Опаньки! Нецензурный роман. Часть первая - Август Котляр
А вот, допустим, Господь Бог, вот где Он? Какова его природа? Откуда он взялся? Говорить о предвечности и предсущности я не в состоянии, потому что это за границами не только моего понимания, но даже Гриши Перельмана и дохлого урода Стивена Хокинга. Вселенная не может как ни иметь границ, потому что всё ограничено и конечно, так и не может их иметь, потому что какая же это Вселенная, если она ограничена и конечна? Как решить этот парадокс, я не знаю. Обосранному и облёванному инсультнику это решать на неопохмелённую голову… Но логика в моём рассуждении есть. Логика есть в обоих рассуждениях. А если попытаться ввести третью логику? Какой она могла бы быть?”
Савва от перенапряжения мысли смог пошевелить парализованной рукой.
* * *
Пришла Красная Шапочка, голая, в фартуке, принесла Дайкири и Мохито. Савва посмотрел на Дайкири, посмотрел на Мохито, сглотнул и сказал:
— Иди погуляй. Я думаю….
Красная Шапочка дематериализовалась, оставив лёгкий флер удового дерева от Тома Форда. Дайкири и Мохито стояли перед ним на полу.
Савва попил Мохито через трубочку, облился, разозлился, успокоился. Закрыл глаза и стал думать дальше.
“Что мы знаем о Господе Боге? Что-то из Торы, что-то из опытов неистовых еврейских пророков и просто от энтузиастов духовных упражнений. Равно как и практиков духовных испражнений. Наша иудео-христианская цивилизация знает о Боге лишь то, что ему самому было благоугодно о себе рассказать третьим лицам. Или на домыслах и фантазиях, именуемых откровениями. Наше знание и представление о главной вещи или персоне во Вселенной основывается на показаниях других людей, живших в незапамятные времена. Верить ли им? Эти все сведения, переданные нам из глубины веков, называются у следаков ёмко и смачно — «с чужих слов записано верно». Насколько верно? Или насколько неверно? Это всё непроверяемо, индивидуальный духовный опыт не подлежит перепроверке сторонними независимыми наблюдателями, равно как и не воспроизводится при экспериментах.
Что говорит мой личный опыт богоискательства? Ничего. Ходил в синагогу, корпел в колеле над Торой, наматывал тфилин, читал Сидур с выражением, скучал отчаянно. Ходил по церквям. По разным. Суть везде одна — только верь, и будет тебе счастье. Но в Торе нет такого понятия как счастье. Это засада. Это как-то не то, что я хотел там найти. А что я искал? Смысл. Смысл жизни и смысл своего существования. Нашёл? Не нашёл. Острота вопроса с годами затупилась, вместе с ослаблением потенции и умственных способностей. А вот смысла не нашёл. Удовлетворился пошлым самоудовлетворением, духовной судохрочкой. Дескать, смысл в том, чтобы просто жить, не заморачиваясь, оставляя после себя добро. Добро во всех смыслах. Только вот потомки любому добру предпочитают наличные деньги.
Может, я шизофреник? Тихий такой шиз, сильно пьющий, не агрессивный, без маниакальных идей. Почему я во всём сомневаюсь? Счастливы люди, верящие во что-то безоговорочно, без сомнений, у них чёткая система, им всё ясненько, всё понятненько. У них есть ось абсцисс и ось ординат. Они знают, где находятся по жизни: дескать, мне 50 лет, я зампред банка, у меня жена, двое детей, любовница, две машины, две квартиры, загородный дом, дача на Волге, студия в Сан-Ремо. Всё неплохо, я в порядке. А у меня картина мира и и самооценка плывёт вместе с моим подтекающим чердаком. Картина у меня постоянно меняется, как пазлы. Но не такие, как у детей с бумажными картинками, а как калейдоскопические. Будто на картинках постоянно меняются изображения фрагментов, равно как и сама общая картина тоже постоянно меняется. И вроде бы Вселенная одна, а мировоззрение моё течёт и изменяется. Может, Вселенных много, каждое утро я просыпаюсь в разных? Может, я сейчас усну, а проснусь здоровым, где-нибудь в Монако, а эта обосранная реальность мне покажется сном? Не сон ли это? Ущипнуть себя?”
Савва ущипнул себя за то, что было ближе — за член. Но ничего не почувствовал. Он испугался, и стал себя похлопывать по промежности. Гениталий не было, ни члена, ни мошонки. От ужаса он закричал: “Господи! Господи!” Сознание, покидая тело, услышало громкий зычный голос, будто усиленный невидимой концертной аппаратурой: “Тут Я!”
Конец первой части.
