Твоё настоящее лицо - Ярослав Маратович Васильев
Окончательно выбросить из головы приснившуюся ерунду помог терпкий запах роз. Лето уже заканчивалось, но мамины цветы на подоконниках ни с того ни с сего поднялись в рост, раскрывая один свежий бутон за другим. Полине этот запах не особо нравился, она его старалась проветривать – но сейчас цветочный аромат казался божественной амброзией, так непохож он был на вонь из сна. А ещё небо в просвет штор манило чистой прозрачной голубизной. Девушка рывком поднялась с кровати, где нечаянно задремала в середине дня. В два шага оказалась возле окна и отодвинула занавеси. Бабушка ворчала на каменные джунгли, а Полине всегда нравился городской пейзаж, открывавшийся с верхнего этажа высотки. Соседние девятиэтажки размером заметно уступали по высоте их «свечке», при этом и дома, и дворы летом красиво утопали в зелени вытянувшихся почти вровень с домами деревьев. А чуть подальше бежал по проспекту Комарова поток машин. Сверху всё выглядело игрушечным, точь-в-точь как на висевших повсюду рекламных плакатах конструктора «Подари ребёнку город».
Полина только-только успела набрать полную счастливую грудь воздуха, как в отдалении загрохотал гром – и это когда за окном до горизонта небо голубое и чистое. На самом деле гроза, наверное, просто подкрадывалась с обратной стороны дома. Но этот гром словно из ниоткуда мгновенно вернул липкую противность сна, из чьих склизких объятий Полина еле вырвалась.
«Она стояла в коридоре этажа, стараясь не сильно стучать зубами от холода. Воняло плесенью и затхлостью. Но ничего тухлого нос не улавливал – и это хорошо, ещё встретить стаю мутировавших крыс-падальщиков ей сейчас не хватало. За спиной выломанной дверью ощерился пустой проём в родную квартиру. Внутри всё было разбито, мебель разломана, на потолке пятно сажи. Положив тяжёлый мешок с пачками хотя и подёрнутой плесенью, но ещё вполне съедобной крупы, Полина осторожно выглянула сквозь коридорное окно наружу. Девятиэтажка, отделявшая её «свечку» и двор от улицы Перелёта, давно сгорела, часть перекрытий обрушилась, остальное тоже могло рухнуть в любой момент. Но кто-то достаточно отчаянный мог там устроить засаду. А у неё из оружия только плохой кухонный нож…
Тут со стороны проспекта Комарова грохнул взрыв и застучал тяжёлый пулемёт с бронетранспортёра: характерный звук ни с чем не перепутаешь. Полина метнулась обратно в квартиру, посмотреть в окно с обратной стороны дома. Так и есть. На свежем белом снегу чётко можно было различить и клубы дыма от горевшей солярки, и вспышки выстрелов. Кто-то рискнул напасть на военный патруль. Сегодня Полине повезло: если в сгоревшем доме засада – с ножом она отобьётся, а стрелять возможные грабители не рискнут. Военные на вертолётах сейчас, не раздумывая, всадят ракету или очередь по любой вспышке огнестрельного выстрела»…
Полина замотала головой. Бред. Морок. Вот он перед ней, город. Целый, зелёный, весёлый. Через пять дней начало нового учебного года, здравствуй школа и... Ну ладно. Не друзья, одноклассники. Всё равно, не с чего в голову лезть подобной ерунде. Причём настолько яркой и реалистичной, словно всё с ней происходило на самом деле. Даже запахи и звуки теперь каждый раз присутствовали. И ещё эта дурацкая тишина в квартире уже в реальности… Ну ладно бабушка, хоть и на пенсии, но дома сидеть отказывалась, а продолжала работать врачом. К тому же, по бабушке и не скажешь, что ей уже хорошо за семьдесят: все давали не больше пятидесяти. Зато раньше мама всегда брала перед первым сентября отпуск, проводить дочь в школу. Но в этом году всё иначе. Прошлой осенью, несмотря на сопротивление бабушки, почти сразу после Полининого дня рождения, мама ушла с постоянной работы и заявила, что ей надоело жить «полезно, правильно и по бабушкиной указке». Занялась своим хобби – флористикой – как основным делом. Бабушка ворчала ровно полгода, мол, сели все на её шею… Неожиданно дела у мамы пошли в гору. Теперь маму приглашали везде, расписание заказов на пару месяцев вперёд… Но, чтобы закрепиться в новой профессии, пока приходилось работать почти без выходных. Умом Полина всё понимала и соглашалась, а вот на душе тяжким грузом повисла обида и какой-то неприятный привкус одиночества.
Девушка попробовала и дальше заняться прежним делом – уборкой в квартире, посреди которой её и сморил сон. Но, перекладывая альбомы с фотографиями, случайно раскрыла один… И мгновенно же убедила себя его посмотреть, пока мама и бабушка не стоят над душой с комментариями и спорами. В альбоме хранились не только снимки предков с момента изобретения фотографии, но и переснятые копии с рисунков ещё лет за сто до этого. Не будучи дворянами, их род всё равно тщательно хранил память. И на всех девушках был её крестик: Полина даже специально его вынула из-под футболки и поставила перед собой зеркало, чтобы сравнить и проверить. Вот он, на металле приметная черта от правого верхнего в левый нижний угол. Каждой из предков крестик дарили в день совершеннолетия. И снимала его девушка, когда выходила замуж. Или, если как бабушка растила ребёнка одна, то снимала и передавала наследнице лишь когда дочери исполнялось шестнадцать лет.
Что-то в фотографиях было неправильно. Но что именно, Полина понять никак не могла, хотя вглядывалась очень внимательно. Снова загрохотали небеса, хлестнули по нервам, сразу стало тревожно и неуютно. Опять на ум назойливо начали возвращаться видения, как она – нет-нет, это было во сне – стояла и смотрела на свою разбитую квартиру. И тут вместе с очередным раскатом близкой грозы раздалась трель сотового телефона. Полина радостно его схватила и, не глядя на имя, нажала на экране зелёную кнопку «принять». Мгновенно девушка словно стала не одна, рядом появился пусть пока неизвестный, но ещё один человек. Ну а морок сгоревшего двора немедленно стал тем, кем и должен – призраком разбушевавшейся фантазии.
– Приветище, – голос Иришки был настолько жизнерадостный, что как будто выплёскивался в комнату и её заполнял. – Говорить можешь?
– Ага.
