Опаньки! Нецензурный роман. Часть первая - Август Котляр
— Ну ладно, ладно, я пошёл на работу, детей учить пора! Разумному, доброму, вечному!
Грузное тело свалилось вниз.
Эпизод первый.
Помятая и потасканная, но всё ещё роскошная женщина, мама Красной Шапочки, печёт пирожки на кухне Gullo. Рядом на столе в корзинке сидят премиленькие котята. Маму зовут герцогиня Франсуаза де Монморанси дю Плесси. Франсуаза достаёт котят по одному, бьёт по загривку монтировкой, подвешивает на крючок на раковиной, делает надрезы на задних лапках и чулком сдирает шкурки. Шкурки летят в тазик, а сами тушки ложатся на стол, где филейный ножом отделяет мясо от костей. Мякоть бросается в мясорубку Miele, окуда выходит изумительный кровавый фарш. Потом слегка обжаривает фарш, добавляя стружку из чёрных трюфелей и немного винца Batard-Montrachet. Время от времени сама отхлебывает из этой бутылки, запивая вином коктейль “Зелёная фея на стероидах”. Это её изобретение: в зелёный абсент, настоянный ещё дополнительно на эстрагоне, лаванде и гвоздике, капается немного Ангостуры, вливается зелёный дынный ликёр Midori, выдавливается долька лайма, трясётся в шейкере, выливается в стакан Хайбол со льдом, заливается энергетиком, сверху кидается свежесрезанная спиралькой лаймовая корочка. На стоящей рядом серебряной тарелке лежат пустые раковины от жирондских устриц, лимонные корки, среди них дымятся сразу две сигареты — французский Галуаз и японский Мёбиус. Франсуаза затягивается то одной, то другой. Весь стол в крови, из невидимых динамиков играет Гриша Соколов, Французская увертюра Баха.
— Григорий, блядь, куда ты так торопишься, на хуй? Кто так, блядь, играет, на хуй, Баха? Сири! Сири, блядь! Рихтер ре минор, на хуй!
Сири послушно включает Рихтера.
— О, блядь, другое, на хуй, дело!
Герцогиня ценила только русскую фортепианную школу: Левина, Рахманинова, Софроницкого, Гилельса, Рихтера и Григория Соколова. Сама она тоже музицировала, считая своё исполнение “Гольдберг-вариаций” выше всяких похвал; однако она предпочитала их исполнять на клавесине Neupert, а не на своём концерном Бехштейне из вавоны.
Котята мяукают, но не особо жалобно. Так, для проформы. Их мяуканье навевало одну их самых любимых Франсуазой композиций — “Нежные вздохи” Рамо. Пирожки получаются маленькие, тесто бездрожжевой, непышное. Их мало, но запах божественный: мясо молочных котят похоже на мясо молочных крольчат. Ободранные тушки Франсуаза перемалывает в гильотине для измельчения костей и скармливает обвалку огромному мастифу, сидящему рядом. Он заискивающе заглядывает хозяйке в глаза.
— Потом, милый, мамочка тоже любит тебя, но только потом, когда дома никого не будет, — Франсуаза нежно чмокает псинку в носик. Пёс пускает слюни и виляет задницей.
На кухню входит папаша. Его седая щетина, двухнедельный муш, выкрашена в синий цвет.
— Доброе утро, Ваша Светлость, — приветствует он Франсуазу.
— И тебе, блядь, того же, тем же концом, сука, в то же отверстие, Ваше, блядь, Сиятельство, — герцогиня дю Плесси делает полуиздевательский книксен с полупоклоном, и пукает, — О, душа радуется!
— Смотри, не обосрись от счастья. Отраву кошеваришь?
— Нашей, блядь, бабушке пирожки, на хуй. Желаете похмелиться, господин, блядь, барон? Что будете пить? Шато д'Икем или сделать тебе, блядь, Манхэттен, на хуй?
— Вы очень любезны, сударыня. Лучше Кровавую Мэри. Только плесни туда табаски. На Серой Гусочке сделай, любовь моя, она помягче. А почему шкурки не выбрасываешь?
