Перелетная птица 2 (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич
– Прекрасная мысль!
– Договоримся с французами, чтобы эти части и соединения ставились на острие удара при прорывах. Без всякого сомнения, у лягушатников тоже имеются субъекты, подлежащие утилизации.
– Учту.
– И наконец, флот. Я желаю, чтобы флот разработал и осуществил операцию по захвату Гамбурга, датских проливов или Кильского канала, это совершенно неважно. Главное чтобы как можно больше дорогостоящих, и как выяснилось, опасных для монархии игрушек, ушло в этот костёр. У вас найдутся люди, способные поддерживать планируемое сражение до логического конца?
– Да, сир, имеются. Кстати я вспомнил: мой агент сообщал, что ирландские фении злоумышляют против молодого герцога Мальборо.
– Надо же какие они злобные негодяи! Что же, погибнуть во славу Британии от рук террористов с зелёного острова намного лучше, чем быть обезглавленным на площади. К тому же у злодеев нет, и не предвидится никаких проблем с родственниками, влиятельными друзьями и судейскими крючкотворами.
***
Воздушное наступление началось строго в намеченное время. В вылете участвовали все исправные самолёты, включая и истребители, несущие хотя бы по паре среднекалиберных бомб.
Первый удар нанесли по Урумчи, где расположены важнейшие центры управления всей четырёхсоттысячной группировки: штаб с его многочисленными службами, станции телеграфа, телефона и радио. В ближних пригородах были сосредоточены и запасы, доставленные от побережья в глубину материка. Крайне удачным обстоятельством оказалось то, что во время самого первого налёта два бомбовоза разгрузились на дворец китайского наместника, где как раз происходила символическая церемония передача тяжёлого вооружения и снаряжения китайской армии.
В большом зале находился британский фельдмаршал со своим штабом, китайский наместник в Уйгурии и множество представителей местной знати. Всех вместе и погребло под обломками.
Детальные планы отступления, применительно к каждому полку и отдельному батальону были доведены заранее, и подготовка проведена. Поэтому получив из штаба дивизии сообщение, что главнокомандующий со своим штабом переселился в край вечной охоты, командиры полков не сговариваясь, стали отдавать приказы на выдвижение, благо русская авиация бомбила оставшиеся склады с боеприпасами и топливом, а на солдат и офицеров внимания практически не обращала. Почти. Потому что в тех случаях, когда кто-то начинал стрелять по самолётам, прилетала целая куча его товарищей и утюжила это место на совесть, и тогда уж прилетало остальным. Естественно, всех слишком активных стрелков урезонивали сослуживцы, вплоть до летального исхода.
Передовые части двигались совершенно свободно, разве что у них с самого начала выбили всю автомобильную технику, и она теперь в виду обгорелых остовов валялась вдоль дорог. Арьергард подбадривали при помощи бомб: если лагерь стоял дольше десяти часов, с одиночного самолёта прилетала пустая бетонная бомба. Если предупреждению не вняли, появлялась дюжина бомбовозов, высыпавшая на лагерь такие же бетонные бомбы, только уже набитые древесной мякотью, пропитанной жидким кислородом. Мало кому удавалось выжить после таких взбадриваний, поэтому получив первое предупреждений служивые развивали максимально возможную скорость, и некоторые даже достигли авангарда армии.
Но здесь произошла серьёзная накладка: когда передовые части достигли Дабанчэна, русские самолёты разбомбили дороги к перевалу на горной цепи, преграждающей дальнейший путь. Более того: разведывательные самолёты теперь находились в воздухе почти постоянно, и если кто-то пытался организовать работы по восстановлению дороги, их наказывали. Тут же прилетали бомбовозы и высыпали новые тонны оксиликвитов, упакованных в железобетонную скорлупу.
Три офицера сидели на складных стульчиках у сборного стола и наблюдали, как километр дороги, восстановленный отчаянными усилиями двух батальонов, из полки на горном склоне превращается в крутой склон. В процессе этого превращения с камнями смешивались ещё и полторы тысячи человек, но это неизбежные потери. Вот самолёты разомкнули круг, разобрались тройками и улетели на север.
– Тёплая выпивка на жаре. Что может быть хуже? – злобно проскрипел старший по званию, майор с эмблемами сапёра.
