Стилист. Том II (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Да что там говорить, мы почти одновременно с американцами, удивившими мир в 1977 году своим «Apple II» выпустили первые персональные компьютеры! Назывались они «Пионер-1», и стоили умопомрачительных для советского человека денег, но их можно было купить! Газеты наперебой выдавали интервью с создателем «персональной ЭВМ» Жоресом Алфёровым. По словам новоиспечённого академика, отечественные процессоры работали ничуть не хуже процессоров i8080 фирмы «Intel». Подозреваю, что для Советской армии Алфёров создал ещё более мощный компьютер, а на свободный рынок выбросили не особо мощную версию, хотя она всё равно была революционной для этого времени. Я не удержался, потратил тысячу двести родных, «деревянных», но поставил в рабочем кабинете это чудо современной техники. Правда, практическое применение моему компьютеру пока найти было нелегко, но, во всяком случае, на первых порах я мог его использовать как печатную машинку, печатая сценарии и материалы для журнала «Работница», где по-прежнему вёл авторскую колонку. Помогал мне в этом струйный принтер «IBM 4640», так как советские принтеры по сравнению с заокеанскими образцами выглядели ещё слишком громоздкими.
Если, как уверяли диссиденты, жизнь советского человека до решений XXV съезд КПСС
представляла собой серое, однообразное существование в погоне за вечным дефицитом, то теперь она заиграла новыми красками. Дефицит, конечно, за последующие четыре года полностью истребить не удалось, но его объёмы снизились в разы. Стала появляться на прилавках магазинов и продукция зарубежных производителей, но в дозированном количестве и по таким ценам, что подавляющее большинство советских граждан по-прежнему предпочитали отечественные товары. Тем более частные производители, как упоминалось выше, в некоторых отраслях составили более чем достойную конкуренцию государственным.
Через полтора года я открыл вторую студию, а в канун 8 марта 1979 года — и третью, так что сеть студий красоты «Марта» постепенно расширялась, и я уже поглядывал на Ленинград, где, впрочем, частники от парикмахерского дела тоже не дремали, но ассортимент оказываемых мною услуг всё же был несколько шире. Да и на работу ко мне попадали лучшие из лучших, не только москвичи, я набирал людей со всего Союза. Не упустил возможности прибрать к рукам и будущую звезду парикмахерского дела Важу Мхитаряна, выписал его из Тбилиси, наобещав чуть ли не золотые горы. Ну а что, через полгода, став ведущим мастером моего второго салона, он уже причёсывал дикторов советского телевидения, и я думаю, о своём выборе за эти годы ни разу не пожалел.
С телевидением, кстати, та ещё петрушка вышла… О том, что в Латвии снимается первый сезон сериала «Во все тяжкие», да ещё по оригинальному сценарию, председатель Гостелерадио узнал как раз в разгар съёмочного процесса, летом 75-го. Лапин вызвал меня к себе на ковёр и, брызгая слюной, принялся отчитывать, как нашкодившего мальчишку, при этом совершенно не стесняясь в выражениях. Предвосхищая такой поворот событий, я настроил себя вести максимально корректно, не поддаваясь эмоциям. Лапина, похоже, моя невозмутимость выводила из себя ещё больше, а закончилось всё инфарктом. Сергея Георгиевича вынесли на носилках из кабинета у меня на глазах, я же, собственно говоря, и рванул в приёмную к секретарше, когда главный телевизионщик страны, неожиданно побледнев, схватился за грудь и стал оседать на ведущую в его столу ковровую дорожку. «Скорая» примчалась поразительно быстро, Сергею Георгиевичу на месте оказались первую помощь и отправили в ЦКБ. Лапин выжил, но после инфаркта вынужден был по инвалидности уйти на персональную пенсию.
Я, признаться, переживал, не только относительно последствий для меня, всё-таки это случилось не без моего участия, но и за Лапина. Человек всё-таки, хоть и телевизионный цербер. Даже в ЦКБ наведывался с передачками пару раз, правда, в палату к больному отнюдь не рвался, не хватало ему ещё второй инфаркт от моего одного появления схлопотать. Ну а когда вышестоящие инстанции во всём разобрались, я отделался выговором по партийной части, так как к тому времени уже успел пополнить ряды советских коммунистов.
