Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс

С улицы слышатся сердитые голоса. Бойкий бросается к двери, но я осаживаю его:

— Сидеть!

— Отстань! — слышу я голос Веры. — С кем хочу, с тем и пью чай! Какое тебе дело?

Глеб что-то зло бросает ей в ответ.

Потом скрипят ступеньки.

— Вот! — входя, говорит Вера.

У нее в руках был мятый кулек. Она разворачивает его и гордо демонстрирует слипшиеся пряники. Сахарная глазурь с них облезла, обнажая пропеченное рыжее тесто.

Следом за Верой идет Глеб.

Я поднимаюсь ему навстречу и останавливаю в дверях.

— Ты куда?

— Сюда! — зло отвечает Глеб. — Что, нельзя?

— Тебе нельзя, — жестко говорю я. — Это мой дом, и я приглашаю в гости только тех, кого хочу видеть.

Глеб пытается еще что-то сказать.

Серко уловил перемену в моем настроении. Он поднимается с места, подходит к нам и негромко рычит, скаля желтые клыки.

— Иди отсюда, — советую я Глебу.

Он зло смотрит на меня, но не выдерживает и отводит взгляд.

— А вы что сидите? — спрашивает он товарищей, презрительно глядя на них через мое плечо. — Нового друга себе нашли?

Потом резко поворачивается и выходит.

Я треплю Серко по голове.

— Молодец. Иди на место.

Пес снова ложится возле печки, накрыв нос лапой.

— Мы, наверное, тоже пойдем, — нерешительно говорит Лена.

При этом она почему-то смотрит не на меня, а на Веру.

Вера не отвечает ей. Лена поднимается и идет вслед за Глебом.

— Да, мы пойдем, — кивает Дима. — Спасибо за чай, Андрей! Извините, что зажгли костер у вас на базе. Мы не подумали.

— Бывает, — улыбаюсь я.

Дима с Анютой тоже уходят, а Вера задерживается.

— Андрей, — тихо говорит она. — Я хотела спросить вас о Павле… Какой он?

— Хороший парень, — отвечаю я. — Надежный, веселый. Он вам понравился?

Вера неопределенно пожимает плечами и опускает голову.

— А он тоже живет в Черемуховке?

— Да.

— А сюда он приехать не собирался?

Она спрашивает это совсем тихо.

— Не знаю, — улыбаюсь я.

— Тогда… может быть, вы передадите ему мой номер телефона в Ленинграде? Вот, я записала.

Вера протягивает мне смятую бумажку.

— Конечно, передам, — киваю я, убирая бумажку в карман.

— Мы, наверное, все же задержимся на озере, — говорит Вера. — Глеб из принципа не уйдет отсюда.

— Он вам не нравится? — спрашиваю я.

— Нет.

Вера смешно морщит нос, но отвечает решительно.

— Он ухаживает за мной, и за Леной тоже. Представляете?

— Да, — киваю я. — Знаете, вам необязательно водить с ним дружбу.

— Знаю, — говорит Вера. — Просто мы учимся вместе. Глеб — староста группы.

— Случается.

Чтобы скрыть усмешку, я начинаю убирать со стола.

— Я пойду, — говорит Вера. — Спасибо вам, Андрей!

Я вместе с ней выхожу на крыльцо. Туристы уже собрались и ждут только Веру. Глеб демонстративно барабанит пальцами по грифу гитары, показывая свое нетерпение. Дима помогает Вере надеть рюкзак.

Они идут вдоль берега, к тому месту, откуда их вчера выгнал дождь. Я гляжу им вслед, а когда туристы скрываются за поворотом, свищу собакам.

— Идите гулять, псы!

Псы радостно рвутся на волю и со всех ног уносятся в лес. А я иду проверить лодку, которую спускал на воду Глеб.

Лодка наполовину вытащена на причал. Корма низко сидит в воде.

Я вытаскиваю ее до конца — одной рукой это делать неудобно. Но я перекидываю цепь через плечо и наваливаюсь на нее телом.

Лодка выползает из воды.

Я берусь за борт и переворачиваю ее. Смола с плоского днища содрана, из-под нее виднеются доски.

Все же, придется смолить лодку заново.

* * *

Охотники приехали под вечер.

К этому времени я уже успел заново ошкурить наждачной бумагой поврежденное дно лодки. Накрыл ее брезентом от возможного дождя. Досвистался собак и сварил им перловой каши, а себе — макароны с тушенкой. И даже поужинал, сидя прямо на берегу и любуясь темной водой озера.

