Хрен с Горы - Изяслав Кацман
Ладно, со сложными взаимоотношениями между тенхорабитами и воспитанниками Академий и Лицеев этого мира разберусь позже, когда единственное известное мне лицо с высшим образованием бронзового века освоит язык жителей Пеу в объёме, достаточном для общения без переводчика.
А пока попробую поучиться стрельбе из лука. Молча указываю Тагору на один из агрегатов, аккуратно приставленных к жердине, покоящейся на вбитых в землю палках с разветвлением сверху. Тузтец благосклонно кивнул.
Ё-моё, да как они вообще стреляют?! У меня и натянуть-то тетиву получилось с заметным усилием, не то чтобы ещё и выцеливать кого-то в течение нескольких секунд. Причём это местная самоделка. Под внимательным взглядом Тагора я взял в руки профессиональную версию оружия. Здесь удалось дотянуть пальцы с зажатым между ними сплетением жил неведомых зверей только до уровня носа.
Отставив в сторону столь тугой образец, я вновь вернулся к луку с тетивой из тонкой верёвки. Тузтец протянул мне стрелу. Первая попытка пустить её, равно как и вторая, и третья были не совсем удачными: летела оперённая ветка с прикреплённым к ней каменным наконечником, во-первых, недалеко, во-вторых, отнюдь не туда, куда я её посылал. Единственное утешение – бегать за снарядом было близко, пару-тройку шагов.
На десятом или одиннадцатом выстреле, когда у меня хоть что-то стало получаться, упражнения, увы, пришлось прервать: начали подтягиваться приглашённые на совет отцы-командиры нашего ударного отряда, а позориться перед подчинёнными как-то не хотелось.
Разумеется, каждый захотел попробовать новую «игрушку». Получалось у них по-разному. Вахаку, например, натянул и самодельный лук, и его заморский прототип с лёгкостью, но первые десять попыток стрелы летели у него куда угодно, кроме импровизированной мишени, в качестве которой выбрали ближайшее дерево, хорошо хоть, умудрился не попасть ни в кого из окружающих. Кано также легко справился с натягиванием тетивы, но, в отличие от текокца, уже на третьем выстреле обращался с новым оружием вполне уверенно. Длинный и Тохуконе, новый предводитель людей из Бон-Хо, натягивали лук с заметным усилием, да и меткостью недалеко ушли от моего «оленя». Тилуй ухитрился продемонстрировать неплохие результаты, чуть хуже моего родственника-соная. А вот Гоку и Раноре оставили позади всех. Особенно удивил стрелявший последним суниец: он пару раз осторожно подёргал тетиву на пробу, а затем непринуждённо, будто играючи, отвёл пальцы с зажатым в них переплетением жил на уровень уха. Вторую попытку недавний ганеой повторил уже с вложенной в лук стрелой. И, резко отпустив тетиву, выстрелил. С первой попытки Раноре, правда, в ствол не попал, но со второй ухитрился вогнать палочку с оперением с одного конца и каменным осколком с другого прямо посередине дерева. Такими или почти такими же удачными оказались и последующие попытки сунийца.
Тузтец, внимательно наблюдавший за развлечениями дикарей, уверенно ткнул в Раноре пальцем, прошипев фразу, в которой мне, кажется, удалось разобрать: «Этого точно буду учить. Остальных – если Сонаваралинга скажет».
– Хорошо, – пожимаю плечами. – А теперь нам предстоит держать совет. Пойдёмте к моему шалашу…
Советом, наверное, назвать получасовые посиделки трудно. Я ограничился тем, что вначале санкционировал произведённое Кано, Вахаку и Длинным перетасовывание наших рядов, имеющее целью выравнять по численности огрызки полусотен. В сущности, вместо прежних трёх полных полусотен копейщиков и трёх отрядов щитоносцев, вооружённых топорами и палицами, у нас осталось теперь шесть групп по тридцать–сорок человек.
Затем я произнёс речь по вчерашним мотивам насчёт скреплённого кровью и чародейством братства. А также вновь повторил, что после победы над Кивамуем пути наши могут разойтись, но каждый всё равно будет служить Солнцеликой и Духами Хранимой там, куда его забросит судьба. Далее последовало небольшое внушение, что среди «пану макаки» важно не происхождение человека, главное – его нынешний статус, который зависит от заслуг в наших рядах, а не от его предков или прошлого. Разумеется, суть все поняли и дружно заверили меня, что считают Раноре и остальных сунийцев отныне братьями по оружию и служению нашей тэми. Тот же в свою очередь объявил об осознании высокой чести, оказанной ему и другим недавним ганеоям.
Ну и, наконец, последовали награды и повышения в звании. Объявление Длинного и Кано «олени» обоих повергло в лёгкое замешательство. Остальных же я обнадёжил, что по мере расширения рядов «макак» и их может ожидать столь высокий чин.
Не успела публика переварить превращение своих товарищей в «олени» и в должной мере выразить восторг и принести поздравления по этому поводу, как появился посыльный от главкома нашей армии, с максимальной почтительностью передавший приглашение от «достославного Рамикуитаки», в котором тот просит «уважаемого Сонаваралингу со своими лучшими людьми прибыть как стемнеет на совет вождей к костру правителя Ласунга». Я в столь же изысканной манере, с обильным применением оборотов «торжественной речи» ответил, что непременно приду…
В компании, собравшейся возле огромного костра по приглашению Рамикуитаки, замечаю несколько новых лиц – вроде в предыдущие три дня их в нашей армии не наблюдалось. Я был последним, кого ждали, и главнокомандующий в своей обычной манере, столь выгодно отличающей его от большинства остальных папуасов, сразу перешёл к делу. Для начала он представил троицу новичков. Они оказались из текокских «сильных мужей». Один со своими людьми участвовал во вчерашнем сражении, но сумел довольно организованно отступить, сохранив почти весь свой отряд. Получив же неопровержимые доказательства того, что Солнцеликая и Духами Хранимая тэми Раминаганива не сгинула где-то в глуши на востоке острова, а действительно явилась в сопровождении большого войска, этот вождь счёл нужным привести своих воинов к законной наследнице. А двое других «сильных мужей» просто «не успели» к сражению. Из слов Рамикуитаки было, правда, непонятно, на помощь кому именно они так спешили, что аж опоздали. Скорее всего, новые союзники сами испытывали затруднения морального либо терминологического плана в объяснении этого.
Так что все присутствующие, будучи людьми сведущими в папуасском речевом этикете, предпочитали считать, что «спешили» эти двое на помощь юной тэми, равно как и то, что успевший повоевать против нас «полевой командир» действительно неожиданно прозрел после поражения Кивамуя, а не просто решил перейти на сторону более сильных и справедливых.
Однако какими бы мотивами ни руководствовались перебежчики, известия они принесли довольно вдохновляющие: из двух с лишним тысяч воинов, бывших под командованием типулу-таки ещё вчерашним утром, теперь у него оставалось меньше тысячи – кто-то погиб или попал
