Барышня ищет работу - Салма Кальк
— И то хорошо, что заглядывала. А теперь скажи: что ты вообще знаешь о некромантии?
Вопрос поставил меня в тупик. Наверное, здесь есть какой-то правильный ответ в определённой формулировке, который все знают с детства, а я — нет. Поэтому я просто сказала, что думала.
— Дома в сказках и фантастических книгах некроманты поднимают мёртвых и разных тварей, которые как бы мертвы, но на самом деле не очень. Здесь я так поняла, что некромантия — это не только и не столько про поднять, сколько про использовать некую силу.
— Верно поняла, — кивнул Пуговкин. — Сила эта могуча, велика и неодолима.
— Да, у нас тоже так говорят. Неизбежна, неодолима, всесильна, не делает различий между бедным и богатым, приходит ко всем в свой срок, — я уже просто говорила всё, что приходило на ум и что помнилось из разнообразного чтения и университетских лекций.
— И говорят тоже верно, — кивал Пуговкни. — Но раз мы с тобой начинаем с самого-самого начала, то важно вот что: это сила, перед которой мы с тобой, да и все прочие тоже, всегда такие, как есть. В своём истинном облике, и намерения наши тоже всегда видны и понятны, как бы мы не пытались обмануть себя или кого-то другого. Людей-то не следует обманывать, а силу так и вовсе, боком выйдет, да таким, что рада не будешь. И сила наша с тобой, голубушка Оленька, с силами других магов не стыкуется никак. Потому что они все про жизнь, даже если так и не называются. А мы, значит, наоборот.
Я припомнила, что о чём-то таком говорил Соколовский.
— Но и им нашу силу не одолеть, так? Не только нам?
— Отчего же, можно и одолеть, если знать — как. Но это нам с тобой пока не грозит, нам сначала надобно с азами разобраться. Рассказывай, что пробовала делать из самых простых действий?
— Свет зажечь. Шариком. Складки на юбке разгладить. Воду согреть немного. Да и всё, — пожала я плечами.
— Молодец. Вот давай и показывай, как ты зажигаешь свет да как складки разглаживаешь.
— Интуитивно, — вздохнула я.
— Это понятно, но теперь придётся разложить твою интуицию на составляющие, а потом собрать обратно. О простых действиях и впрямь не стоит задумываться, но для того сначала надобно хорошенько их освоить. Приступай.
10. Великая гармония
10. Великая гармония
Возражать было совершенно нечего, и я принялась упражняться в создании световых шариков. И что я вам скажу — вчера у детей на ёлке выходило лучше. Ярче, крупнее, увереннее. Мне же было сложно создать определённое количество шариков, чтобы они ещё и продержались какое-то приличное время, потому что — вспыхнут и тут же гаснут, и всё. А ещё вдруг начали мёрзнуть кончики пальцев, а все эти штуки, их же руками делают, иначе никак. Я же не могу ими пошевелить, а хочется растирать и греть ладони.
— Замёрзла? — заметил Пуговкин. — Рано, очень рано, но ничего, это у нас только начало. Грей. И слушай. Наша сила — она холодная, так есть. У всех прочих есть огонь и жизнь, а у нас — холод, хрустальный прозрачный холод. Очень красиво, если кто такое любит, и очень опасно. Нужно чувствовать, когда холод подбирается к тебе, и прерываться, уходить, греться, спасаться. Те, кто с силой с рождения, защищены лучше. Они научились жить с той силой, ещё будучи совсем несмышлёнышами, и им не опасно. А ты можешь увлечься и переступить грань. Не нужно, совсем не нужно. Во время обучения ты должна определить объём и предел своей силы, и понять, что ты сможешь делать, а что тебе не дано, пока или вовсе. И тогда мы вместе с тобой поймём, как твою силу лучше всего использовать на том поприще, что ждёт тебя. Согрелась? Выдохнула? Ещё раз. Десять одинаковых осветительных шаров.
Со второго раза у меня вышло лучше, шары получались ровнее и крупнее, и светились дольше. Пуговкин похвалил, потом велел нагревать воду в стакане.
— Для нас это действие, можно сказать, противоестественно, но мы все равно можем. И будет хорошо, если ты научишься.
С водой оказалось даже сложнее, чем со светом, видимо потому, что противоестественно. Я выбилась из сил ещё быстрее. Тут же меня спасали горячим чаем и пирожками.
— Поняла? Упражняйся сама, но потихоньку. Сила чутко реагирует на то, что мы её призываем. Она будет подчиняться легче и проще, и ты сможешь черпать больше. Постепенно, конечно же. А сейчас скажи — бывала ли ты в тенях?
— Да. Немного. И… не по своей воле. Я понимаю, что это должно быть как-то просто и естественно, но не могу сообразить, что для этого нужно сделать.
— Что есть тени? — спросил Пуговкин, и, не дождавшись моего ответа, продолжил сам. — Смертная изнанка мира, оборотная сторона. Другому магу туда хода нет, если только его проводит некромант, проводит в прямом смысле — держа за руку. И другому магу там будет невесело.
Он дождался, пока я съем пирожок с грибами, и подал мне руку.
— Поднимайся, пойдём. Смотри и запоминай.
Шаг вперёд — и я снова оказалась в том удивительном месте, где уже была, и в котором, как мне показалось тогда, мне обрадовались. Мир вроде бы остался тем же самым, но — разом с тем и нет. Там не было красок, только оттенки серого, и вокруг что-то непрерывно двигалось, при том оставаясь неподвижным, и пело, но разом с тем оглушало тишиной. Это было… невероятно. Я припомнила — песня оказалась мне знакома, я слышала её в своё прошлое посещение… этого измерения. Но тогда я оказалась тут не по своей воле, а сейчас поняла, что могу и сама. И если я захочу, то следующим шагом могу выйти в кабинет Пуговкина, могу — в залу с ёлкой, а могу — в свой флигель.
А куда ещё могу? Я потянулась во все стороны, и где-то там, неимоверно далеко, мне почудился дом Софьи Людвиговны. Я была совершенно уверена, что он там есть, но мне показалось, что до него вовсе не шаг, а… неизвестно, сколько шагов. Очень
