Наследство Ушедших (СИ) - Артемьев Роман Г.

В Обители нас ждали. Дежурный служка (кандидат в старцы, проходящий ученичество и выполняющий поручения руководства), стоило представиться, проводил нас в светелку, куда спустя малое время подошел вызванный мастер. Звали его Волк, и термин «тихушник» не подходил ему совершенно. Старец был высоким, громким, улыбчивым, с мощными жилистыми руками и короткой борцовской стрижкой.

Думаю, при желании он мог бы разговорить и каменную статую.

— То, что мысли путаются, это ерунда, — объяснял Волк после осмотра. — Вовсе мог месяц или год прошлого забыть. Нашли бы тебя на улице, беспамятного, и никаких следов. Да ты вообще везунчик, отрок! Сам посуди: когда ты в ворота входил, на заднем дворе те двое, что ворота поначалу караулили, в кузнецов дом залезшего молодца вязали. Тот к Ждановой внучке тайком пробраться думал, люба она ему, вертихвостка. Поэтому тебя при входе кистенем в лоб не встретили. Далее, поморочник на помощников надеялся и по сторонам особо не смотрел. Ты его врасплох застал. Он к тому времени почти всю семью обработал, устал, силенок у него не особо много осталось. Ну и не ожидал он, что обычный отрок в него под мороком Заморозкой кинет! Лепестком ещё куда ни шло, а вот Заморозку — точно не ждал! Расслабился, подошел поближе… Нет, ты не думай, я твоей заслуги не умаляю, но всё же любит тебя удача!

Да я, в общем-то, и сам понимал, что повезло.

— Откуда он взялся? — мрачно спросил Милорад.

— Сами хотим знать. Сильных поморочников мало, они все на слуху, а этого опознать не можем. Сейчас тело вскрывают, попробуем по сплетению определить, в каких краях учился и какой школе принадлежал. Жаль, тулово насквозь проморозило.

— А что он с семьёй Ждана делал? — спросил я.

Отрок не должен влезать в разговор старших, но сейчас меня наказывать, вроде, не за что. Со мной ведь уже разговаривают, и я никого не перебиваю, не хамлю, веду себя почтительно. В иной ситуации дядя бы мигом оплеуху отвесил.

— Ничего особенного, просто агрессию повышал. До конца дела не довел, поэтому против кого, мы не знаем.

— Так тоже можно?

— От многого зависит, — стал серьёзным Волк. — Кто морок накладывает, насколько развито сплетение у жертвы, какова у неё сила воли, в каких условиях приходится работать. Интересно стало?

— Не хочу чувствовать себя беззащитным, — честно признался, не видя смысла таиться.

— Тоже верно. — Старец задумался, посмотрел на меня с прищуром, кивнул своим мыслям и пододвинул ближе письменный набор, стоявший на столе. — Вот что сделаем. Раз уж ты у нас отличился, будем считать, тебе положена награда. За храбрость в бою. Держи, — он протянул исписанный крупным почерком лист. — С этим тебя пропустят ко мне на занятия. Послушаешь, как мороки замечать, как с ними бороться, ну и самому как накладывать, не без того.

Милорад не возражал, поэтому и я не стал отказываться. Встав, с поклоном принял пропуск и витиевато поблагодарил за оказанную честь. Мы ещё немного поговорили, старец рассказал, когда и куда приходить на занятия, снова заверил, что у меня с мозгами всё хорошо и деликатно выпроводил восвояси. Мы не сопротивлялись, потому что своих дел хватало.

Уже дома, вечером, дядя выразился в том духе, что Волк непрост. Да по одному имени понятно, что не прост! Звериные имена — Волк, Рысь, Белка и другие — дают в семьях не самого высокого статуса, проще говоря, бедняков. Точно так же только князья носят двухсложные, включающие слоги — слав и — влад. Формального запрета нет, просто если боярин назовет сына Владиславом, то это — заявка, которую надо подтверждать.

Чтобы выходец из бедной семьи достиг положения старца в Обители, он должен обладать незаурядными способностями. В первую очередь — интеллектуальными. Так что Волка я не собирался недооценивать.

