Не тихий Тихий океан - Протасов Сергей Анатольевич

Осторожно ворочаясь на забитом рейде, корабли и суда начали покидать стоянку и выдвигались на север, где формировались штурмовые колонны и конвои. Лениво перебирая воду винтами, строились поотрядно, раскочегаривая котлы до рабочих давлений. Дымищи было!.. Только к полудню, постепенно ускоряясь, двинулись на исходные рубежи для атаки.

Еще когда снимались с якорей, стало ясно, что поспешить все же стоило. На рассвете у Микурадзимы произошло несколько стычек наших вспомогательных крейсеров с японскими дозорными судами, после чего противник откатился на север, потеряв два небольших вооруженных парохода. А с «Богатыря» видели дым крупного судна, быстро уходившего в сторону Миякесимы. Перехватить его, не покидая своего места в дозорной цепи, возможности не было, так что оставалось только сожалеть, что раньше не сподобились осмотреть Микурадзиму, где, вероятно, и отстаивался удиравший сейчас пароход, вполне возможно, обеспечивавший действия дозоров.

Обе стороны на исходе ночи и утром, уже совершенно не стесняясь, вели активные переговоры по радио, далеко превышавшие обычные показатели интенсивности. Но в непосредственной близости от Хатидзе работы японских станций до сих пор отмечено не было, что обнадеживало.

На рейде рыбацкой деревушки в часовой готовности к выходу остались только обе плавмастерские, плавучий госпиталь «Кострома», пароходы «Ливония» и «Курония», «Меркурий» и «Юпитер», на которых вместе с грузом продовольствия и боеприпасов теснились 173-й Каменецкий и 175-й Батуринский полки, выделившие по роте из каждого батальона для прочесывания острова и поиска сигнальных постов и их проводных линий связи.

Кроме них под высоким берегом стояли водолей «Граф Строганов», груженные углем «Герман Лерхе», «Китай» и «Князь Горчаков» со своей охраной в виде крейсеров «Память Азова» и «Адмирал Корнилов». Минные крейсера «Гридень» и «Гайдамак» посменно несли дозорную службу. Все катера с транспортов также участвовали в охране. Учитывая, что основные события развернутся значительно севернее и наверняка оттянут на себя все, что есть у противника, такой эскорт признавался достаточным.

По плану это был резерв и глубокий тыл ударной группировки. Ему предстояло дождаться окончания первой, самой опасной фазы операции и только тогда, после вызова по радио или посыльным судном, выдвигаться в Токийский залив. Конечно, немного далековато, но иначе не получалось никак.

Журналистов из соображений безопасности планировали оставить с резервом. Однако они, все как один, встали на дыбы, едва услышав об этом. Ида Тарбелл со свойственной женщинам импульсивностью демонстративно заперлась в своей каюте на «Урале», заявив, что не выйдет оттуда до выхода в море. Эмансипэ, чтоб ее! Мужчины же ограничились категорическим отказом и заверениями, что при любом исходе дела лично от себя претензий не выдвинут и обузой не будут.

В конце концов Джек Лондон остался на «Енисее», где заканчивал очерк о русском матросском быте, англичанин, француз и немец – при гвардейцах, среди которых чувствовали себя максимально комфортно и абсолютно не нуждались в переводчике, а начавший приходить в себя Матвеев с японофилами – в штабе Небогатова. Бунин и Стасюлевич нашли себе дела при штабе Михаила Александровича.

Дождь, пришедший утром с запада, накатывался полосами, пока не перерос в грозу с ливнем. Кто-то сказал, что выходить в дождь – к добру. Верная примета! Резоны для подобных рассуждений, безусловно, были. Такая погода давала нам неплохие шансы разминуться с дозорными судами, а возможно, даже и прорваться в пролив, избежав ночной дуэли с японскими фортами, чтобы затем атаковать их с тыла.

Шторма не ожидалось, но ветер крепчал, все больше забирая к югу и разведя приличную волну. Из-за этого держать строй не было возможности. Среди сплошной стены воды, лившейся с неба, отряды судов и кораблей временами совершенно теряли из вида друг друга, несмотря на зажженные ходовые огни. Пользоваться радио стало совершенно невозможно не из-за запрета командования, а по причине атмосферных разрядов.

