Волхв пятого разряда - Анатолий Федорович Дроздов
Картина боя резко поменялась. Потеряв значительную часть машин, немцы прекратили наступление и стали отползать от линии боевого соприкосновения. Вести бой с внезапно появившейся угрозой с фланга они не стали – не дураки. Поставили дымы и, прячась за молочно-серой пеленой, уходили с поля боя. Стрелять по ним «семидесятки» прекратили – ни хрена не видно. Бердник подумал было отдать приказ преследовать врага, как из молочной пелены показались три громадные машины с крестами на гробообразных корпусах и покатили прямо к ним. От неожиданности поручик замер.
– Блядь! Командир, да это «Мамонты»! – прохрипела рация. – Нам всем сейчас пи#да!
– Назад! Всем вниз с возвышенности! – закричал поручик. – Укрылись за бугром!
Про «Мамонты» немцев в роте знали. Накануне наступления им раздали брошюры с ТТХ[2] машин противника и их рисунками, на которых красной краской пометили уязвимые места. «Мамонты» на картинках тоже были. Сильно забронированные машины представлялись почти что неуязвимыми для пушек танков роты Бердника. Зато снаряд тяжелой самоходки гарантированно превратит «семидесятку» в горящие развалины, в чем командир и убедился. Танк с номером «17» не успел откатиться за гребень и, получив от «Мамонта» снаряд под башню, мгновенно потерял ее (башня отлетела в сторону) и запылал. Наводчик с командиром наверняка погибли, мехвод, возможно, уцелел. Увидев это в перископ, поручик заскрипел зубами. «Семнадцатым» командовал Серега – друг, весельчак, душа компании, отец близняшек-девочек, родившихся недавно.
Но плакать некогда: за гребнем высоты всех ждет смерть. Нет, можно отступить, остановить колонну, но в этом случае их рейд теряет смысл. Союзники на поле боя не получат подкрепления, а немцы с славами придут в себя и переломят ход сражения себе на пользу. А вот хрена им!
– Рота внимание! – объявил по рации поручик. – Рассредоточится! Если «Мамонты» появятся на гребне бить по каткам, и маневрировать. У этих монстров орудие с раздельным заряжанием, к тому ж ручным – задолбаются вас выцеливать. И едут медленно – за вами не поспеют. Не дайте им разбить колонну батальона. У наших есть противотанковые мины, пусть заминируют дорогу и обочины. За старшего остается Самоха. Всем ясно?
– А ты куда, командир? – спросил объявленный им заместитель.
– Посчитаюсь за Серегу.
– Ты, что самоубийца?
– Хуже, – ответил Бердник. – Я камикадзе и убью их всех. Костя, поворачивай налево! – сказал механику-водителю. – Объезжаем холм.
«Семидесятка», взревев мотором, повернула и помчалась вдоль подножия. Миновав возвышенность, вломилась в заросли лесополосы, пробила их и помчалась вдоль нее, оставляя на зелени озимых две черных полосы от гусениц. Бердник наблюдал за мелькавшими в визире панорамы деревьями. Они зазеленели, но просветы между стволами позволяли рассмотреть оставленное ротой поле боя. Скоро он увидел «Мамонты». Три самоходки медленно ползли к гребню, где до сих пор дымился танк Сереги, вернее, то, что от него осталось. «Семидесятку» командира роты немцы не заметили – как видно, не смотрели в стороны лесополосы. К тому же одинокий танк, а девять б разглядели. На том и строился расчет поручика. Бердник миновал их грозный строй, пропустил еще вперед, после чего скомандовал механику-водителю опять пробиться сквозь деревья. Через минуту их «семидесятка» выбралась на поле и оказалась в тылу противника.
– Стой! – приказал поручик. – Костя, по моему приказу немедленно сдаешь назад. Понятно? Вадик, – обратился он к наводчику. – До них с полкилометра, и нас они не видят. На такой дистанции из танковой пушки ты в туза попадаешь. Разбей тому, что слева, каток.
– Преувеличиваешь, командир, – пробурчал наводчик. – Не попаду.
– Ты сможешь, Вадик! – не согласился Бердник. – Давай!
Наводчик, взопревший от усердия, прицелился и выстрелил. Поручик от восторга вспомнил чью-то мать. Нет, он надеялся, но все-таки случилось чудо. Брызнули осколки, и задний каток у «Мамонта» обвалился, потянув бессильно опавшую гусеницу самоходки. Две остальные стали разворачиваться.
– Костя, вперед на скорости! – скомандовал поручик. – Маневрируй. Они неповоротливые, хрен выцелят. Танцуем, парни! Вадик, бей по ходовым!
«Семидесятка» ринулась по полю и закружила возле уцелевших «Мамонтов». Они стреляли по нахальной мошке, танк ополченцев бил в ответ, но никто из них не попадал. Пушка танка со стабилизатором в двух плоскостях не обеспечивала такой же меткости, как с места. Так продолжалось несколько минут. Бердник ощущал, как по спине бежит холодный пот. Броня их танка для болванок самоходок как бумага, и никакая динамическая защита их не спасет. У «Мамонтов» же уязвимых мест для их снарядов очень мало. Пока им удавалось маневрами сбивать прицел у самоходок, но долго так не выстоять. «Семидесятке» хватит и единственного попадания…
Но Бог сегодня был на стороне отважных или же сработали отработанные экипажем навыки, но Вадиму удалось сбить гусеницу у второго «Мамонта». Самоходка неуклюже развернулась на оставшейся и встала к танку боком.
– Костя! Прячемся за ней! – велел мехводу Бердник.
Но тот сообразил и сам. Танк подлетел к подбитому им «Мамонту» и скрылся от оставшейся самоходки. Командир ее, наверно, возмутился и повел свой «Мамонт» в обход подранка. Но не учел, что уступает в маневренности скоростному танку. Машина Бердника рванулась с места, и через несколько мгновений оказалась за кормой противника буквально в пяти метрах. Наводчик выстрелил, и подкалиберный снаряд, пробив броню, уничтожил двигательную установку самоходки. Второй поджег солярку в баке, и «Мамонт» запылал.
Увлекшись этой схваткой, экипаж поручика забыл о подбитой ими первой самоходке. А в ней следили за маневрами на поле боя и не упустили свой момент. Чуть довернув на уцелевшей гусенице, «Мамонт» выстрелил. По башне танка будто бы кувалдой засадили, а та кувалда была величиной с такую ж башню. Поручика оглушило и посекло лицо осколками брони. На миг он отрубился. Наводчика не зацепило, но легкую контузию он тоже получил. Хотя болванка самоходки всего лишь задела башню танка по касательной.
Второй ее снаряд мог стать смертельным, но мехвод сообразил мгновенно. Танк сдал
