Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт
Аркадий — товарищ дяди сам светится весь и пышет гордостью за свой автомобиль.
Садимся, Аркадий включает магнитолу, и оттуда льется песня Пьехи.
В теплой машине добираемся до места.
— Выходим, — как всегда командует дядя.
Всё вокруг покрыто инеем, и от дыхания разлетается пар. На улице чуть светло, серо-синее небо только начинает окрашиваться розовым светом от восходящего солнца.
Лёгкий снег потрескивает под ногами, а вдалеке виднеется белое покрывало реки, где нас уже ждёт рыбацкое приключение.
Народу к реке ползет немерено!
Мы гружёные — дядя Витя тащит на санках рыбацкий ящик, где лежат бур, термос с горячим чаем и закуски.
Аркадий идёт рядом, прижимая к себе удочки и небольшой топорик для льда. Он в своей шапке-ушанке, с которой никогда не расстается, а на шее тёплый шерстяной шарф — подарок от бабушки, как он сам выразился.
Наконец, мы доходим до реки.
Под ногами скрипит твёрдый лёд, и дядя Витя уверенно шагает вперед, слегка постукивая ледобуром.
Придя на место, он с присущей ему сноровкой начинает сверлить первую лунку. Молча, ничего не обсуждая. Деловито, будто от этого действия зависит всё.
Бур вращается в его руках, из-под него вылетает мелкая ледяная крошка, сверкая на свету.
— Вот тут самое место, — говорит дядя Витя, прищурившись. Аркадий в это время уже поставил табуретку, присел и начал осторожно разматывать леску.
— Лунки готовы.
Я и сам вижу, что готовы, только вот я не готов пока общаться с дядей на важную тему, потому что здесь посторонний — Аркадий.
Устраиваемся поудобнее, пристраиваем свои удочки и накидываем мормышки.
Лёд под нами слегка поскрипывает, но дядя Витя уверенно хмыкает, мол, здесь проверено, держит.
Тишина вокруг звенящая — только редкий звук ветра да тихий треск льда. Несмотря на то, что вокруг многолюдно как на демонстрации.
Мы сидим и ждём.
Дядя Витя вполголоса рассказывает истории о своих прошлых рыбалках, а Аркадий кивает, периодически кидая фразы вроде
— Ну, в тот раз нам повезло больше! Тогда такой карась пошёл — а потом твоя женка пожарила, и только пальчики облизывали все.
С собой у нас бутерброды с салом и рыбными котлетами, и время от времени кто-то берёт горячий термос и разливает чай, который греет пальцы через варежки.
Постепенно, начинается клёв.
Первая поклёвка у дяди Вити — он подёргивает удочку, вытягивает, и вот на леске извивается серебристая плотвичка.
Аркадий одобрительно кивает и возвращается к своему поплавку, который начинает медленно уходить под воду.
На рыбалке время словно останавливается. Удочки покачиваются, лёгкий ветер доносит запахи зимнего леса, а вокруг — только бескрайние просторы белого льда и неба.
И я совсем забываю о том, зачем сюда приехал.
Проходит незаметно целых два часа, как мы тут на морозе лясы точим ни о чем, да рыбку ловим.
Внезапно Аркадий — седовласый мужчина под шестьдесят поднимается со стульчика, говорит:
— Отъеду на часок. Здесь деревня неподалеку, куплю внуку сметану и молоко, такие, чтобы ложка стояла!
На льду становится всё тише — Аркадий ушёл, и нас с дядей Витей окружает только морозящее до костей молчание реки. Наконец, дядя вдруг поворачивается ко мне и, щурясь от солнца, говорит серьёзным, низким голосом:
— О чём ты хотел поговорить, Макар?
Я невольно замираю, оглядываюсь, будто кто-то притаился за белыми сугробами. Но нет, здесь пусто, как и раньше, и сугробов поблизости нет, только на берегу. Вокруг же снег нетронут, только наш след от санок до сих пор виден.
— Здесь никого постороннего, — спокойно отмечает дядя. — Аркадий ещё до твоего приезда всех проверил. Ты же знаешь, сюда чужаков не пускают. Это место годами одни люди знают.
Да, Аркадий — старый волк. Мент до мозга костей, несмотря на пенсионный возраст.
— Ну, так что у тебя?
Я глубоко вдыхаю морозный воздух и, ощутив его до самых лёгких, решаюсь. Рассказываю, как ввязался в одно «рыбное» дело, как называем его мы — я и еще один человек, представившийся майором Рытвиным из КГБ.
