Тори Файер - Твое имя — страсть

Тори Файер

Твое имя — страсть

Пролог

Профессор Мэрлок раскурил трубку, поблагодарил служанку за ужин и решительно направился в кабинет. Откладывать больше было нельзя: он дал себе слово сегодня же написать Семсам.

Конечно, профессор не сомневался, Моника давно сообщила родителям, как ее встретил их старый учитель и друг, описала в подробностях, как сдавала экзамены в университет и прочее, а все же правила приличия заставляли написать самому. Ведь именно его Анжелика и Фрэнк Семс просили позаботиться об их дочери. Ему и отчитываться.

«Дорогие Анжелика и Фрэнк!» — вывел он первую строчку и задумался. Позади него висела целая полка книг, на обложках которых стояло его имя, но то были научные труды, а сейчас Мэрлоку хотелось бы передать ту бурю эмоций, которую он пережил, когда в его кабинет вошла Моника. Для этого требовался талант литератора.

Как же описать то мгновение, когда он поднял глаза от бумаг и увидел перед собой… Анжелику? Не нынешнюю, с которой недавно встречался на симпозиуме в Париже, а ту, что была его любимой ученицей тридцать лет назад, на секунду показалось, что время вернулось вспять, а прошедшие годы всего лишь приснились. Кажется, он даже успел подумать, что она как всегда пришла на семинар раньше всех, аккуратная девочка… И тут опомнился. Моника была удивительным повторением матери, во всяком случае, внешне. Правда, в последующие две недели, пока она жила в его доме, он с радостью убедился, что девушка переняла и все лучшие черты характера Анжелики.

Мэрлок улыбнулся, вздохнул и написал следующую фразу: «Моника, как вы, должно быть, уже знаете, добралась благополучно, встретились мы хорошо…»

Еще бы! С ее матерью он тоже всегда встречался хорошо — обычно это превращалось в праздничное свидание с юностью. Они словно не замечали, как постарели и поседели, как потускнели у них глаза. Уже через пять минут после бурных приветствий и дружеских поцелуев Анжелика, ныне сама профессор, превращалась в его прилежную ученицу, а он — в ее мэтра. Она слушала Мэрлока, затаив дыхание, а он по праву старшего — и разница всего-то семь лет! — начинал ей покровительствовать. Странно, но где-то в глубине души в такие моменты всегда оживала так и оставшаяся невысказанной его тайная влюбленность в ту изящную девочку с платиновыми волосами и невыразимо красивыми глазами. И почему он тогда считал для себя невозможным влюбиться в нее открыто, завести роман, наконец, жениться? Возможно, Моника сейчас была бы их дочерью…

«Ваша дочка прелестна…»— изложил он свои размышления тремя словами.

Прелестна-то она прелестна, вдруг разозлился Мэрлок, но что эти фанатики-ученые сотворили со своим чадом?! Теперь эта почти двадцатилетняя девица напичкана всевозможными знаниями и иностранными языками, но совершенно не приспособлена для жизни в жестком современном цивилизованном мире. Слава Богу, подумал профессор, там, куда он устроил ее поработать до начала занятий в университете, вряд ли появится какой-нибудь хлыщ, которому вздумается вскружить ей голову. А с осени в университете он сам над ней возьмет шефство…

«Она потрясла нашу профессуру своей подготовкой, возможно, ей даже нечего делать на первом курсе. Но этот вопрос мы еще обсудим…»

Мэрлок перечитал написанное. Письмо получилось сухим, вроде отписки.

Недовольный, он порвал лист и решил, что напишет в другой раз, когда будет иное настроение.

1

Выскочив из пропыленного, видавшего виды пикапа, Стивен Диксон потянулся, закинул мощные руки за голову и с наслаждением подставил лицо полуденному солнцу. В Оклахоме было слишком знойно. Ему гораздо больше нравилась здешняя горная жара, смягченная высотой и ветром, который нес с собой запах хвои. Воздух был чист, кристально ясен, а речушка, вьющаяся поблизости, сверкала густой холодной синевой.

Он добирался долго. Сначала летел «Боингом» до Денвера, оттуда — собственным самолетом. Этот предмет роскоши ему был необходим, чтобы одним махом появляться перед отцом и так же исчезать из его жизни. От аэродрома около двух часов ехал по ухабистым дорогам, радуясь каждому дюйму негладкого пути, потому что уносился все дальше и дальше от отца, которого очень любил, но общения с которым долго не выдерживал. И вот наконец-то дома! — А все-таки оно того стоило! — сказал Стив сам себе вслух, расстегивая городскую рубашку. — Этот ангусский бык — то, что надо, для моего стада!

К сожалению, пришлось потратить целых две недели, чтобы его заполучить. Джон Диксон-второй поставил условие — быка сын заберет только в том случае, если женится. Нелегко Стиву было убедить старика, что ни одна из оклахомских красоток ему не по душе. Но как только до отца это дошло, переговоры завершились успешно.

Прикрыв глаза, Стив постоял несколько минут в распахнутой рубашке, погружаясь в мир и покой, которые всегда ощущал на своей земле. Долгими выдались эти две недели. Отцу только стукнуло шестьдесят. Разговор о внуках, которые могли бы продолжить его род, он заводил по шесть раз в час. Даже сестра, верный союзник, и та ласково сообщила, что привезёт на бал, который Стив всегда устраивал на своем ранчо в конце лета, совершенно особенную девушку. На слова сестры он не обратил внимания, но не мог же не видеть этот нескончаемый поток влажногубых девиц и успешно разведенных дамочек, которые мелькали все это время перед ним и прямо тряслись от нетерпения запустить свои безупречно наманикюренные коготки в чековую книжку Диксонов.

Стив сардонически ухмыльнулся. Теперь дома, вне досягаемости охотниц за богатством, можно и посмеяться над их жадностью, поблагодарить Бога за каждый миг свободы. Он выдернул полы рубашки из брюк и, не коснувшись ни единой из трех ступенек, грациозно вскочил на крыльцо.

С тех пор как в двадцать один год Стив получил в наследство от матери ранчо, он проводил время в рытье ям под столбы, рубке деревьев и многомильных верховых прогулках. Физический труд отлично развил его тело. А кошачья гибкость и игра мышц под загорелой кожей притянули не один девичий взгляд. Однако сам он не считал свою наружность причиной, заставлявшей особ противоположного пола выстраиваться к нему в очередь. Он достаточно насмотрелся, как отец и младший брат не раз становились добычей алчных женщин, поэтому был убежден, что и сам им интересен только из-за денег. А такие подружки ему были не нужны.

Войдя в дом, Стив сразу понял, что там кто-то есть. Вместо свежего воздуха в помещении витал запах духов. И точно! Обернувшись, увидел в столовой женщину. Она выдвинула ящик буфета и внимательно рассматривала его содержимое.