не был жесток и груб со своими животными и сделал из них то, что хотел.
Мои товарищи, собаки и обезьяна, привыкли уже играть перед публикой. Они играли тысячу раз одно и то же. Я же был новичком, поэтому страшно волновался перед началом представления. Мое волнение все возрастало, пока мы шли до площади, на которой должны были дать представление. Витали шествовал впереди, с высоко поднятой головой, наигрывая веселые песенки на дудке. За ним следовал Капи, на спине которого важно сидела обезьяна в костюме английского генерала, в красных штанах и мундире, обшитом золотым галуном, в треугольной шляпе с большим пером. На почтительном от них расстоянии шли Зербино и Дольче. Я замыкал это шествие.
Пронзительные звуки дудки привлекли внимание жителей города. Многие выбежали за ворота, чтобы поглазеть на нас, другие высовывались из окон.
Сперва к нам присоединились уличные ребята, потом и взрослые, а когда мы пришли на площадь, нас окружала уже значительная толпа. Мы тотчас же огородили место для представления. Поставили четыре столбика по углам и натянули веревку.
Первыми выступили собаки. Они показывали свое искусство: танцовали, прыгали и всем этим забавляли зрителей.
Толпа вокруг нас все росла.
Первое отделение кончилось.
Капи взял в зубы деревянную чашечку и на задних лапках стал обходить публику. И если кто-нибудь не клал денег, он останавливался, лаял и тихонько хлопал лапой по его карману.
Поднимался смех и слышались шутки.
— Умный пес, — говорили в толпе, — знает, у кого водятся денежки!
Скоро Капи, веселый и гордый, вернулся к хозяину с полной чашечкой денег. Теперь наступила очередь — моя и Проказника.
— Уважаемая публика, — сказал Витали, — второе отделение будет состоять из забавной комедии под названием: «Слуга английского генерала». Протрите глаза, откройте уши и приготовьте руки для хлопанья!
Так как двое из актеров, Капи и обезьяна, не умели говорить, то все действия изображались руками, ногами и всякими телодвижениями. Витали вставлял иногда несколько слов для объяснения публике хода действия. Наигрывая военную песню, Витали возвестил о приходе английского генерала, разбогатевшего в войнах в Индии. Раньше у него служил Капи, но генерал решил позволить себе роскошь — нанять слугу-человека. Животные долго были слугами людей, пора изменить обычай…