До меня доходили слухи, что одним из кандидатов на пост нового председателя Гостелерадио был и предшественник Лапина — Николай Николаевич Месяцев. Мол, старый конь борозды не портит, быстро войдёт в курс дела. Правда, в 72-м Месяцев был исключён из рядом КПСС вроде как за аморальнее поведение во время пребывания послом СССР в Австралии. Якобы был отозван с этой должности за попытку изнасилования в сиднейской гостинице советской балерины, однако поговаривали, что виной всему — гибель в результате ДТП в нетрезвом виде молодого сотрудника посольской резидентуры КГБ Михаила Цуканова, сына Георгия Цуканова, влиятельного помощника Брежнева.
Как бы там ни было, кандидатура Месяцева кого-то наверху не устроила, в итоге на место Лапина довольно неожиданно пришёл не кто иной, как «Железный Шурик», некогда возглавлявший КГБ Александр Шелепин. Казалось, попав в опалу при Брежневе, он обречён до конца дней в ней и пребывать, довольствуясь «декоративной» должностью Председателя ВЦСПС. Но якобы бывший партизан Машеров неровно дышал к бывшему куратору партизанского движения Шелепину, и при первой возможности вытащил того наверх. Мне по секрету сообщили, что главным противником назначения Шелепина был Андропов, однако тому прозрачно намекнули, что за новым председателем КГБ тоже дело не станет, и Юрий Владимирович тут же предпочёл демонстрировать всяческую лояльность новому руководителю партии.
А вот Суслов, который изначально был против ухода Брежнева и появления в роли Генсека Машерова, не смог смириться с новым курсом партии, и после XXVI съезда написал заявление о выходе на пенсию. С его уходом идеология дала некоторую слабину, стали появляться такие книги, фильмы, музыкальные произведения, появление которых при Суслове было просто невозможным. К тому времени Тарковский успел эмигрировать в Штаты, пытался пристроиться в Голливуде, но после первого же провального фильма устроился диджеем на радио «Свобода» и принялся поливать грязью СССР.
Что касается моего сериала, то пять серий первого сезона Михалков доснял уже в сентябре, а в декабре 75-го «Во все тяжкие» запустили по Первой программе. То, что вечерами улицы пустели, говорить, наверное, не имеет смысла. Так же они пустели, когда по ТВ начали демонстрировать «Место встречи изменить нельзя», который к 80-му году всё же снял Говорухин. Когда я понял, что в его планах такого многосерийного фильма нет, пришлось более чем прозрачно намекнуть, что пора бы обратить взор на вышедшую в 76-м году книгу братьев Вайнеров «Эра милосердия» и снять наконец Высоцкого в роли Жеглова. Так что в этом плане кое-что хорошее из моей прежней реальности удалось воплотить и в этой, причём снятый Говорухиным материал почти не отличался от того, оригинального, что помнил я сам. Разве что на роль Шарапова всё же пригласили Леонида Филатова, который в образе оперуполномоченного оперативной бригады отдела по борьбе с бандитизмом МУРа смотрелся очень даже прилично.
Все пять сезонов сериала «Во все тяжкие» были отсняты всего за два года. Тут уж, конечно, мне пришлось поднапрячься в качестве сценариста, во всём остальном я полностью полагался на Никиту, который меня не подвёл. Заодно я понял, что на сочинении сценариев даже в СССР можно неплохо заработать, эти деньги явно не были лишними. Как и деньги, полученные за книгу по истории русской моды. Она после дважды переиздавалась общим тиражом 500 тысяч экземпляров.
Вот времени… Эх, времени ни на что не хватало, какие отпуска, я даже один выходной в неделю зачастую не мог себе позволить, и неудивительно, что Лена иногда на меня дулась, считая, что ей и семье я мог бы уделять чуть больше времени. Хотя, конечно же, понимала, что как минимум на ближайшие годы у меня всё расписано чуть ли не посекундно, а от моей занятости зависит благосостояние моих близких.
Я не раз задумывался, существует ли где-то параллельная реальность, где всё идёт своим чередом, где нашей стране пришлось пережить Афган и Чечню, Горбачёва и Ельцина? Шут его знает, я всё-таки предпочитал верить, что реальность одна, и та, в которой я жил прежде, просто прекратила своё существование. Однажды — а именно весной 78-го — я решил, что созрел для того, чтобы физически устранить и «плешивого», и алкоголика. Почему-то понял, что спокойно смогу это сделать, и ничуть не пожалею о содеянном. Смог же когда-то убрать Чикатило, и этот подонок во снах мне не являлся, не выл заупокойным голосом. В подковёрных играх я был не силён, да и кто из партийной верхушки станет меня слушать? Вполне может быть, что в этой реальности ни Горбачёв, ни Ельцин первыми лицами страны так и не станут, но того, что они сотворили в известной мне истории, хватило бы на то, чтобы я без сожаления приговорил обоих к высшей мере социальной защиты.
