Шайтан Иван 7 - Эдуард Тен
— Тем не менее, я хотел бы её осмотреть, — настаивал я.
— Как пожелаете. Я пришлю к вам посыльного. Он проводит вас к офицерским казармам, на окраину города.
Поблагодарив его, я подтвердил, что буду ждать. Желтов крякнул, поднялся из-за стола. — Вынужден извиниться, господа, дела не ждут. Честь имею. И, щёлкнув каблуками, он вышел.
— Ну вот, — произнёс Булавин, едва за дверью затихли шаги. — Похоже, полковник уже нашёл себе козла отпущения. А вы что на сей счёт полагаете, Пётр Алексеевич?
Я медлил с ответом, в голове крутилась неуловимая мысль. — Не знаю. Слишком уж всё… гладко. Безупречный офицер вдруг бежит, не взяв даже носового платка. Это больше смахивает на спектакль. Объявить розыск, конечно, необходимо, Юрий Германович. И желательно успеть до визита его императорского высочества, — я нарочно упомянул цесаревича, чтобы придать делу высочайший приоритет.
Внутри всё сопротивлялось этой простой версии. Я не стал делиться сомнениями, лелея в душе тихую надежду: быть может, в жилище Новикова мне удастся отыскать ту самую неочевидную деталь, что прольёт свет на это странное исчезновение.
Обещанный посыльный прибыл примерно через час. Распрощавшись с жандармами, я вышел из управления на яркую, шумную улицу. — Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Младший унтер-офицер Сивков. Приказано сопроводить вас до офицерских казарм. — Веди, унтер.
В сопровождении моих верных «гавриков», выстроившихся в боевой порядок, мы двинулись в путь. Ехать пришлось долго, почти на самую окраину города, где каменные лики центра сменялись глинобитными стенами и покосившимися заборами. Казармы уже виднелись впереди, когда у меня вдруг возникло острое, до дрожи неприятное чувство — ощущение пристального взгляда в спину. Чужого и тяжёлого.
Я обернулся.
И в тот же миг в левую половину груди врезалась огненная молния. Будто в тело вогнали раскалённый штык. Боль вспыхнула ослепительно и ярко, затмив на миг всё вокруг. Я не услышал выстрела — только заметил, как земля внезапно и неудержимо набегает навстречу.
Последней мыслью пронеслось: «Какая… глупая… смерть…»
И нахлынула густая, кромешная тьма.
Конец 7 книги.