— Так он из КГБ?
— Нет, аферист.
— Зачем тогда ты с ним связался?
— Говорю же, что это нужно было, чтобы внедриться и всю цепочку раскрутить, кто –поставщики, кто-покупатели узнать, — и желательно так, чтобы потом каждого разговорить, «расколоть», как говорится.
Дядя Витя смотрит на меня пристально, не перебивает. Он только кивает — едва заметно, будто в знак понимания, но не облегчения.
— Зачем? — его вопрос сух, почти отчуждён. — Я же звал тебя в милицию, чтобы ты под контролем работал, свой дар используя.
На мгновение даже хочется передумать рассказывать, но я продолжаю, чувствуя, что другого момента, возможно, не будет.
— Чтобы всю цепочку взяли, — отвечаю чётко. — Кого можно — посадили, кого нужно — уговорили работать с нами. Я хотел сам! Без чужого контроля.
— А ты уверен, что сам не загремишь? — в голосе дяди Вити слышится забота, которую он старается скрыть за суровым тоном.
Я только киваю:
— Да. Потому что раньше следующего года дело не завершится.
— С чего ты так уверен? — дядя не отводит глаз, прищурившись и, кажется, продумывая всё, что я сказал.
— Я знаю. Это не тот случай, когда спешить надо, дядь Вить. А вот ты мне скажи… поговорим на чистоту?
— Говори.
— Мне нужно, чтобы ОБХСС подключилось, — я смотрю ему прямо в глаза. — У тебя ведь там есть друзья, связи? Ты же крутой⁈
На мгновение дядя Витя только внимательно слушает, молча кивает. Потом в уголке его рта мелькает едва заметная улыбка, и он, чуть насмешливо, отвечает:
— Всё-таки решил не разменивать талант на журналистику, а занялся нормальным делом, да? С твоим-то талантом!
— Талант? — не удержавшись, усмехаюсь я. — Какой у меня талант, дядь Вить? Я просто лезу всё время на рожон, мне так нравится жить, ходить по лезвию, потому что раньше я жил по правилам…
И тут я делаю паузу, вздыхаю, заметив, грозный взгляд дяди.
— Талант попаданца! — выдавливает он едва слышно. — Такими вещами, Макар, не шутят и не размениваются!
Я оторопело уставляюсь на него, не веря своим ушам. Мороз будто крепчает, от удивления я даже забываю, что где-то рядом ещё бурчит моя удочка.
— Дядь Вить… ты книжек начитался, что ли?
— Макар я тоже попаданец. Дядя Витя не выжил тогда, когда его пырнули. Он ушел и на его место пришел я. Я умер в 1984 году в Афганистане. Бой в ущелье Хазара стал роковой ошибкой для наших войск. В ущелье мы столкнулись с моджахедами, я входил в 1-й батальон 682-го мотострелкового полка 108-й мотострелковой дивизии.
Это был знойный и тихий день в ущелье Хазара, словно сама природа затаила дыхание перед грядущей трагедией.
Наш 1-й батальон 682-го мотострелкового полка получил приказ зачистить местность от моджахедов, которые, по разведданным, залегли в глубине узкого ущелья. Ущелье с его высокими каменными стенами давало идеальные позиции для засад, и нас предупредили об этом.
Нас уже ждали, чтобы принять, оказав горячий прием.
Но приказ — есть приказ…
— Стоп, — обрываю его. — Эту историю я уже слышал однажды из уст майора Рытвина. Один в один.
Есть у тебя фото Рытвина?
Киваю, у меня много материалов собрано на шайку жуликов за два месяца.
— Покажи!
Достаю из внутреннего кармана черно-белую фотокарточку, протягиваю дяде.
— Понятно, Вадим Казарин, — попаданец, ни стыда, ни совести. Был мелким жуликом в начале двадцатого века, стал крупным. Посещал несколько лет собрания попаданцев, записывал все истории. После пропал. Вот снова всплыл. Я ведь так и думал, что он что-то замышляет.
Я ещё несколько секунд смотрю на дядю Витю, пытаясь осознать всё, что он только что сказал.
— Значит, ты такой же, как я? — произношу, словно сомневаясь, что услышал его правильно. Протягиваю руку, зачем-то качаюсь его плеча.
Он кивает, чуть улыбнувшись, но в его глазах видна серьёзность, словно это не просто шутка или сказка, рассказанная на льду.
