Вместе с дублем - Александр Колокольников
— Не тряс я никаким хозяйством! — возмутился Цыгаш. — Я тебе как другу, а ты издеваешься! И скажу — зря издеваешься! Понимаю, ты Древоходец, и, вообще, почти уникум, только пока живёшь в этом княжестве — не зарекайся. Здесь благородные могут что угодно с нами сделать — им всё позволено.
Последнюю фразу соседа по комнате, Костуш оставил без комментариев — возразить было нечего.
Оба, теперь уже молча, заправили кровати, и отправились умываться. По дороге на завтрак в столовую Цыгаш вернулся к этой теме:
— Может тебе и не придётся женщин за деньги ублажать, только вот о чём подумай: появиться у тебя зазноба, должен же ты для неё расстараться, приятностей доставить. Целитель ты, или кто?
С последним заявлением Костуш не мог не согласиться, и дал добро на проведение обучающих тренировок под руководством инструктора- Цыгаша.
В качестве живого тренажёра, Цыгаш настоял на использовании живущей при школе работницы по имени Либежа. Она рано овдовела, двоих детей оставила у матери в деревне, высылала им деньги, а здесь на месте ещё немного подрабатывала телом.
Перечисляя её достоинства, Цыгаш особо отметил объёмистую грудь и большой опыт в «натаскивании» целителей, а главное — она жила в домах работников при школе, даже за ворота выходить не надо.
За услуги Либежа требовала шесть серебряных. За эту сумму обязалась провести три обучающих сеанса. Отдельным пунктом оговаривалось, что каждый раз, завершающий акт будет только с одним из мальчиков — хоть инструктором, хоть учеником, но только с одним. Видимо, её деревенское воспитание противилось столь оголтелой разнузданности — сразу с двумя.
Костуш с Цыгашем пришли к Либежа сразу после ужина.
В домике, кроме комнаты Либежи, была ещё комната, где жила другая семья.
За мелкую монетку, соседка, забрав детей, ушла из дома, потому как обучение целителей обычно заканчивалось сладострастными и громкими криками Либежы, вызывающих у соседских детишек много ненужных вопросов.
Либежа, встретила клиентов на входе в домик, попросила разуться, а сама отправилась к себе.
Когда Костуш, подталкиваемый в спину Цыгушем, вошёл в комнату, она уже лежала на кровати, накинув на себя узкую простынь, укрывающую выше колен ноги, при этом Либежа оставила для обозрения разрекламированные Цыгашем груди.
Костуш, как ассистент, и как анестезиолог, принимал участие уже во многих хирургических операция, и пациенты, прикрытые простынёй именно таким образом, как сейчас Либежа, в таком виде и поступали на операционный стол.
Возможно поэтому, увидев сейчас Либежу укрытой простынёй, он подсознательно стал воспринимать её как пациентку, отчего, если поначалу и присутствовал в нём какой-то сексуальный заряд, то сейчас заряд полностью исчез.
Они с Цыгушем предварительно договорились, что сегодня состоится «распечатывание» Костуша, сам же Цыгаш «получит удовольствие» в следующий раз.
То ли в силу возникших ассоциаций с пациенткой на хирургическом столе, то ли малосимпатичная и возрастная Либежа не смогла видом своих грудей разбудить желание, только вот Костуш почувствовал, что совсем-совсем не хочет заниматься этим с Лебежей.
— Цыгуш, давай ты сегодня, — обратился он шёпотом к другу.
— Не бойся! Первый раз всегда страшно, — ответил также шёпотом Цыгаш. — Эх, жаль не подумал! Надо было в тебя пару кружек вина влить!
— Я не хочу и не буду сейчас! — чуть громче повторил Костуш.
— Тише, тише! Всё понял — сегодня я. Следующий раз тебя подпоим, а пока давай — учись.
Цыгаш приступил к делу: он указывал на возможные эрогенные зоны, объяснял, как воздействовать и как отслеживать состояние женщины, при этом к телу Либежи даже не прикасался, а просто водил над ней руками.
— А чего ты руками над ней водишь? — спросил Костуш.
— Здесь нужно точечное воздействие, а сфокусировать в небольшую точку с расстояния не могу., — немного смущённо ответил Цыгаш.
— А я могу! Дай попробую! — вызвался Костуш.
После последнего прироста резерва, Костуш заметил, что уже способен импульс силы свести в совсем тонкий луч и отправлять его в таком виде на значительные расстояния. Поэтому, при любой возможности, тренировками оттачивал и развивал полученную способность.
Цыгаш предложил ему воздействовать на подушечку стопы Либежи в районе пальцев.
Костуш отошёл на метр, свёл свою силу в тонкий луч и «пощекотал» им около пальчиков, от чего женщины довольно захихикала.
— Надо же! С такого расстояния свёл почти в точку! — с долей зависти отметил Цыгаш.
Они продолжили обучение и вот Цыгаш пафосно объявил: — Переходим теперь к воспетому поэтами «бугорку чувственности», бугорку который, в основном, и дарует женщинам удовольствие.
— Ты прямо сам, как поэт пропел! — заметил Костуш. — Можно я опять попробую?
— Туда я тебя пока не пущу — молод ещё туда лезть! Вон, если хочешь, тренируйся на ушах — там у неё тоже эрогенная зона.
— На ушах, так на ушах, — согласился Костуш. — Только подальше отойду: мне интересно, с какого расстояния получится точечно.
Отстояв своё решение не учувствовать в заключительном акте, Костуш, успокоился и его сразу захватил дух экспериментаторства. Он отошёл на два шага, прицелился в ушную раковину Лебежи, сконцентрировал луч, хотел было отправить к цели, но мешала спинка кровати, сделал шаг вбок и назад.
Зачем-то надумавший пройти сзади Цыгаш неожиданно в него врезался. От столкновения, Костуш потерял концентрацию, сдерживаемая энергия хлынула в луч, и он вырвался из Костуша и полетел к женщине.
Словно получив мощный электрический разряд, тело Либежи выгнулось дугой, встав на «мостик», затем она резко распрямилась и, низко, почти басом закричала.
— У неё оргазм, да? Она кончает? — стараясь перекричать Либежу, спрашивал Костуш.
— Какой оргазм, какой кончает — тупица! Я, вот боюсь, как-бы не скончалась! Смотри как её плющит! — также громко ответил Цыгаш.
Первая жуткая боль Либежу немного отпустила, и она смогла уже осмысленно говорить, точнее ругаться:
— Звери! Гады! Мамочка родная, да как же мне больно: всё тело точно в огне!
— Либежа, давай обезболю, — предложил Костуш, осознав свою вину.
— Не подходи изверг! Не подходи ко мне! — завизжала женщина. — Вон отсюда! Вон!
Костуш выскочил из домика, а Цыгаш всё же задержался и стал настойчиво предлагать Либеже обезболивание.
Костуш ждал на улице и переживал: смысл его работы, как целителя и за операционным столом, и в зубном кабинете заключался в избавлении человека от боли. А ещё он никогда в жизни ни разу не причинил физическую боль женщине. Стоя рядом с окном, он хорошо слышал стоны Либежи и ему было очень стыдно и неприятно осознавать, что именно он виновник.
Цыгушу удалось всё же успокоить женщину и уговорить принять помощь. Он смягчил боль и крики стихли.
Цыгаш вышел очень злой:
— Ты что, у
