Наставник - Екатерина Лесина
- В чем?
- В Хальгриме… он умнее, чем выглядел. Зелье это… ему оно не нужно было. Он не настолько нам верит, чтобы поручить такое. Даже с испытанием. А мы как дети, право слово… там что-то другое. Совсем другое. Он нас отвлек этим зельем, дал поверить, что мы можем его переиграть. А сам…
Права ли она?
Быть может. Хальгрим и вправду довольно опытен. А потому причин верить у него нет. Тогда что?
Дерьмо.
Если не они, то… кто? Тот маг, которого почуяла девчонка?
- Будь осторожен, - повторяет Миара, и в глазах её видится туман. Она словно не здесь. – Просто будь очень, очень осторожен…
- Конечно.
Слова ничего не стоят. И Миара отступила, теряясь среди тех, кто вышел провожать.
Ощущалась общая тревожность.
И страх.
Надежда. Вот только на что? Где-то в окне мелькнула маленькая фигурка в красном платье, и это вдруг показалось хорошей приметой. Хотя в приметы Винченцо никогда-то не верил.
Дальше было обычно.
Дорога.
Луг.
Редкий подлесок, который оставили именно в силу этой вот редкости. Близость лагеря. Шатры. Костры. Характерный запах человеческой стоянки. Скот.
Разговор.
Не то.
Беспокойство не исчезало, но лишь усиливалось. И Винченцо крутил головой, пытаясь уловить источник его. А потому пропустил начало поединка.
- Долго он будет так бегать? – проворчал кто-то из замковой стражи, сопроводив слова выразительным плевком. Победе Дикаря здесь не обрадуются.
Пускай.
Винченцо на людей плевать. Самому выжить бы.
- Заткнись, - отозвался другой. – Или думаешь, что и вправду с Хальгримом придут благословенные времена? Ему своих людей кормить надо.
- Он обещал…
- Мало ли, что и кому кто обещал.
Этот разговор отвлекал. И поединок тоже. Тот был каким-то… неправильным. Настолько неправильным, что не удивило ни проклятье, ни то, что Дикарь выжил.
Люди не способны на такое.
А вот он выжил.
Назло.
И это порадовало. Странно. Винченцо казалось, что он давно уже не способен испытывать радости за других. Но вот поединок прервался, и Винченцо впервые ощутил движение силы. А еще сила эта была до боли знакомой.
Жар.
И запах гари. Запах острый. Едкий до невозможности. Пустынный ветер касается лица. И руки сами взлетают, выставляя щит. Он не успевает.
Он, мать его, не успевает.
Он слишком вымотался. Он был мертв, а теперь вот ожил. И… и ему бы отступить. Уйти.
Сбежать.
А он выставляет щит перед собой и людьми. И слышит собственный голос, словно со стороны:
- Назад!
Стена горячего воздуха ударяется о преграду, и люди вздрагивают. Люди еще не понимают. Они растеряны и злы. Они крутят головами, а там, за стеной щита, ревет сотворенное пламя. Белоснежное. Ослепительно яркое. И первой в нем сгорает женщина. Алые одежды вспыхивают. Её боль долетает до Винченцо эхом, а крик тонет в реве огня. Как и визги лошадей.
Вопли.
- Что за… - замковый страж тянется к оружию.
- В замок. Быстро. Я его не удержу надолго. Скажи моей сестре, что Алеф здесь.
Говорить сложно.
Сила бьется. И отползает. Значит, Винченцо заметили.
- Ну же! Хочешь выжить? Вперед?!
И люди понимают. Винченцо не надо оборачиваться, чтобы видеть. Вот они разворачивают лошадей, и те летят. Их подгонять не надо. Страх лучше плети. Люди распластались по спинам, а откуда-то из-за стены огня со свирепым воем вылетают стрелы. Они рассекают воздух тяжелыми наконечниками, чтобы, задержавшись на долю мгновенья, рухнуть вниз.
Достанут?
Два щита Винченцо не удержать.
А огонь оседает.
Он оставил черные тела деревьев.
И людей. Тех, что стояли по ту сторону поляны. Кто-то еще жив. Кричит. Хрипит. Пепел кружится. Это красиво. На снег похоже.
Серый снег.
Красная кровь.
Винченцо отпускает щит. Странно, что он жив… странно, что… там, на красно-черно-сером поле, среди пепла и мертвецов стоит человек. Он держится на ногах, ошалело оглядываясь, сжимая в руке оплавленный меч.
Кожу его покрывает плотная чешуя.
Глаза желты.
Но он жив. Все еще.
Это хорошо. Винченцо делает шаг. И замирает от громкого хруста. Земля спеклась. И трава тоже стала пеплом. Почему-то от этого больно. Боль яркая. И свет тоже. Он морщится и пропускает миг, когда сила вновь приходит в движение. И эта земля под ногами, которую Винченцо еще недавно жалел, вздрагивает, чтобы распахнуться сухими обожженными губами.
- Беги! – его крик переходит в кашель, ибо пепел, поднятый силой, залепляет лицо и рот. – Беги, мать твою…
И человек вздрагивает.
Оборачивается.
Ну же, идиот…