По сравнению со средневековьем моего прошлого мира, в этом поразительно доступны знания. У нас века до восемнадцатого-девятнадцатого, в России и до двадцатого, возможность получить образование служила маркером принадлежности к высшему классу, исключения редки. Речь не о том, чтобы выучиться читать-писать, базовая грамотность при желании и крестьянам была доступна, не из самых бедных, разумеется. Я говорю о латыни, поэзии, исторических хрониках и геометрии, то есть всему тому, что давалось либо нанятыми учителями, либо зачитывалось в относительно немногочисленных университетах. Здесь ситуация совершенно иная, основами истории, географии, биологии, математики и химии владеют вообще все. Да, на самом примитивном уровне, но — все!

Причин я вижу две. Во-первых, у здешнего общества значительно больше ресурсов. Парадоксальная ситуация. Высокая смертность и враждебная природа не мешают крестьянам собирать огромные урожаи, обеспечивая пропитанием как себя, так и остальных жителей княжеств. Правда, с логистикой постоянные сложности, отсюда большое количество мелких городков со сравнительно небольшим населением. Урожай ржи сам-восемь без проблем деревенские обеспечивают собственными силами, в хороший год земля родит сам-пятнадцать, если же погода плохая, то приглашают старца из Обители Лесного Князи или Синеокого. Голода (массового) не бывает. К тому же еда разнообразная, кроме хлеба много видов овощей и фруктов с широкой палитрой вкусов. Несколько хуже обстоят дела с мясом и молочкой. Не в том плане, что их мало, просто местные коровы и внешне отличаются от привычных мне, и молоко у них немного другое, больше на козье похожее. Курицы здорово смахивают на павлинов, только без хвоста, несутся серыми в черную крапинку яйцами.

Во-вторых, религиозная подоплека. Обители рассматривают распространение знаний как исполнение воли Ушедших Богов, а народ здесь чрезвычайно религиозен. Сложно сомневаться, когда постулаты религии подтверждаются на каждом шагу. Отсюда стремление старцев не столько к проповеди, сколько к обучению молодежи, отсюда же колоссальное уважение к учителям и просто мастерам, воспитавшим достойных учеников.

Также следует упомянуть о большом количестве источников знаний. Род неразрывно связан со своим столом — хранилищем информации и показателем статуса, практически неразрушимым артефактом, являющимся величайшей ценностью и святыней. Родов много, как следствие, столов тоже. Сведения многократно дублируются и распространяются, при невозможности получить их из одного источника на помощь сразу приходит другой. Монополии нет, установить её невозможно.

Интересный момент, многое говорящий о людях. Исторические хроники пишут на бумаге! Дело в том, что информацию, попавшую в стол, полностью стереть нельзя. С корректировкой возникают сложности, а удалить окончательно — никак. Поэтому, после ряда неприятных для всех участвовавших сторон событий, было принято негласное решение летописи вести на бумаге. Чтобы переписать при изменении политической конъюнктуры было реально. Насколько мне известно, эта практика поддерживается во всех странах мира.

Моё желание учиться сначала у Князя, потом у Синеокого, принципиальных возражений от родни не встретило. Они не понимали, зачем сразу у двух в малом возрасте, но само желание учиться одобряли. Старшие были бы недовольны, окажись я теоретиком, склонным сидеть в уютной светелке, зарывшись в бумаги — здесь очень плохо относятся к тем, кто много говорит и мало делает. Таких считают пустыми людишками. Однако в лес я ходил, на чудищ вместе со всеми охотился, тренировок, пусть и без радости, не избегал, так что претензий ко мне не было.

Известие о том, что я теперь ещё и к Короткому Шагу хожу, вызвало небольшой поток шуточек и не более. Причину все прекрасно понимали и одобряли. Надо сказать, вся эта история наделала много шума, потому что в массовом сознании мороки ассоциировались с чем-то колдовским, потусторонним, отсюда проявляемый к ним интерес.

Наставником Волк оказался отменным. Объяснял просто, доступно, приводил жизненные примеры, с удовольствием отвечал на вопросы и поощрял их задавать. Когда я после первого занятия подошел к нему и попросил кое-что пояснить (группа из пяти человек училась уже месяц и, естественно, ушла вперед) он не только уделил почти час своего времени, но и записку написал с перечислением тем, которые надо изучить.