Так и шли, постоянно гоняя между колоннами кого-нибудь из новых минных крейсеров. Благодаря возвышенному полубаку, они оказались достаточно мореходными. Только так можно было получить представление, кто и где сейчас находится. Пытались максимально секретничать, хоть и понимали, что это почти бесполезно. Японцы совершенно точно уже всполошились.

Завеса из бронепалубников со своей свитой держалась впереди, но совсем близко, чтобы можно было услышать, случись чего. Но и они пока продвигались тихо, каждые два часа отсылая «Эмир» или «Финн» с докладом для флагмана. Благо бежать тем было минут пять, не больше. Обратно, вдогон, укладывались в четверть часа.

К вечеру дождь немного ослаб, но волнение и ветер только усиливались. Флоту и конвоям удалось собраться вместе. Потерь не было. Но, глядя на то, как треплет на волнах миноносцы, начали сомневаться в верности принятого решения. Однако до Хатидзе было теперь почти столько же, сколько до намеченной цели, причем возвращаться пришлось бы навстречу ветру и волнам. Да и ерзать взад-вперед в контролируемых противником водах казалось как-то не с руки. Так и до полного провала исполнения Высочайшего повеления можно долавировать. Вот и решили двигаться дальше, чтобы, воспользовавшись погодой, попытаться скрытно миновать линии японских патрулей, наверняка сильно поредевшие.

Волна была неприятная. Почти попутная. Все минные отряды теперь держались правее колонн крупных кораблей, но даже за их многочисленными тяжелыми корпусами жестоко страдали от качки. На «Невках», уже традиционно, временами даже забрасывало воду в кочегарки. Порою винты миноносцев мелькали в пене, сразу раскручиваясь, лишившись привычной упругости сопротивлявшейся воды, и снова с ходу погружаясь. В такие моменты миноносные мехи замирали, казалось, слыша хруст пиковых напряжений валов и лопастей. Но пока обходилось без аварий.

Около шести часов пополудни удалось определиться по открывшейся в двенадцати милях слева верхушке вулканического пика острова Миякесима. Полпути до цели было пройдено. Сначала опасались, что с него нас тоже видят, но потом поняли, что вряд ли. Все же довольно далеко, да в такой-то серости и сырости, постоянно перемешиваемой волнами и ветром, что тянуло над водой…

Приняли на два румба влево и начали перестроение в ночной ордер, вполне ожидаемо затянувшееся до темноты. К этому времени вперед выдвинули вспомогательные крейсера «Енисей» и «Терек», надеясь их гражданским силуэтом хоть чуть-чуть запутать противника при встрече. Именно они первыми и установили контакт с дозорными судами. Если, конечно, случившееся можно так назвать.

Шли по счислению, постоянно держа в поле зрения тлевший вполнакала ютовый огонь впередиидущего. Вскоре после девяти часов вечера в пятнадцати милях юго-восточнее Осимы обнаружили японский дозорный пароход. Точнее говоря, он просто вылетел из тьмы и дождя прямо на «Енисей». Прежде чем что-то успели предпринять, его клиперский нос со страшным лязгом и грохотом уткнулся в левый борт нашего вспомогательного крейсера чуть позади фок-мачты, глубоко застряв в корпусе.

С японца тут же начали пускать ракеты – осветительные, сигнальные всех цветов, без разбора и во все стороны, прямо в дождь. Но они сразу вязли в сырой мгле, и их с трудом могли разглядеть даже с «Терека», бывшего совсем рядом.

Сам «Енисей» открыл частый огонь из уцелевших орудий, быстро превратив в дуршлаг мостик своего противника, задев, видимо, и запасы фейерверкеров. Немногие оставшиеся ракеты теперь метались между стен ходовой рубки, озаряя ее ярким светом изнутри и густо засыпая искрами. Некоторые вырывались наружу через проломы и выбитые окна, сразу втыкаясь фееричными рикошетами в надстройки, свои и чужие, либо ныряя в черноту волн вокруг.

Напарник бывшего «Белого орла» активно участвовал в обстреле, по мере возможности аккуратно дырявя кормовую часть вероломного противника, подальше от борта своего товарища. Кроме того, сцепившиеся корабли нещадно трепало волнами, с тяжелым металлическим стоном и лязгом расшатывая нос японского судна, заметно съехавший вправо.