– Хуже только отсутствие даже такой выпивки. – парировал лейтенант-артиллерист – Джентльмены, кто мне скажет, есть ли проход через перевал для одиночной группы?
– И какой смысл переться через перевал, когда впереди очередной перевал, и он тоже только для отчаянных одиночек? – вступил в разговор капитан-пехотинец – вы же сами не раз видели, что бомбардировочные эскадрильи пролетают над нами туда, к Ламцзиню. А между нами ещё Турфан с его адской жарой и где нет ни капли влаги. Здесь, по крайней мере, нет дефицита воды.
– Одиночной группе нет смысла идти через перевал. – угрюмо сказал майор – Русские объявили местным о премии за поимку офицеров. Солдат они не покупают, а офицеры зачем-то нужны.
– Забавно. – сказал капитан – Впрочем, это лучше чем плата за уши или скальпы.
– На скальпах не бывает знаков различия. – пояснил майор – Переодеваться в одежду рядовых бессмысленно. Туземцы их попросту режут.
– Русские грязные и жестокие сволочи! – гневно провозгласил лейтенант – Как можно приучать к такой жестокости?
– При чём тут русские? – удивился майор – Они просто не покупают рядовых, поскольку они не нужны. А резать приучили мы. Это мы объявили плату за дезертиров, причём за отрезанную голову вдвое больше чем за живого.
– Это всё второстепенные детали. – вздохнул капитан – Джентльмены, мы с вами сидим в большом концентрационном лагере, и одно только хорошо: здесь имеется вода. Она солоноватая, зато её много. Но я хочу выбраться отсюда, достичь своих.
– И что вам это даст? – скривился майор – За оставление своей части без официального приказа вас оштрафуют, а могут и понизить в чине. А потом отправят в Индию, в ту армию, что выдвигается в Афганистан, или в ту, что выгружается в Вэйхайвэе. Если по дороге из Гонконга ваш пароход не торпедирует японская субмарина, то потом вас поставят командовать штрафной ротой и засунут в самое пекло.
– Для роты я не вышел чином. – буркнул лейтенант.
– Значит дадут взвод в той роте. – утешил его майор.
– Что же вы предлагаете? – спросил капитан.
– Не знаю. Я слышал, что русские предлагают пленным, имеющим ценные специальности, идти работать на них.
– Хм… Воевать в рядах их армии?
– Для такого предложения они недостаточно сумасшедшие. Работать в глубоком тылу.
– И какая у вас есть ценная невоенная специальность?
– Да хотя бы инженер-дорожник. Я же сапёр широкого профиля.
– И верно. – усмехнулся капитан – Я тоже могу вспомнить свой колледж и как правильно обрабатывать резанием металлы. А вы, лейтенант, чем можете заинтересовать русских?
– В колледже я учился точному литью, но не доучился. Папаша уговорил отправиться зарабатывать лёгкие деньги. Так что я окончил курсы, сдал экзамены и теперь торчу в этой проклятой дыре. Я ведь даже не успел толком ознакомиться со своим личным составом: отправился получать снаряжение, а тем временем русские разбомбили мой взвод, да и от батальона почти ничего не осталось.
– И что же со снаряжением?
– Так и валяется к северу от Урумчи, если конечно туземцы не прибрали.
– Да уж. Джигиты ребята хозяйственные. – покачал седеющей головой майор – Так что мы решим?
– По мне, так у нас нет выбора. – отозвался капитан – Я иду в плен и вербуюсь по специальности.
– Соглашусь. – поддержал его лейтенант – Так мы и выживем, и не останемся в накладе.
– Осталось дождаться, когда русские начнут переговоры об условиях нашей капитуляции.
Майор ошибся, впрочем, не критично.
Никто не собирался вести переговоры с необозримым человеческим стадом. Просто в один прекрасный день над армией, разгромленной без единого сражения, стали летать самолёты, сбрасывая листовки, в которых предписывалось снять все флаги, а вместо них вывесить белые полотнища, означающие капитуляцию. Рядом, на ровной поверхности, следовало написать чёрной краской номер своего подразделения и части. На выполнение давалась ночь. А утром в небе появились бомбовозы, и стали разгружаться на упрямцев, которые либо не убрали британский флаг, либо не вывесили белый. Спустя каких-то три часа и дивизию, превращённую в рагу, раскиданное по большой площади, белые флаги вывесили все.