— Перчатки свои, блядь, лайковые, утеплять буду, на хуй. Лучше кошек, блядь, меха нету, на хуй. В тапки на стельки тоже заебись. Ты зачем ебало, блядь, синькой вымазал, хуй моржовый? Чтоб у меня там всё было как у птицы счастья?
— Так сегодня ж юбилей! Забыл точно, чей именно. Но лет шестьсот тому, в этот чудесный день, мой пра-пра-пра-ёб-твою-мать-пращур был задушен и сожжён за невинные шалости. Которых он не совершал. В память о покойном я покрасил бороду в синий цвет.
— Ах! Я, блядь, забыла! Ты ж у нас Жиль де Ре, двадцать первый барон Монморанси-Лавалей, на хуй. Простите, блядь, господин барон, великодушно, свою двоюродную сестричку, которую вы ебёте в хвост и в гриву, на хуй.
— Нам с вами, герцогиня, забывать такое непростительно, ведь мы оба носим славную фамилию Монморанси.
— Хуйси! Кого это, блядь, ебёт в двадцать первом веке? Ты, блядь, на хуя ребёнка разбудил, членистоногий? Ей, блядь, бабушке нашей ебаной пирожки нести, на хуй. А она уставши, недоспавши, непосрамши, малышка моя сладкая.
— Пусть несёт. И пусть побудет со старой каргой. Ей не мешало бы хороший манер набраться. А то ведёт себя как хабалка. Просто, прости великодушно за выражение, опизденела дочурка твоя.
— А где ей, блядь, хороший манер было набраться, на хуй? С тобой, блядь, что ли? Я её воспитываю, блядь, как фрейлину, на хуй, а ты своими, блядь, выходками, портишь мне, сучара, хорошую, ёб твою мать, девочку, на хуй.
— Я и говорю. Бабка наша хоть и из Бурбонов, но ещё помнит обхождение!
— Каких, блядь, Бурбонов, на хуй? Ты что, намекаешь, что она из испанских, блядь, Бурбонов, этих деревенских колхозников, блядь, на хуй?! Ты мне, пизда синюшяя, таких вещей не говори! Она, блядь, из Валуа, она континентальную блокаду пережила, у неё чердак, блядь, съехал, на хуй! В ней, ебать, течёт кровь настоящих Капетингов, Валуа и де Гизов, это настоящая, блядь, Франция, на хуй! А Бурбоны эти испанские — ёбань ёбаная, выскочки, высерки чёртовы, блядь, на хуй. Где ты в Испании видел породу? Эта ёбнутая на всю голову Альба, старая пизда? Ты нашу бабку не слушай, она тебе, блядь, скажет, что она вообще сраная Богарне, на хуй! Имей, блядь, уважение к старости.
— Это вы чего-то гоните, Ваша Светлость! Блокада при Бонапарте была, она ещё не такая старая.
— Кто, блядь, не старая? Бабка, на хуй, наша? Да ей триста лет, Ваше мудацкое Сиятельство.
— Ты опять грибами баловалась? Ты что несёшь?
Жиль машет рукой, спорить он больше не намерен. Франсуаза мешает ему коктейль, подаёт в бокале Lalique на серебряном блюдце Christofle. И начинает складывать пирожки в корзинку Hermes для пикников, где уже не осталось ни одного котёнка.
— Ваше Сиятельство…
— Вообще-то я Высочество, хам трамвайный!
— Ваша Светлость, из корзины кошачьими ссаками тянет. Сударыня, простите мою назойливость, но, может, вот эту положите камчатную салфеточку с золотыми лилиями для старой княгини?
— Перетопчется, блядь, карга старая, на хуй! В пизду на неё добро, блядь, королевское переводить. У неё Альцгеймер, блядь, в прогрессе. Куртуазности ни хуя не сечёт, сука ржавая, блядь, на хуй. Хоть бы спасибо ребёнку сказала, тварь. Ей, сучке драной, теперь всё не так. Ебло будет воротить, рамсить, права качать. Ребёночку нашему, блядь, кровь сворачивать, на хуй. Хоть бы колечко