После обеда поднялся небольшой ветер. Он разогнал облака, и из-за них выглянуло чистое небо. Даже солнце пару раз появлялось и исчезало.

Похоже, синоптики не ошиблись — на открытие охоты будет хорошая погода. Как и полагается на любой важный праздник.

* * *

Старый «ПАЗик», скрипя подвеской, съезжает с дороги. Подкатывает к навесу и останавливается возле моей машины.

Охотники высыпают наружу. Они весело переговариваются, тащат ружья и рюкзаки, набитые припасами, разминают затекшие за время долгой поездки ноги.

Их восемнадцать человек — куда больше, чем может вместить база.

Похоже, Тимофеев отправил ко мне всех желающих, не считая.

Я иду к ним.

Один из охотников узнает меня и с улыбкой идет навстречу. Я тоже помню его — Болотников, кажется, из Репино. Как его зовут?

Иван, вспоминаю я. А вот отчество вылетело из головы напрочь.

Зато я прекрасно помню, как он хотел забрать собак, когда они остались бесприютными после прежнего егеря. И ладно бы, собаки были нужны Болотникову для охоты. Нет, он их на шапки собирался пустить!

Любопытный Бойкий тоже подбегает к Болотникову. Обнюхивает его высокие сапоги, доверчиво тычется мордой в ладонь. Болотников треплет пса по холке и вдруг хватает за загривок, как будто проверяет густоту меха.

Меня захлестывает бешенство. Ладно, пес — он знать ничего не знает о человеческой подлости. Но я-то прекрасно понимаю, что за человек этот Болотников.

И чего это он вдруг приехал ко мне на охоту? Мало у охотничьего общества других баз?

— Здравствуйте, Андрей Иванович, — льстиво улыбается Болотников, показывая мелкие зубы. — А мы к вам на охоту, по старой памяти.

— По старой памяти? — не понимаю я.

— Ну, да. Я же сюда к Жмыхину каждую осень приезжал, забыли?

Жмыхин — это фамилия прежнего егеря. Он попался на продаже оружия, которое нашел в лесном немецком схроне после войны. Ну, и загремел надолго.

Жмыхин и меня пытался подставить — подбросил мне в дом гранату, чтобы отвести подозрение от себя. Гнилой был человек, нехороший.

И друзья у него немногим лучше.

— Да, теперь я вспомнил, — киваю я.

— Вы собачек-то продать не надумали? — спрашивает Болотников.

— Нет.

Я говорю это так резко, что Болотников пятится.

А я делаю шаг к нему.

— Напомните, как ваше имя-отчество?

— Иван Николаевич, — кося глазами, бормочет Болотников.

— Запомните, Иван Николаевич, мои собаки не продаются.

Я принюхиваюсь и чувствую сильный запах алкоголя.

— А почему от вас пахнет спиртным?

— Так в автобусе выпили за открытие охоты.

— Только вы, или кто-то еще?

— Компанией.

— Ясно, — киваю я и иду к остальным охотникам.

Они все с интересом смотрят на меня — обратили внимание на то, как резко я говорил с Болотниковым.

— Добрый вечер, — говорю я. — Меня зовут Андрей Иванович Синицын, я здешний егерь. Прошу всех сдать мне путевки.

Охотники послушно лезут в карманы, шуршат бланками охотничьих путевок. Я забираю бланки.

— Поставлю отметки и утром раздам обратно.

— Как утром? — непонимающе шумят охотники. — Почему утром?

— Потому что сегодня многие из вас в нетрезвом состоянии. Не скажу, что пьяные. Но ведь пили, так?

— Так праздник же! — возмущается кто-то.

— Понимаю, — говорю я. — И ничего не имею против. Но утром путевки получат только те, кто будет трезвым. Остальные могут отдыхать без стрельбы.

Охотники смущенно молчат. Пожилой водитель автобуса подходит ко мне.

— Андрей Иванович, можно тебя на минутку?

Мы с ним отходим в сторону.

— Неудобно получается, Андрей Иванович, — тихо говорит водитель. — Все же, открытие охоты. По традиции надо выпить. А тут — прямо комсомольская свадьба.

— Не перегибайте, — усмехаюсь я. — Выпейте, но в меру и с хорошей закуской. А потом ложитесь отдыхать. На рассвете я вас разбужу и выдам путевки.